Микки-7 - Эдвард Эштон

в яму, — повторяет Берто. — В очень глубокую расщелину. К тому времени, как он перестал шевелиться, сигнал от его передатчика был практически на нуле.

— Практически? То есть вы могли определить его местоположение.

— Я…

— Вы могли определить местоположение, — продолжает Маршалл, — а значит, могли его вытащить. Или я не прав?

— Хм, — вклиниваюсь я. — Лично мне такой ход рассуждений кажется логичным.

Оба одновременно вскидывают на меня глаза. Берто снова откашливается и пробует продолжить:

— По моей оценке, сэр, совершать посадку в том месте, где провалился Микки, было небезопасно.

— Понятно, — кивает Маршалл. — Однако, по вашей же оценке, сбросить его в том месте было безопасно. Я правильно понимаю?

— Вот именно, — поддакиваю я. — Что ты на это скажешь?

Маршалл тычет пальцем в мою сторону:

— Заткнитесь, Барнс! С вами я разберусь, когда закончу с Гомесом. — Он снова поворачивается к Берто: — Послушайте, Гомес, я знаю, что в соответствии с приказом вы при каждом удобном случае должны исследовать окрестности базы и наблюдать за существами, которых называете ползунами. В то же время я жду не слепого исполнения приказов, а надеюсь, что в случае необходимости вы воспользуетесь собственными мозгами. В частности, если, по вашей оценке, велика вероятность гибели расходника в ходе выполнения задания, вам следует заранее позаботиться о том, как доставать его тело. Я достаточно ясно выразился?

Девять лет назад я бы оскорбился, что Маршалл видит проблему не в том, что Берто допустил мою гибель, а в том, что он не приложил достаточно усилий для возвращения моего трупа на базу. Сегодня, однако, я бы очень удивился, выскажи командор иную точку зрения.

Берто хочет возразить, но Маршалл недобро сощуривает глаза, и это, видимо, заставляет моего приятеля передумать, потому что он тут же захлопывает рот и молча кивает. Командор поворачивается ко мне:

— Теперь вы, Барнс. Что вы можете сказать?

— Я, сэр? Боюсь, у меня нет никакого мнения по данному вопросу. Если помните, я только что выбрался из бака, а Седьмой, похоже, не загружал обновлений в течение нескольких недель перед своей гибелью. Я не имею ни малейшего представления, о чем сейчас шла речь.

— Хм, верно, — тянет Маршалл. — Похоже, это правда. Я иногда забываю, что вы всего лишь искусственный конструкт.

Обычно я бы поспорил, но сейчас, опять же, неподходящий момент.

— Как бы там ни было, — продолжает он, — я уверен, вам обоим хорошо известно, что наш сельскохозяйственный отдел столкнулся с огромными трудностями по части выращивания культур в условиях этой планеты, и в результате мы постоянно находимся на грани выживания, потому что запасы питания едва покрывают наши потребности. Ваша деятельность в течение предыдущих нескольких недель повлекла за собой необратимое изъятие почти трехсот килограммов белка из этих запасов. Пока сельскохозяйственный отдел не заработает на полную мощность, если это вообще случится, такие траты неизбежно означают уменьшение дневного рациона колонистов. — Помолчав, командор снова наклоняется к нам и облокачивается о стол. — Думаю, вы согласитесь, что, как виновные в этой ситуации, должны понести основное бремя сокращения количества калорий.

— Сэр, — начинает Берто, но Маршалл качает головой: не стоит.

— Нет, Гомес. Я ничего не хочу слышать. С этого момента ваш рацион урезается на двадцать процентов, окончательно и бесповоротно, для обоих.

— Но…

— Я сказал, — чеканит Маршалл, — что ничего не желаю слышать. — Он пригвождает взглядом Берто, потом меня. — У вас есть какие-нибудь дополнения, Барнс?

— Ну, — говорю я, — если честно, мне не совсем понятно, почему я должен нести наказание за то, что не вернул свой труп на базу.

Маршалл не мигая таращится на меня в течение пяти секунд, потом моргает и произносит:

— Позвольте мне перефразировать мой вопрос: есть ли у вас что добавить, помимо попытки в очередной раз блеснуть остроумием?

Мне есть что добавить, но я не вижу в этом большого смысла, поэтому отрицательно мотаю головой.

— Нет, сэр.

— Хорошо, — говорит Маршалл. — Возможно, в следующий раз урчание в животе напомнит вам, что следует лучше заботиться об имуществе колонии. Можете быть свободны.

* * *

— Ну и каково это, — интересуется Берто, когда мы отходим на приличное расстояние, где Маршалл точно нас не услышит, — ощущать себя «имуществом колонии»?

— Хороший вопрос, — откликаюсь я. — У меня к тебе встречный: каково чувствовать себя лживым мешком дерьма?

Берто резко останавливается. Я оборачиваюсь к нему. Поразительно, но ему удается состроить обиженное выражение лица.

— Слушай, Микки, — тянет он, — это несправедливо.

— Берто, ты мне сказал, будто меня сожрали ползуны.

Он отводит глаза.

— Да. Это было не совсем правдой.

— Не совсем? Это неправда, точка. Ты бросил меня умирать, разве не так?

Женщина из биоотдела пытается незаметно просочиться мимо, делая вид, будто не замечает нашей ссоры. Когда девять лет живешь в ковчеге бок о бок с другими, как кролики в тесной клетке, быстро приучаешься давать соседям хоть каплю уединения.

— Пожалуйста, можешь говорить потише? — просит Берто.

— Хорошо.

Я разворачиваюсь и ухожу. Он медлит, но потом бросается вдогонку.

— Слушай, — говорит он, — ну прости. Серьезно. Я должен был сказать тебе правду.

— Да, должен, это точно.

— Тут я был не прав, — продолжает он. — Но я не бросал тебя умирать, Микки! Ты упал с высоты больше сотни метров. Да к тому моменту, как ты шмякнулся о дно пещеры, ты уже был мертв. Я не собирался рисковать своей задницей ради на кой-то сдавшихся Маршаллу семидесяти пяти кило белка, но будь хоть малейший шанс вытащить тебя живым, я бы это сделал. Ты ведь сам знаешь, правда?

Боже милостивый, как же мне хочется врезать Берто по роже. Он ведь совсем недавно слышал, как Нэша говорила, что выходила со мной на связь после падения. Неужели он вправду считает, что, если искренне повторять лживую чушь, она превратится в правду? К моему великому сожалению, я не могу признаться приятелю, что мне известно, как именно он поступил; к тому же он сильнее, выше, быстрее и может свернуть мне шею, как куренку, а то бы точно его ударил.

— Да, Берто, — говорю я. — Конечно, знаю. Ты никогда не бросил бы друга в беде. Скажем, энную копию имущества колонии — возможно, но друга — нет, никогда. Ты непременно поспешил бы ему на помощь.

Он хватает меня за плечо и резко разворачивает к себе. Но, увидев выражение моего лица, тут же вскидывает руки вверх и отступает назад.

— Ух ты! — восклицает он. — Не знаю, что с тобой творится, Микки, но возьми себя в руки. Дерьмово, что вчера тебе пришлось умереть, но давай будем честны: это издержки твоей работы. Маршалл нарочно