Гнев - Александр Хамадан

Все это было задумано очень просто и ясно. Но кое-что все же беспокоило молодого командира Суна. Прежде всего, он боялся просчета. В артиллерийском деле точный расчет решает все. Сун не мог похвастать большим опытом в этой области: три месяца на ускоренных курсах и всего четыре месяца боевой практики. Однако ясный ум и практическая сметка вели Суна по правильному пути. Он всей душой полюбил свою новую специальность артиллериста и постепенно забывал о том, что всего лишь полгода назад готовился к получению диплома инженера. И вот теперь технические знания необычайно помогли ему. Еще кое-что беспокоило его. Все четыре орудия его батареи были разных систем: от современной скорострельной пушки до гаубицы образца 1915 года! Это тоже было следствием неподготовленности страны к войне и внезапности вражеского нападения.

Командирский наблюдательный пункт был готов. Хорошо замаскировав, установили стереотрубу, протянули телефонные провода к орудийным позициям. Батарея приготовилась к бою.

Сун поудобнее расположился и приник к глазку стереотрубы. Молодой лесок далеко за холмами на правом берегу реки преображается в этой изумительной трубе в японскую батарею: возле орудий в землю были вкопаны молодые деревца. Сун насчитал шесть орудий. Оторвавшись от глазка трубы, он начал новый расчет. Главная задача — подавить батарею противника, вывести ее из строя. Сун точно вычислял расстояние, учитывая характер местности, скорость и кривую полета снаряда. Задача должна быть решена в максимально короткий срок. Первый же залп выдаст местонахождение четвертой батареи. Здесь надо было действовать наверняка, принимать решения немедленно и немедленно же производить перерасчет.

«Лишь бы противник не обнаружил нас до открытия огня», думал Сун. Как всегда перед боем, он думал только об одном — о противнике. Он сосредоточил на нем все свои мысли, все внимание.

— Так, значит, все время будем вести комбинированный огонь, — едва слышно шепчет Сун. — Очень хорошо! Пора начинать.

Он берет трубку полевого телефона и командует артиллеристам: «Приготовиться!». Сун спокойно два раза повторяет расчет прицела.

Командир приказал рубить постромки.

Между тем японские цепи, укрываемые огневой завесой своей батареи, выползли на правый берег. Японские саперы стремительно бросились к воде, к тому месту, где еще несколько часов назад был почти готов понтонный мост, наведенный китайцами. Сейчас его уже нет. Вернее, на воде покачиваются лишь жалкие остатки моста. Саперы быстро наводят понтоны. Левый берег молчит. Он готовится к японскому штурму, он готов к контратаке. Только бы избавиться от этого навесного истребительного огня японской батареи!

— В этом месте, — кричит пулеметчик Тан в ухо лежащему рядом с ним Ляну, — скоро будут добывать железо!

Лян недоумевает.

— Японцы засадили сюда столько железа и стали! — поясняет Тан.

— А?.. — кричит Лян, склоняясь к уху Тана. — Ничего, откопаем, если понадобится!

— Батарея, огонь! — командует Сун.

Сквозь огневую завесу, под грохот японской канонады, четвертая батарея второго конно-артиллерийского дивизиона посылает в молодой лесок на правом берегу первый залп. Сун жадно приник к глазку трубы. Все в порядке! Он мгновенно производит перерасчет: был недолет. Сун повторяет новый расчет и командует:

— Батарея, огонь!

И вновь сквозь японскую завесу летят китайские снаряды.

— Хорошо! — шепчет Сун. — Очень хорошо!

Быстрый перерасчет, и опять хриплый, напряженный голос Суна:

— Батарея, огонь!

Молодой лесок качнулся и исчез в тучах песку и черного дыма.

— Батарея, огонь! — командует Сун и снова смотрит в трубу.

Тучи дыма рассеиваются. Молодого леска уже нет, и Сун видит, как к одному из японских орудий подгоняют упирающуюся шестерку лошадей.

— Не дам! — вдруг озлобленно кричит Сун и опять командует в телефонную трубку: — Прицел тот же. Батарея, огонь!

Внезапно перед холмом, за которым укрылся Сун, вырастает столб пламени, стеной дыбится песок.

— Теперь уже поздно, — облегченно вздыхает Сун.

Его батарея ведет беспрерывный обстрел японской артиллерийской позиции, полностью уничтожая ее.

Над рекой возникает тишина. Огневая завеса, которой японцы весь день удерживали китайский полк на левом берегу, исчезла. Через минуту вдруг вспыхнули, залаяли японские пулеметы. В ответ застучал пулемет Тана, и за ним по цепям начали свою отчаянную трескотню остальные полковые пулеметы. Японская пехота ринулась к понтонам. В грохоте орудийной пальбы японские командиры не уловили молчания своей батареи. Китайский полк яростно пошел в контратаку к понтонному мосту.

Командир батареи Сун делает новый расчет, передает его по телефону:

— Батарея, огонь!

Град картечи хлещет по правому берегу, по японской пехоте. Он хлещет так, словно разверзлись небеса и льют и льют на головы японских солдат огненный, смертельный град!

Тан с трудом тянет за собой пулемет. Колеса его подскакивают на понтонах, глухо ударяются о деревянный настил и быстро катятся вперед. По мосту лавиной несутся бойцы.

Вот он, желанный, родной правый берег!

Полк рвется вперед. За мостом пулеметчик Тан посылает одну очередь за другой. Он посылает их вдогонку отступающим, бегущим врагам. После каждой очереди он вместе с Ляном бегом проносит пулемет еще дальше, вперед, и опять посылает очередь. Враг, злобно отстреливаясь, бежит. Он подавлен неожиданностью, страшной переменой военного счастья, стремительностью китайской контратаки. Полк идет за ним по пятам неустанно и неуклонно. А впереди, взметая горы песку, рвутся снаряды четвертой батареи, и в холмах вырастает непроходимая огневая завеса.

— Лян, мы ночуем сегодня дома! — неистово орет Тан и катит свой пулемет дальше, вперед, к холмам, за которыми находится деревушка, раскинувшаяся на берегу Синего озера.

Перебежчики

По команде «Смирно!» батальон замер. Солдаты стояли недвижно в полной походной форме. Офицеры пытливо оглядывали серые, запыленные солдатские лица. Иногда офицеры проходили сквозь строй, между взводами, все так же зорко всматриваясь в солдат.

Солдаты стояли в строю прямые, безмолвные, словно отесанные камни. Солдаты знали почти все подробности событий, разыгравшихся утром. Вернее, события эти начались еще вчера. Но именно утром они приняли трагический характер и получили полное свое завершение.

Офицеры продолжали прохаживаться вдоль строя, некоторые же шныряли по взводам, бесстыдно заглядывая в глаза солдатам. Но те все так же устало и равнодушно глядели прямо перед собой.

Майор Хорита ходил взад и вперед в некотором отдалении от батальона, позванивая длинной, волочащейся по земле саблей. Он читал какие-то документы и изредка, не оборачиваясь, бросал косой взгляд в сторону ровных солдатских рядов.

«Раньше ничего подобного не могло быть в императорской армии, — чуть не вслух думал майор Хорита. — Такой позор! Такой позор! И почему это должно было случиться в моем батальоне? Разве мало в императорской армии других батальонов? Теперь-то уж нечего думать о скором повышении. Этот заносчивый цыпленок Хори, мнящий себя подлинным самураем, будет торжествовать. Конечно, теперь он единственный кандидат в полковники. Старика забирают в штаб дивизии, и Хори получит полк. Как изменчива судьба! А ведь все шло так гладко! Кто бы мог подумать, что настоящие японцы так опозорят императорскую армию и меня, майора Хорита! Нет, теперь это дело уже не замнешь. То, что известно тысяче солдат, будет известно всей армии. Какая подлость!

Японцы против японцев! И почему в моем батальоне? Видит небо, что я не заслужил такого наказания. Могут и сменить за слабое командование, отсутствие дисциплины и подлинного японского духа в солдатах. Непринятие мер… Нет, меры-то были приняты, но уже потом…»

Майор Хорита тяжело вздохнул… «Как это было написано там?»

«Братья солдаты! Нас гонят на фронт, где мы погибаем тысячами в войне с народом, ничего плохого не сделавшим нашему народу. Мы приносим свои жизни в жертву во имя бешеных прибылей японских капиталистов… Братья солдаты! Мы не должны позволить, чтобы нас превратили в слепое орудие наших отечественных кровососов! Весь японский народ против этой войны. Солдаты, боритесь против этой грабительской войны, требуйте отправки войск обратно в Японию, братайтесь с китайскими солдатами…»

— Какая наглость! — негодующе буркнул вслух майор Хорита и смял листовку, которую только что читал. И они еще смеют называть себя японцами! Как это они называют себя? «Коммунистическая партия Японии»! Японии! Это чепуха, такой партии в Японии не может быть, это не в японском духе! Не может быть, — это глупая антияпонская выдумка…