Новая судьба - Лилия Лукина

– Хорошо! – согласилась я и, закурив, начала рассказывать. – Бабушка Певуньи мне еще в июне совершенно точно предсказала встречу с Орловым. Ну, я его и встретила. Мы с ним малость полямурничали и тут он меня замуж позвал. А я ему тогда отказала, потому что считала, что Игоря – это человек, которого я очень любила, а он трагически погиб – мне никто и никогда заменить не сможет. Орлов взбесился и уехал к себе в полк. А там, как я позже узнала, была одна медсестра Светлана, до смерти в него влюбленная. Тут он, наконец-то, оценил ее верность и преданность, и они стали жить вместе. А потом выяснилось, что у меня будет ребенок, и Панфилов за моей спиной ему об этом сообщил, а Влад – Орлова Владиславом зовут, – пояснила я, – вылепил все это Светлане, потому что не хотел, видите ли, начинать их совместную жизнь с обмана, – ехидно сказала я.

– Кретин! – скривившись, бросила Ксана.

– Целиком и полностью разделяю мнение предыдущего оратора по поводу умственных способностей Орлова, – согласилась я. – Да только, как выяснилось, Светлана оказалась тоже не ума палата. И эта дура из самых благих и благородных побуждений, решила освободить его для, – я иронично хмыкнула, – любимой женщины, то есть меня. Вот и убыла в неизвестном направлении и просила ее не искать. Как тебе?

– Скопище идиотов! – возмутилась она.

– И на это я не могу ничего возразить! – поддержала ее я. – Потом Орлова во время пожара крепенько обо что-то позвоночником приложило, и он загремел в госпиталь, а меня, беременную, отправили через полстраны к нему, чтобы зарегистрировать наш брак и Игорек имел законного отца. Приехала это я туда и тут же выяснила, что Влад меня лютой ненавистью ненавидит, потому что считает, что это из-за меня с сыном, а не из-за его длинного языка и идиотского благородства, его разлюбезная Светлана уехала. И отношения у нас с ним более-менее наладились только после того, как я ему твердо пообещала, что после рождения сына с ним тут же разведусь, и он сможет жениться на своей ненаглядной Светлане, которую, как я тогда наивно полагала, смогут быстренько отыскать. Поскандалили мы с ним тогда крупно и, счастье великое, что случилось это в госпитале, в Москве, потому что скандал этот закончился для меня спазмом сосудов, так что кесарили меня досрочно, чтобы в случае чего, хоть ребенок жив остался. Вот так мой Игорек и родился.

– Ты его так в память о том своем Игоре назвала? – все правильно поняв, спросила Ксана.

– Да! – кивнула я и продолжала рассказывать. – Назад в авиацию Орлову был ход закрыт, ехать ему было некуда – он детдомовский, вот он отправился с нами сюда в Баратов. К сыну привязался, к матери моей, вообще, как к родной, относится, а она на него просто не надышится. Все «сыночка» да «Владенька»! А потом он умудрился что-то такое во мне разглядеть и влюбился, о чем мне и сообщил. Да так, что я с нервным срывом потом в санаторий загремела. Правда, к тому времени нас с ним уже развели… Кстати, хорошо, что об этом разговор зашел, потому что мне в паспорт штамп поставить надо.

– Он в тебя влюбился? – потрясенно спросила Ксана. – А Светлана?

– А Светлану он тоже любит! – вздохнула я. – Короче, запутался он в двух бабах. Но мы дружно наставили его путь истинный и теперь лично я мечтаю только об одном: чтобы эту Светлану побыстрее нашли и сдам я ей тогда Орлова, как переходящее красное знамя, с рук на руки.

– Лена! А ведь ты его любишь! – задумчиво глядя на меня, сказала Ксана.

– Нет! – твердо заявила я, на что она покачала головой и уверенно заявила:

– Врешь! Мне. Себе. Орлову. Всем врешь! Только зачем? Почему?

– Хорошо, Ксана! Объясняю! Представь себе на минутку, что я Орлову ничего не пообещала. Ни того, что его Светлану найдут. Ни того, что я с ним разведусь. Он бы тогда в меня влюбился? – Она пожала плечами. – Вот то-то и оно-то, что продолжал бы ненавидеть. Пойми, Ксана, я ему слово дала, что ее найдут, и он на ней женится! А я свое слова еще никогда не нарушала, потому что это подло! А я на подлость не способна! Да и не уверена я, что у нас с Орловым получилось бы что-то путное. Скорее я уверена в обратном, что мы с ним очень быстро разбежались бы в разные стороны, причем, врагами. Вот так-то Ксана! Так что не суждено мне, видать, счастливой быть! – вздохнула я. – Не судьба мне, понимаешь? Не судь-ба!

– Эх, Ленка! – горестно воскликнула она. – Будь на твоем месте другая женщина…

– Будь на моем месте нормальная женщина, – поправила я ее. – А я, если ты еще сама не поняла, то объясняю, мужик в юбке. Я моральный урод, Ксана! Моя жизнь противоестественным отцовским, будь он проклят, воспитанием изуродована. Он из меня сделал не женщину, а чудовище, для которого главное: не потерять лицо, не показать свою слабость, всегда добиваться своего, никогда не сворачивать с избранного пути, быть лидером, уметь держать удар, отстаивать свои принципы и, что важнее, всегда следовать им… Ты думаешь, я сама от своего характера не страдаю? Еще как! Да только поделать с собой ничего не могу! Бывает, в голос рыдаю и себя проклинаю, когда меня никто не видит и не слышит, а потом опять надеваю на себя маску железного дровосека и иду по жизни дальше. Так что никто мне ничем не поможет! И Галя-Певунья, и ее бабушка были абсолютно правы: я действительно пошла наперекор своей судьбе и она мне за это мстит, да вот только никак успокоиться не может! Вот и все дела!

– Слушай! – Ксана подошла ко мне, присела рядом, сочувственно обняла за плечи, и предложила: – А, может, тебе к Певунье съездить? Пусть посмотрит, что за ерунда с тобой творится. Она не так давно дочку свою к нам привозила. Повидались мы с ней, поболтали. Бабушка-то ее умерла уже, так что теперь она вместо нее в таборе главная предсказательница. Съезди, а?

– Спасибо, Ксана! Только никуда я не поеду, – решительно заявила я. – Раз человеку не дано свое будущее знать, то и пытаться заглянуть туда не следует – ничего хорошего из этого не выходит. Так что, как пойдет, так и пойдет!

– Ну, смотри! – покачала головой она. – Я-то ей все равно позвоню и предупрежу на всякий случай, а там – как знаешь!

– Да не поеду я к ней! – отмахнулась я, и тут мне в голову пришла очень хорошая мысль, что и цыгане, и сама Певунья мне очень даже смогут помочь, и я воскликнула: – Погоди! Звони ей и предупреждай прямо сейчас, что я к ней сегодня же вечером обязательно приеду. Но не гадать или будущее узнавать, а по делу. По очень важному делу! – и протянула ей телефон.

– Как скажешь! – согласилась она и быстро переговорила со своей подругой.

– Кстати, как ее отца зовут? – спохватилась я. – А то я прошлым летом быть-то у них была, а вот этого узнать не удосужилась.

– Диметр Романович, – сказала она, поднимаясь. – Ну, ладно! Спасибо за хлеб-соль! Пора мне!

– Тебе спасибо, Ксана! – я тоже поднялась вслед за ней. – Пошли! До вертолета тебя провожу! Кстати, тебе там сумку с гостинцами для Евдокии Андреевны собрали, так что попируйте за здоровье Георгия Дмитриевича.

– Спасибо! – не стала отказываться она. – У нас ведь в деревне, даже имея деньги, не все купишь, а в город ездить – времени нет. Вот уж побалую я бабушку вкусненьким!

Когда мы с ней медленно брели к вертолетной площадке, она, явно после долгих сомнений и колебаний, все-таки не выдержала и заговорщицки мне сказала:

– А знаешь, что мне Певунья нагадала?

– И что же? – с любопытством спросила я.

– Что через семь лет я выйду замуж за очень-очень хорошего человека, что жить я перееду в Баратов и что у меня будет двое детей: мальчик и девочка.

– Ну и что в этом особенного? – удивилась я.

– А то, что он ко мне на большом корабле приплывет, – объяснила она.

– Ксана! Очнись! – воскликнула я. – В сказку про алые паруса уже не верят даже девочки младшего детсадовского возраста. Тем более, что Ассоль хоть на побережье жила, а в вашей Слободке речка – воробью по колено, ее даже в паводок вброд перейти можно. Откуда там большой корабль возьмется?

– Не знаю, но раз Певунья так сказала, то так оно и будет! Тебе-то она все правильно сказала? Правильно! Вот и у меня все сбудется! – стояла на своем Ксана.

– Ладно! – сказала я, сдаваясь. – Чем черт не шутит, пока бог спит! – и, переводя разговор на реальную почву, спросила:

– Скажи, когда с Георгием Дмитриевичем поговорить можно будет? Мне у него одну очень важную вещь узнать надо.

– Да хоть завтра! – уверенно ответила она. – Вставать и ходить ему еще нельзя, а поговорить – запросто!

– Да я боюсь, что он разволнуется, – покусывая губу, объяснила я. – Тема уж больно такая… Неприятная для него тема!

– Неприятная? – переспросила она. – Ну, тогда погоди хоть денечек. А как лекарство себя в полную силу оказывать начет, так его и оглоблей не прошибешь! И разговаривай тогда с ним, о чем хочешь! Спокойным он будет, как слон! Это я тебе точно говорю!