Книга пятая. Завистливое смирение (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович

Эту печальную картину еще слегка усукаблял такой мелкий и незначительный момент как кража главного приза Сладкозвучного Турнира — полутораметровой статуэтки из чистого золота, благословленной богиней Хататарсис, покровительницей высоких искусств. Изображал приз саму богиню, почти раздетую, разумеется, с руками красиво в разные стороны, на одной ноге и с самым воодушевленным выражением лица. Статуэтка, зачарованная лучшими волшебниками, почти ничего не весила, была неразрушимой как коррупция в сердце таможенника, а заодно излучала вокруг себя ауру легкой целительной силы, великолепно справляющуюся с похмельем.

…и её нельзя было украсть. У победителя. К которому она, ясен перец, привязывалась, как и любой уважающий себя высокоуровневый предмет. Почетное право привязать золотую богиню к наиболее крикливому менестрелю так же принадлежало Организатору. Под пение, фанфары, летающие чепчики и всё такое прочее.

Зато, как оказалось, местную оскарицу вполне можно спереть ДО вручения награды. Украсть, стырить, слямзить, увести. У Бенджоу Магамами. Архимага, ректора, мэра, грозного и высокоуровневого мужика, носителя доблестей и медалей, осеменителя студенток и прочая, прочая.

— Кому она нужна?! — выдал крик души Мальчик, то есть ушибленный Йорик, до этого тихо и культурно пивший с Кинтаро и Самарой, — Она же без привязки ауры не дает! Распилить нельзя! Показать нельзя! Зочееееем?!

— За надом, — сухо ответил ему я, читавший в своё время много копрослучаев из жизни российской эстрады по причине нелюбви к перечитыванию состава баллончиков с освежителями воздуха, — Из вредности или зависти.

— Или… ик! … из жевания мн-е… ик!… навре-дить, — пробулькал блондинистый магический эльф, пытаясь собрать глаза в кучу или хотя бы оторвать взгляд от декольте Матильды.

— Тоже верно, — покивал я в согласии, — Где архимаг, а где певуны.

Ситуация, в которую вляпался грозный ректор Кораца, начала вызывать у меня неподдельное сочувствие. Да, я боялся этого мужика без всяких шуток, несмотря на то что он, в отличие от целой кучи дурных богинь этого волшебного мира, мне ничего плохого-то, в принципе, и не сделал. Но мог! Это я очень точно ощущал ягодичными узлами. Но сейчас, из-за парочки каких-то шутников, решивших насрать в суп целому сборищу разных менестрелей, мог пострадать очень неплохой человек… ну, в смысле эльф! Ай, не буду расистом, ректор мог пострадать! Ректор! Самый настоящий ученый, подвижник и обучатель волшебников мог пострадать из-за каких-то там… не пойми-кого.

— Кажется, Мач не любит вашу братию, — глубокомысленно проговорила пьяная Тами прямо… в губы слегка менее пьяной Мимике. Та грустно закивала ушастой головой и пустила слезу.

Так, стоп, я что — вслух это сейчас всё сказал!?

— Вот ты меня понимаешь! — полез ко мне обниматься жуткий эльф, аж перестав икать, — Вот… ты меня прямо взял… и понял! Я не могу терять репутацию из-за этих! Ну вот этих! Этих самых… как их?

— Мы поняли, — глубокомысленно подняла указательный палец вверх много что уже понявшая Саяка.

— Только вот дефективы из нас некудышные…, - выдал я, запутавшись языком, а затем, слегка подумав, решил ничего не исправлять.

— Это… не имеет значения! — неожиданно встрепенулся Магамами, переходя из позиции «почти лежащий архимаг» в позицию «поза покачивающегося лотоса», — Вы ищите пр… приб… преступников! Или статуэтку ищите… Главное двигаться! Движение — это жизнь! Активнее надо быть, това-рищи!

— В каком смысле? — прокурорски прищурился я, чувствуя подвох.

Эльф, покачиваясь, молча посмотрел на меня умными, но пьяными глазами. Сбоку, тихо вздохнув, пал на пол мальчик-который-Йорик. Кинтаро уже дремал, привалившись к боку слегка пьяненькой Самары, слушающей негромкое бубнение уткнувшейся ей в грудную клетку гномки. Эльфийка-секретарша восхищенно слушала Мимику, еле-еле слышно напевающую той что-то о любви. И тут, как всегда, случилось это.

— Господин ректор хочет воспользоваться твоей репутацией, Маччи, — мрачно и торжественно выдала хтонически пьяная Саяка, до этого момента успешно и торжественно враставшая плечом в стенку. Зрачки одетой в черную кожу мудрицы была заведены под череп, от чего казалось, будто она изрекает пророчество, — Если мы будем делать всё как обычно у нас происходит, то на Поллюзе будет происходить то, что обычно случается там, где мы. Что-нибудь громкое. Достаточно громкое, чтобы послужить причиной… обеления имени…ик! …господина р-ректора.

— То есть, — помотал нетрезвой головой я, — Мы устраиваем…

— Да-да, — поспешно перебил меня Бенджоу, — Вы… ик! …делаете свое мачекраймовое зло, всё нарушаете, всё портите, всё извращаете… да хоть члены тут всем поотращивайте, мне всё равно! Просто… ищите преступников. А все остальное произойдет само собой. И мы все… отсюда уедем… самими сабими. А кто останется, я… ик! …не виноватый.

— Тогда требуем оплату! — тут же оторвалась Тами от чужих грудей, — Не как у деф-фективов, а большую, как у Героев!

— Будет, — не выдержав, эльф уронил голову себе на грудь, — Всё будет. Не поскуп-люсь! Только вы это… того! Не подведите!

— Чтобы не подвести, нужен аванс, — резонно прогудела потусторонним голосом Саяка, так и не доставшая зрачки из-под черепа.

Начался самый странный торг, который только можно было бы вообразить. Не прекращая выпивать, мы пытались договориться, сбивались с мысли, начинали всё заново, просили совета у присутствующих в сознании. Эльфийская блондинка попыталась соблазнить начальство, но заснула в процессе подползания. Саяка окончательно ушла в астрал, оставив лишь бренную оболочку со свисающей изо рта ниткой слюны. Тами заснула, обняв Мимику как плюшевую игрушку, а Самара, хряпнув бутылочку винца, поднялась на нетвердые копыта, затем на них куда-то ухромав. А мы с Магамами еще держались, умудряясь даже изредка изрекать какие-то слова.

И, что интересно, пришли к консенсусу.

Продрав глаза в одной из гостевых спален резиденции Организатора, я поморщился от недостатка кислорода в царящем внутри помещения перегаре, от чего, страдая головою и прочими похмельными частями тела, сбежал на кухню. Ну как сбежал… сполз, мучительно дыша через раз. На просторной кухне был прохладный покрытый плиткой пол, на котором было очень хорошо лежать. Этим, правда, занимался не я, продолжающий упорно и бессмысленно отстаивать собственную вертикальную позицию, а совсем даже Самара, мирно спящая на свободном пятачке. Запустив на полшишечки одну из своих извилин, я понял, что дом не рассчитан на кентавров, поэтому-то бедной девушке и пришлось прилечь тут. Впрочем, ей явно было лучше, чем мне.

Сев на стул, я принялся делать то, что делают порядочные люди в случаях несильного, но ошеломительно «ватного» похмелья — принялся тупить в стенку. Вообще-то надо было попить чего-нибудь холодненького, ну или на крайний случай материализовать что-нибудь эдакое слабоалкогольное из инвентаря, только вот ресурс организма показал дно настолько, что было лень перевести взгляд даже с неинтересной стены на интересную мордашку кентаврицы-шиноби. Однако, когда на кухне появился еще кто-то, тяжело дышащий и сопящий, сунувший мне в руки бутылку, хватательный рефлекс сработал, а за ним поспешил и выпивательный. Выглотав неопределяемую на вкус жидкость, я с недоумением завозился на стуле, чувствуя внутри себя горение, бурление и движение.

— Ну ты даешь, Мач…, - жутко непричесанная Тами с полузакрытыми глазами вползла на табуретку напротив, — Просто так взял и выпил… Как пиво.

— А че? — удачно сформировал я слова в вопрос самым неожиданным для себя образом. Опыт не пропьешь!

— Это было не пиво…, - простонала, роняя голову на лежащие на столешнице предплечья гномка, — А аванс…

— Ну и че? — вторая фраза далась даже легче, как будто давно так умел!

— Оох…, - не оценила моего мастерства Мотоцури, — Ты уговорил вчера архимага-сама провести переговоры о нашем найме на трезвую голову! А он уже выдал аванс! Мне, потому как ты отмахивался от всего. А ты свою долю только что выпил! Мы в деле!