Сотворение миров. Авторский сборник - Ольга Ларионова

– Ну, на Большой Земле такой супец украсил бы меню любого ресторана!

– Судить о гастрономических особенностях морских тварей, – по уверенному тону Лероя чувствовалось, что в его лице сэр Артур нашел компетентнейшего гастрономического оппонента, – может только тот, кто хоть раз попробовал золотую рыбку…

– Позвольте, – продолжил игру Артур, – вы имеете в виду риукина, шубункина или диакина?

– Даже не шишигашира, – ответствовал Лерой. – Дело в том, что есть аквариумную рыбу…

Последовала столь любимая Лероем глубочайшая пауза – все предавались послеобеденной истоме, развлекаясь их диалогом.

– …это все равно что жарить блины на губной помаде.

Варвара слушала и ушам своим не верила: куда девалась вся замкнутость Лероя, вся его вековая скорбь? Это был пожилой, но хорошо тренированный экспедиционник–дальнепланетчик, контактный и остроумный – душа общества, одним словом.

Когда же он успел так перемениться? В тот момент, когда из толпы послышался его бас: «Пойдем берегом» – и это как бы поставило точку над всей дискуссией.

Или чуть позже, когда все выходили и Кони протянула ему руку, которой он коснулся лиловыми, как можжевельник, губами?

Варвара осторожно оглядела присутствующих. Нет, никто, кроме нее, не видел в поведении Лероя ничего удивительного. Или подобные перемены были в его характере, и все привыкли, или вкрадчивое и вроде бы не жаркое тамерланское солнышко так всех разморило, что глядеть хотелось или в фиалковое небо, или, на худой конец, на загадочную бронзовую шкуру, обтягивающую ворота. Время от времени она тихонечко подергивалась едва заметными конвульсивными складочками, словно по ней стремительно пробегало невидимое насекомое. В такие моменты светлые блики падали на лицо Лероя, проясняя его и одновременно безжалостно подчеркивая каждую морщинку.

– Гляди–ка! – воскликнула вдруг Серафина. – Нам на ужин яичко снесли!

Все повскакали с мест, восторженно галдя, – и действительно, в сложенных жгутом хватательных щупальцах робота поблескивало рыжими крапинками небольшое яйцо. Но местным райским птичкам столь бурно выраженные эмоции пришлись не по душе – они разом поднялись в воздух, испуганно попискивая, и ошалело, как подброшенная разбойничьим свистом голубиная стая, метнулись прямо в черный зев затаившихся ворот.

Раздался хлопок, словно кто–то встряхнул простыню, неподвижная доселе бахрома взметнулась наперерез стае, вынося перед собой темно–синюю тень, – и вот уже то, что секунду назад было радужно блещущей живой стаей, превратилось в бесформенные пестрые комья, выметенные неощутимым ветром из бахромчатой скальной пасти на черту прибоя.

Из воды выполз янтарный пенистый язык, слизнул эти комья – словно ничего и не было. Только радужное перышко полетело над берегом, закрутилось вокруг костра и сгорело.

Все молчали, и было нестерпимо холодно.

– Но ведь прошел же Вуковуд! – не выдержал Теймураз.

– И мы пройдем, – спокойно, словно ничего не случилось, пробасил Лерой.

– Да, действительно, – встрепенулся Келликер, наконец–то припомнивший, что в этой группе он за старшего. – А что. мы переполошились? На Степаниде и не то бывает. И между прочим, у нас еще осталось двадцать минут отдыха. На чем мы остановились? На золотых рыбках? Лерой, а где вы их встретили, если не в аквариуме?

Лерой его понял: перед первым препятствием, которое Сусанин определил как «аттракцион номер один», а они сейчас увидели воочию, необходимо было произвести психологическую разрядку. Он опустился у догорающего костерка, приглашая остальных последовать его примеру.

Они последовали.

– Это было… – начал он, и Варвара поняла, что заминка в его рассказе на сей раз была не ораторским приемом, нет, легендарный дед действительно старался припомнить, как же давно приключилось то, о чем он собирался поведать. – Было, ну, скажем, лет шестьдесят тому назад. Немногие из вас знают, что в те времена я и не думал о дальних зонах в частности и о пространстве вообще, а работал скромным рыбопромысловиком, то есть тралил свой квадрат где–то восточнее Канарских островов.

– Э–э–э… – с сомнением протянул Артур.

– Вы хотите сказать, что на обычных промысловых сейнерах – я не имею в виду исследовательские суда – не имеется не то чтобы капитана, а и команды вообще? Согласен. Но ведь то – сейчас! А полвека назад в моем подчинении было… – Лерой явно тянул время, но никто не возражал. – Давайте вместе посчитаем: в трюмах у меня крутилось полторы сотни кибов–рыбообработчиков – значит, на них пять механиков–ремонтников. Да три механика по кибермеханикам. Да один механик по кибам–радистам. Да еще один по кибам–штурманам. Да еще врач–настройщик медицинских спецкибов – совсем безрукий был парень, никакой практической сметки, но зато как умел заговаривать зубную боль! Ну, да это к слову. Так. Вот и сбился, кого–то забыл…

– Буфетчицу, – подсказала Серафина.

– Совершенно справедливо. Два наладчика на камбузе: один по мясной, другой – по постной аппаратуре. Ну, и естественно, буфетчица, никакими кибами не обремененная, – у нее и без того забот хватало. И разумеется, для приведения к единому знаменателю всей этой кибер–оравы – боцман.

Он быстро оглядел слушателей: большинство демонстративно загибало пальцы. Отвлеклись, значит. Что и требовалось.

– Сколько получилось?

– Шестнадцать, – сказал Теймураз.

– То ли забыл кого–то, то ли буфетчицу мы за двоих считали: она у нас была многодетная мать, все свободное время в рубке дальней связи торчала, уроки проверяла у своих сорванцов. И сказать ничего нельзя – детишки как никак…

– Сельдя промышляли? – с умным видом подыграл Солигетти.

– Почему сельдя?

Солигетти смешался, не зная, что сказать дальше, и все почувствовали естественное удовлетворение, потому как никто, кроме Лероя, смутить этого болтуна не мог.

– Селедка в Канарском рыбохозяйстве – да это противно здравому смыслу! Итак, промышляли мы в основном черного малакоста, и не столько из–за мяса, хотя оно давало дивную рыбью колбасу твердого копчения, как, впрочем, и многие глубоководные рыбы, сколько ради бархатной шкурки, которая шла на дамские костюмы. У меня у самого была такая куртка, подкладка с биоаккумуляторной пропиткой, поэтому по всему моему фасаду светился характерный узор – рыбьи фотофоры продолжали работать. Мерцающий такой крап, белый и фиолетовый, а на воротник щечки пошли, там уж сами знаете, кто ихтиологию учил, – подглазный фонарь ярко–красный, заглазный – ядовито–зеленый. Словом, знали мою куртку от Мельбурна до Одессы, даром мне ее по особому заказу одна умелица с Малой Арнаутской шила.

– Лерой, не дразните женщин! – вздохнула Серафина.

– Да, опять отвлекся. Итак, вышли мы на точку, указанную сверху кибом–поисковиком, включили глубинный манок. Название одно – манок, а на самом деле – пугало, потому как от него половина рыб на дно ложится, а половина на поверхность всплывает. Для малакоста эти условия дискомфортны, от возмущения он шалеет, тут мы и берем его голыми руками.

– Ну, невелика доблесть, – решил–таки сквитаться неугомонный Солигетти. – Насколько я помню, рыбешка так себе, с селедочку, разве что пасть до самого хвоста.

Про селедку он лучше бы не упоминал.

– Увы, мой юный друг, – пророкотал Лерой, – дальше селедки ваши познания в ихтиологии не продвинулись ни на йоту, да и то опасаюсь, что ассоциируются они в основном с соусами и заливками, как–то: провансаль, луковый, винный, имбирный, тминный…

– Уксусно–яблочный… – мечтательно закатывая глаза, подсказал Келликер.

– Мы опять отклонились. А я говорил о том, что это только в естественных условиях малакост – рыбешка не более полуметра. В промысловых же хозяйствах разводят какой–то гибрид, по–моему, с крокодилом, потому как если у малакоста натурального пасть достигает трети от длины тела, то у наших тварей ротик ровно в половину всей особи, а длина ее – три метра с гаком!

Все представили себе лероевский «гак» и ужаснулись.

– Да, так вот. Только я вышел за своими кибами приглянуть, как там они к приемке трала приготовились, – меня на связь зовут. Наблюдатель докладывает, что прямо на меня движется вполне приличный косяк на такой–то глубине, с такой–то скоростью и приблизительной массой, которой только мне и недоставало до выполнения месячного плана. «Берем!» – кричу, и вдруг соображаю, что не доложено главное: а что за рыба? «Кто в сети просится?» – спрашиваю больше для порядка, потому как о той добыче, которая нам не подходит по своим параметрам, киб–наблюдатель просто докладывать не будет. А он, вместо того чтобы одним словом все прояснить, начинает уточнять глубину чуть не до сантиметра, среднюю массу и прочие тонкости. Что за нептуновы шуточки?! Я на него рявкнул, но киб не робот, он интонаций не воспринимает. Бормочет свои параметры, а о главном – ни гугу. Ну, я ж тебя… Связываюсь с оперативным контролером всей флотилии и не то чтобы жалуюсь – докладываю. Тот пожимает плечами, потому что полное сходство с сардиной, а остальное после выполнения плана в трюме разобрать можно.