Сочинения в четырех томах. Том второй. Лирика, повести в стихах, сатира, пьесы - Самуил Маршак

Сваха из СЕАТО

Сваха странствует по Азии,Тут попьет, а там поест.У нее – разнообразиеЖенихов для всех невест.

Говорит она, усталая,Опускаясь на диван:— Нынче браком сочетала яАнкару и Пакистан.

Но с невестами арабскимиНе поладить мне никак,Хоть давно цепями рабскимиЯ опутала Ирак.

Ох, мне плечи давит гиреюНовый заданный урок:Я должна Ливан и СириюЗаманить в такой же блок.

Я показываю, сватая,Им портреты женихов.Генералы есть усатые,Адмиралы без усов.

Есть дельцы заокеанские.Пожелай – озолотят!Да красавицы ЛиванскиеЧто-то замуж не хотят!

Побывала и в Каире я,Не жалея старых ног.Но Египет, как и Сирия,Указал мне на порог.

Вот какое безобразие!Изменился белый свет.Прежней Африки и АзииИ в помине нынче нет!..

Куры и базы

Пишут, будто окруженДо сих пор туманомФлирт, который ВашингтонНачал с Пакистаном.

Будто вице-президент,Хитроумный Никсон.Свой покинул контитент,Чтобы сделать книксен.

Будто с севера летитОн на юг горячий,Чтобы вежливый визитнанести Карачи.

Сердце Никсона полноСтрастью к Пакистану,Но поверить мудреноЭтому роману.

Не секрет ни для кого,Что дельцы-пролазыСтроят куры для того,Чтобы строить базы!

«Сторожевой пес»

Балканскую комиссию американские газеты откровенно называют «сторожевым псом на Балканах»

Из газет

Политики за океаном,Решая каверзный вопрос,Постановили, что БалканамНеобходим усердный пес.

Как будет этот пес ПолканСтеречь спокойствие Балкан?

Приставлен он не для дозора,А вся его задача в том,Чтоб охранять получше вораИ не пускать хозяев в дом. 

Антиамериканская деятельность мистера Тòмаса[7]

Давно ли мистер ТомасМетал раскаты громаС трибуны на враговИ всем грозя террором,Был главным контролеромПо линии мозгов?

А ныне где же Томас?Лакей твердит: — «Нет дома-с.Ушли они в конгресс!»Но нет его в конгрессе.Он, если верить прессе,Уехал на процесс.

Кого же там он судит?Кто новой жертвой будет?Нет, вызванный к судье,Не за столом судейским,А рядом с полицейскимСидит он на скамье…

В комиссии сенатаОн чистил всех когда-тоБезжалостен и строг.И так «очистил» Штаты,Что совершил растратыИ угодил в острог.  

Холодный дом

В газетах сказано о том,Что продан Диккенсовский дом.

Публично, именем закона,Дом «Копперфильда» и «Сверчка»Оценщики аукционаНа днях пустили с молотка.

Бедняга Диккенс много летЛежит в Вестминстерском аббатстве.Он не узнает из газетОб этом новом святотатстве…

Клубится лондонский туманИ с фонарями улиц спорит,Как в дни, когда писал романПокойный автор «Крошки Доррит».

По-прежнему издалекаМы слышим крик зеленщика,И запах устрицы и травкиДоносится из ближней лавки.

Во мгле, продрогнув до костей,По переулкам бродят дети…Но нет уж Диккенса на свете.Певца заброшенных детей.

Его уж нет. И продан дом,Где жил поэт, чудак, мечтатель.Пойдет ли здание внаемИль будет отдано на слом, —Решит случайный покупатель…

Будь этот дом в стране труда,А не в краю капиталистов,Его бы, право, никогдаНе описал судебный пристав.

В музей он был бы превращен,Очищен от столетней пыли.Туда бы школьники ходилиПо воскресеньям на поклон.

И вновь бы ожил дом холодный,Видавший столько перемен…Среди его старинных стенНе умолкал бы шум народный.

Согрел бы их людской поток.И жадно слушали бы дети,Не затрещит ли в кабинетеПриятель Диккенса — сверчок… 

1949 

Голливуд и Гайавата

Если спросите: откудаИзгнан старый Гайавата,Я скажу: из Голливуда,Я отвечу вам: из Штатов.

Те, кто любит в день погожийСлушать древние сказанья,Спросят, может быть: за что жеГайавате наказанье?

Я отвечу им: Поквана —Трубка Мира — виноватаВ том, что вынужден с экранаУдалиться Гайавата.

Вы узнáете, в чем дело,Прочитав две-три цитатыИз описанных ЛонгфеллоПохождений Гайаваты:

«…Из долины Тавазэнта,Из долины Вайоминга,Из лесистой Тоскалузы,От скалистых гор далеких,От озер страны полночнойВсе народы увидалиОтдаленный дым Покваны,Дым призывный Трубки Мира…»

Голливуд, читая строкиИз народного сказанья,Обнаружил в них намекиНа Стокгольмское воззванье.

Сразу отдал он команду:«Чтоб спасти от бунта Штаты,Прекратите пропагандуКоммуниста Гайаваты!..» 

Новые приключения «Мурзилки»

С пометкой «запрещено» в СССР возвращаются из Франции такие издания, как журнал «Мурзилка».

Из газет

Французская почтаВ Советский СоюзНа днях возвратила посылку.В почтовой посылке чиновник-французУзнал по обложке «Мурзилку».

— «Мурзилка!» — испуганный цензор вскричалИ весь покраснел — до затылка. —Ведь это же школьныйКрамольныйЖурналС названием страшным: «Мурзилка»!

Отправить назад он велел этот груз —Учащихся орган печатный.С французской границы в Советский СоюзПомчалась «Мурзилка» обратно.

А так как известно, что я состоюСотрудником нашей «Мурзилки»,Французским властям я вопрос задаюПо поводу этой посылки:Какую опасностью Брюн или Кэй[8],Была продиктована мера,Закрывшая доступ «Мурзилке» моейВ отчизну Вольтера,Мольера?

Мы знаем, почтенные Брюн или Кэй,У вас не трясутся поджилкиПри виде заморской стряпни для детейГде столько убийц и зарытых костей.(Чего не бывает в «Мурзилке».)

Зачем о свободе печати кричатьПред каждою выборной урной?Одна у жандармов свободна печать,А именно: штемпель цензурный!

Конь в сенате

Генерал Омар Брэдли выступил в комиссии американского сената с агрессивной речью.

Когда-то, много лет назад,Желая римлян огорошить,Властитель Рима ввел в сенатСвою оседланную лошадь.

А в наши дни в другой стране,По сообщениям печати,Не лошадь видели в сенате,А генерала на коне.

В сенат галопом въехал Брэдли,Заокеанский генерал,И по-военному, не медля,На все вопросы отвечал.

О наступленьи, о десантахХрипел он, шпорами звеня,И адъютанты в аксельбантахДержали под узцы коня.

Услышав эти речи БрэдлиВесь мир подумал: «Уж не бред ли?

Быть может, генерал сошелС того, с чего сошел когда-тоЕго учитель бесноватый —Покойный мистер Форрестол!» 

Министр по делам разооруженья