Кладбище чужих секретов - Дарья Донцова

кожи головы, – объяснил Сергей Петрович. – Втираете на ночь после душа, один раз в сутки. Уверен, через день-два забудете о почесухе. Если нет, то идите к дерматологу.

Я поблагодарил врача, вышел из аптеки и двинулся домой, набирая по дороге номер Рудольфа.

– «Каронизан»? – переспросил наш клиент. – Маман специально никакие лекарства не пила. Она резко негативно ко всем препаратам относилась. Даже аспирин и цитрамон для нее были ядом! Но анализ крови определил целую аптеку. «Каронизан» там тоже был. Это препарат от бессонницы. Мы им в клинике не пользуемся, знаем, что он способен спровоцировать «качели». Вечером женщина была в нормальном состоянии, приняла это лекарство и уснула. А утром встала и вмиг заскандалила. Такая реакция в основном у дам за пятьдесят. Но мама всегда любила ни с того ни с сего покричать. Истерика была ее главным хобби.

– Вы упомянули, что в последние полгода женщина стала чаще выходить из себя.

– Верно, – согласился Рудольф. – И «аптека» в крови моей матери – более чем странный набор. Не стала бы она никогда все это глотать. Поэтому обратился к вам. Похоже, таблетки ей тайком подсыпали.

Когда я вернулся домой, сразу услышал от Бори:

– Эльвира Ходкина готова побеседовать с вами сегодня. Ждет в двадцать-ноль ноль.

– Не поздно ли? – усомнился я.

– Задал женщине тот же вопрос, она ответила: «Энергия любого общения плавно течет с восьми вечера до трех утра. Потом она гаснет, и все переговоры обречены на неудачу».

– М-м-м, – промычал я. – Ее точка зрения понятна, хотя странное заявление.

– Купили лекарство? – поинтересовался батлер.

– За прилавком стоял владелец аптеки, он врач… – начал рассказывать я помощнику о своем походе за препаратом.

Потом мы выпили чаю, съели по куску яблочного пирога, который испекла Аня, и Боря тихо сказал:

– Григория жена выгнала домой, велела ему не показываться здесь две недели. Думаю, не надо говорить Анне Ивановне правду про ваше здоровье. Пусть Гриша спокойно поработает, а то супруга ему постоянно велит что-то по хозяйству сделать.

– Он будет переживать, что заразил меня, – возразил я.

– Нет, – улыбнулся Борис. – Я успел донести до парня, что гистамин – это регулятор многих физиологических процессов в организме, он участвует в аллергическом ответе, но заразиться им невозможно. Пообещал ему, что в связи с нашей занятостью по работе попрошу Аню у нас две недели ночевать. Гриша обрадовался. Он любит жену, но каждый человек порой нуждается в отдыхе от семейного счастья.

– Отличная идея, – одобрил я и пошел в прихожую.

До восьми вечера еще было далеко, но в Москве теперь такая обстановка на дорогах, что следует выезжать заранее. Если раньше вы тратили на путь два часа, сейчас закладывайте три, а то и четыре. Коммуна «Палитра» расположена в Московской области, а жители столицы давно поняли, что за городом жизнь комфортнее, чем в городе. Поэтому начиная с семнадцати часов на всех шоссе возникают пробки.

Нахваливая себя за предусмотрительность, я со скоростью ленивца доехал до высокого сплошного забора, увидел глухие ворота с вывеской «Въезд только по пропускам» и притормозил.

Я урбанист, радости сельской жизни меня не привлекают, но сейчас я посмотрел на густые ели и неожиданно подумал, что неплохо иметь коттедж в тихом уютном месте. Демьянка и Лерочка свободно бегали бы по участку, а я сидел бы на террасе в кресле, читал книгу… Птицы поют, тишина…

Ворота медленно открылись. На дороге, ведущей вглубь деревьев, стоял охранник. Он подошел к моей двери, я опустил стекло.

– Следуйте прямо, никуда не сворачивайте, – объяснил секьюрити. – Приедете к административному зданию. Вас там встретят.

Я поблагодарил мужчину и двинулся в указанном направлении, не закрывая окно. Да уж, воздух тут намного лучше, чем в районе, где я живу.

А вот и двухэтажное здание, отдаленно напоминающее господский дом усадьбы XVIII века. Я припарковал машину, вышел из нее и услышал:

– Ваня! Сколько лет, сколько зим!

Я повернул голову на голос, увидел стройную женщину, прищурился…

– Не узнал? А я наивно надеялась, что не сильно изменилась, – рассмеялась блондинка. – Посмотри мне в глаза.

Я почему-то послушался, вздрогнул и пробормотал:

– Машенция! Не может быть!

– Угадал, – звонко хохотала подруга моих детских лет и юности. – Ты, похоже, впал в ступор.

– Да нет. Просто… понимаешь… Извини, считал, что ты умерла, – растерялся я.

– И не ошибался, – уже без тени улыбки кивнула женщина. – Маши Огневой нет. Она погибла в горах.

Глава восемнадцатая

– Ага, – по-детски отреагировал я, – именно так мне и сказали.

– Пошли в дом, – предложила женщина, которую я много лет назад называл Машенцией.

– Нам определенно стоит поговорить, – согласился я, – но на восемь вечера хозяйка этого места, Эльвира Ходкина, назначила мне встречу. Сейчас девятнадцать-сорок пять. Похоже, она дама строгая, если опоздаю, может отреагировать негативно, еще откажется побеседовать. Ехал сюда долго – не хочется отправиться назад несолоно хлебавши.

– Не беспокойся, – перебила меня Машенция, – она перед тобой.

– Не понял, – пробормотал я.

– После того как жизнь Маши оборвалась в горах, на свет появилась Эльвира Ходкина, – тихо сказала подруга моего детства. – Ваняшка, ты не меняешься! Шевели ластами! Сейчас все обсудим! Ящерица, отомри!

Я вздрогнул – слова про ящерицу Машенция обычно сопровождала тычком меня в бок. В ту же секунду я ощутил легкий удар слева и молча пошел за неожиданно воскресшей женщиной.

На меня лавиной обрушились воспоминания. Маленький я, сын прозаика Павла Ивановича Подушкина и Николетты Адилье, каждое лето проводил в подмосковном местечке Никово, где стоят дачи писателей. Большинство литераторов дружно ненавидели отца. Сейчас понимаю, почему мой родитель вызывал отрицательные эмоции.

Папа работал в жанре любовного исторического романа с флером детектива. Читатели переносились в далекие времена, попадали в водоворот событий. Прекрасные дамы, рыцари, злодеи и благородные правители, роскошные замки, любовь на берегу моря, предательство, ненависть, друзья и враги… И в каждой главе непременно что-то увлекательное происходило. Добавьте сюда обязательную криминальную линию, и поймете, по какой причине романы Павла Подушкина раскупались вмиг. Уж очень непохожи они были на произведения других авторов. Трудолюбивый отец дни напролет проводил в кабинете, не бродил по городку литераторов, не рассказывал, какие великие произведения он когда-нибудь создаст. Он работал без праздников и выходных, не любил шумные компании, был обожаем читателями всех полов и возрастов, прекрасно зарабатывал. Ну с какой стати ленивым коллегам его любить? Большинство из них выпускали по книге в десятилетие. А мой отец – аж по два романа в год. Вообще-то советскому прозаику дозволялось издавать одно произведение в пару лет, но папу любили супруги, дети и внуки самого высокого партийного начальства. Поэтому в отношении него это правило не работало. Понимаете, какими красками переливалась «любовь» к отцу других литераторов?

Я рос тихим книжным ребенком, летом лежал дни напролет в гамаке, глотал без разбору все, что попадалось в руки, благо в городке были и детская, и взрослая библиотеки. Во вторую записывали с восемнадцати лет, но я завоевал любовь тетушки, которая там выдавала книги, и мне сделали исключение.

Один раз, когда я зашел в читальный зал, там за столом сидела худенькая девочка примерно моего возраста. Она вскочила, секунду постояла молча, глядя в упор на меня, и убежала, забыв раскрытую книгу. Я удивился необычным глазам незнакомки, потом взял книгу. Мое удивление перешло в изумление. Анатоль Франс, «Остров пингвинов».

Я весной