Батарейцы - Николай Петрович Варягов

Дальше Семерников продвинуться не удалось. Противник вел артиллерийско-минометный огонь с железнодорожной насыпи и со стороны станции Хапры. Один из снарядов, видимо, угодил в укрытых в садах коней. Послышался истошный крик. Удивительно, какая осмысленная, почти человеческая мука слышится в лошадином ржании!

— Как человек зовет, аж дрожь берет. Пойти прикончить, что ли? — вздохнул старшина батареи.

Но тут в саду прогремел винтовочный выстрел.

— Поздно, Плиц. Кто-то уже успел облегчить коняге муки.

Над селом висела ночь. В небе тускло блестели звезды. Батарейцы находились у орудий, готовые открыть огонь. Изрядно промерзли. Чутко прислушивались к ружейно-пулеметной стрельбе со стороны железной дороги. Там кавалеристы искали брешь в боевых порядках противника.

К рассвету Чигрин разрешил по очереди греться в близлежащей избе. Прибежал посыльный. Командира батареи вызвали в штаб кавполка. Меж тем хозяйка поставила на стол исходящую паром картошку, принесла из погреба огурцы домашнего посола, капусту. Старшина батареи раскрыл мясные консервы, нарезал хлеб.

— Жаль уходить, — поднялся из-за стола Чигрин, с хрустом разгрызая не потерявший упругости огурец. И уже на ходу: — Оставьте картошки, после доем.

— Я еще поставила, — обернулась к нему хозяйка.

Васнецов, продолжая есть, обсуждал фронтовые дела. Посмотрел на часы: время менять смену. Только собрался отдать распоряжение, как распахнулась дверь и через порог шагнул Чигрин. Шапка сдвинута на затылок — верная примета, что получена задача.

— Уходим, братцы-кролики. Конники нащупали брешь в обороне фрицев. Снимаются. Мы — за ними. Утром железная дорога должна быть перехвачена. — Григорий Матвеевич посмотрел на командира взвода. — Васнецов, поднимай людей.

И, натянув поглубже ушанку, Чигрин вместе с Васнецовым вышел на крыльцо.

Уже взошла луна, разбросав вокруг желтоватые блики. «К морозу», — вспомнилась Васнецову примета. В сторону кладбища, расположенного на правой стороне села, за которым начиналась горловина оврага, двигались кавалеристы. Лошадей вели под уздцы. От мороза шерсть коней покрылась инеем, оттого все они казались булаными. Снег поскрипывал под копытами.

Васнецов шагнул с крыльца, заторопился к стоявшим возле сараев бронетранспортерам, у которых копошились водители.

— Чернов! — по фигуре узнал младший лейтенант водителя.

— Я!

Иван Чернов — опытный водитель, бесстрашный боец. Сколько раз под огнем противника подвозил боеприпасы, проскакивал там, где другим и не мечталось.

— Выступаем. Бронетранспортеры на огневую!

— Слушаюсь. — Чернов посмотрел в сторону водителей бронетранспортеров. — Братва, заводи! Идем на огневую.

Спустя некоторое время Семерники огласил гул двигателей. За селом колонна свернула к поросшему кустарником и камышами оврагу. Гарь стала ощущаться сильнее, теперь к ней примешивался запах прошлогодней травы с плесенью перегноя.

Чем дальше шли, тем круче становился подъем. Моторы взяли высшие ноты. Расчетам пришлось соскочить на грунт, прийти на помощь машинам.

Надо было обязательно выбраться из оврага затемно. Застань их рассвет на ровном месте — наверняка немецкая авиация обнаружит. Умоешься тогда кровавой юшкой, как любил выражаться командир батареи. Люди старались изо всех сил. Звучали команды, слышалось крепкое словцо в адрес матушки-природы, кавалеристов, затянувших сюда.

— Им што, — хрипловато ворчал пожилой боец Халилунов, — завели, а сами в седла, ищи ветра в поле. А тут тянись из последних сил.

— Хватит, Адут.

— Поторапливайся, ребята, — раздались позади голоса — это поспешали соседи.

Минут через сорок вышли наконец из оврага.

Наступало морозное, светлое, как стекло, утро. На глазах стыл и мерк месяц. Впереди завиднелось железнодорожное полотно. Справа в дымке протянулись очертания строений Хапров. Внезапно оттуда донеслось громовое эхо артиллерийского раската. Затем еще и еще.

— Вот это калибрик! — присвистнул Чигрин. — Почитай, около двухсот. Как считаешь, Васнецов?

— Не меньше!

Фашисты вели огонь по ту сторону железнодорожного полотна. Воздух сотрясали гулкие разрывы, эхо которых перекатывалось и замирало в низине.

— Конников кромсают?

— Их, товарищ старший лейтенант, кого же еще!

— Не завидую ребятам, — продолжал Чигрин. — Не желал бы оказаться на их месте.

Ошалелые кони вынесли всадников. От крупов лошадей исходил пар. Средний, в черной бурке, остановил храпевшего скакуна у выстроившейся колонны.

— Где командир полка? — пробасил он.

— Там! — показал командир батареи в хвост колонны.

Кавалькада галопом проскакала к штабу полка.

Тем временем стрельба разрасталась справа и слева от железнодорожной станции. В звуки орудийных выстрелов, разрывов мин вплетался перестук пулеметных и автоматных очередей. Противник перешел к решительным действиям.

Спустя десять минут в сопровождении кавалерийских разведчиков батареи начали выдвигаться на огневые позиции. Канонада нарастала. Со стороны железнодорожной станции продолжали вести огонь фашистские орудия. Бойцы посерьезнели, не слышно стало обычных шуток. Даже весельчак красноармеец Миша Зебров приумолк. Лишь когда прокатился по небу сильный грохот, озабоченно обронил:

— Ишь подлюка, кусается!

На подходе к огневым стали известны подробности напряженного боя. Оказалось, ночью кавалеристы, прорвав заслон гитлеровцев, обогнули поселок Хапры справа и подошли к железнодорожной станции с тыла. На станционных путях находился вражеский бронепоезд, в населенном пункте сосредоточены фашистские танки и мотопехота. Противник был начеку, открыл по боевым порядкам кавполка плотный огонь.

Конникам пришлось спешиться. Эскадроны залегли в чистом поле и начали окапываться. Противник освещал местность ракетами, продолжая вести огонь, а на рассвете перешел в контратаку. Против превосходящих сил врага устоять со стрелковым оружием и с легкой полевой артиллерией было нелегко. Однако кавалеристы выдержали напор гитлеровцев.

Наступило утро. Фашисты продолжали атаки то в одном, то в другом направлении. Трудный и кровавый бой за Хапры распался на несколько отдельных схваток. Нелегко было определить, где решалась его судьба, не было в нем той сжатой пружины, которая, расправляясь, ударяет по врагу и приносит желаемый результат. Конники оказались разрозненными на довольно широком участке. Противник не хотел уступать инициативы, наносил удары, не давал возможности кавполку собраться в единый кулак.

530-й полк был выдвинут к месту схваток. Первая батарея осталась по левую сторону железнодорожного полотна. Командир батареи старший лейтенант Сыроежкин был ранен и находился в медсанбате. Батарею возглавлял его заместитель Михаил Чернышев. Теперь подразделение вело огневую дуэль с танками противника, контратакующими кавалеристов.

Батарея Чигрина с ходу вступила в бой. Перевес в огневых средствах на этом участке был у советских воинов. Враг понял это и вскоре отошел. На развороченном взрывами поле догорали два немецких бронетранспортера и танк.

— Кажись, поджали хвосты гитлерюги, товарищ младший лейтенант, — пробасил командир расчета Иван Максимов. Лицо его в разводах от пороховой гари было радостным, большие карие глаза блестели.

— Думаю, Ваня, фашисты отошли временно, — ответил Васнецов. — Соберутся с силами и опять пожалуют. Поселок и железнодорожную станцию, по всему видно, противник сдавать не намерен.

— Товарищ младший лейтенант, смотрите, никак, бронепоезд! — встрепенулся старший сержант Максимов.

Васнецов вскинул бинокль к глазам. Из-за деревьев, скрывающих железнодорожную станцию, выползал вражеский бронепоезд. Медленно, словно на ощупь, двигался по