В + В - Алеха Юшаева

ответа, я вошла к ней в спальню, не глядя на кровать, собрала вещи и вышла. Казалось, она не двигалась с места, сжатая, уязвленная. Я накинула куртку, желая поскорее убраться отсюда и не распространять свой огонь ненависти на неё.

– Думаешь, мне не больно от этого? – спросила она, давясь слезами. – Я не могу, я чувствую себя воровкой и предательницей. Мне бы хотелось остаться с тобой до конца, чтобы каждый день был как вчерашний. Но я не могу…

– Не можешь или не хочешь? Не ври мне.

– Я… – она вытерла катящуюся слезу. – Я так была счастлива вчера.

Ника бросилась ко мне. Вот опять я стояла на распутье, её голова – у меня на плече, в руке – сумка, до выхода два шага. Я понимала, что не желаю наступать на одни и те же грабли, но внутри всё било и стонало от боли, что я сжала её предплечье изо все сил. Она, плача, подняла на меня глаза, безмолвно спрашивая. Я сжала зубы и процедила:

– Не играйся со мной.

– Прости меня, прости, – шептала она.

– Ты снова делаешь это. Ты снова заставляешь чувствовать меня виноватой и обязанной тебе. Перестань, – я попыталась оторвать её от себя, но она обхватила меня и закачала головой.

– Нет. Прости, я не буду больше.

– Перестань ломать комедию. Завтра всё повторится, и ты снова будешь держать меня, снова будешь прикрываться Им.

– Буду, – по-детски сказала она. – Останься, пожалуйста. Мы поговорим.

– Мы уже достаточно поговорили. И мне жаль, что я потратила твоё и своё время.

– Нет, не жаль, что ты говоришь? Разве нам было плохо вчера? – она заглядывала в мои глаза, пытаясь выцепить оттуда правду, которую и так неплохо знала.

– Видимо, плохо, раз ты так по-свински обращаешься со мной.

– Как? Да я всего лишь сказала, что боюсь оставить тебя одну, когда уйду, а ты закатила истерику, собралась и почти ушла. Что с тобой?

Она надула губы, играясь со мной. Мне хотелось заорать на неё, разорвать детские объятья, отбросить её от себя и навсегда забыть время, проведенное с ней. Зачеркнуть жизнь там, где она есть. Но она есть везде.

– Так вот каким образом ты извела своего второго мужа, – тихо сказала я. – Ты играла им, а он, слабый, не мог отказать тебе и в результате устал.

– Да. Да, всё именно так и было, – она засмеялась, обнажая белые ровные зубы. – Он сошел с ума от такой непостоянной жены, которая то отдавалась, то проклинала его за всё. Знаешь, это весело.

Её злые искорки, блуждающие в глазах, заставили меня задуматься. Ника игралась со всеми, кто был не Им, потому что ей казалось, что мы отдаляем её от Него. Она изводила всех за всё: за проступок, за знаки внимания, за разбитую вазу, за изумрудное колье, за проведенную вместе ночь. Она плела сети, словно паучиха, голодная, жадная, хитрая. Ей нужна была жертва, а кто ей станет, было неважно. Пусть даже сама дочь. Нет, сына она не трогала, ведь он был Его подарком; просто отослала его далеко, чтобы не дай Бог. А сама всех уничтожила и сидела, тихо потирая лапками от гениальности. Жертвы закончились, жертвы появились, я всплыла на горизонте. Почему бы и нет? Не удивительно, что она продала бизнес, наверняка поедом ела бедных девчонок, не сделавших ей ничего плохого. Да и дело второго мужа она ведет, чтобы ещё были те, кому можно съесть голову.

– Весело? Для тебя это лишь развлечение? – я поёрзала, пытаясь освободиться из её пут.

Она снова покачала головой.

– Нет, это смысл жизни. Знаешь, когда у женщины отбирают всё самое дорогое, она перестает ценить всех и вся, – её лукавые глазки невинно хлопали.

– Неужели ты не нашла новое дорогое?

– Как-то не пришлось. Как-то так случилось, что один человек стал дороже всех на свете, – она язвительно улыбнулась. – Но вот я не стала для этого человека всем.

Я отпихнула её от себя. Ника охнула и отодвинулась на два шага, прижимая руки в груди.

– Значит, ты слепая и глупая дура.

– Что?

– А то. Ты хотела, чтобы Он целовал тебя по утрам, но вместо Него это делал Василий. Ты хотела, чтобы Он не мог ступить без тебя шага, но вместо Него дети постоянно задавали вопросы, просили помочь, нуждались в поддержке. Ты хотела, чтобы Он вытирал тебе слёзы, но вместо Него это делал твой платок, который ты с ненавистью выбрасывала. Ты хотела, чтобы Он восхищался тобой, но вместо Него это делала я. А сейчас ты всё ещё продолжаешь хотеть этого, и это странно, потому что вчера я любила тебя, а ты и не заметила.

Я вышла. Я не желала знать, что она ещё скажет, о чем ещё подумает, чем ещё остановит меня. Как только захлопнулась дверь, мне стало свободно и легко. Злость исчезла, давление в груди растворилось в воздухе вместе со сказанными словами. Я спустилась вниз. Приятный дневной воздух обволок меня и понес вперед. Не оборачиваясь к окну злополучной квартиры, я шла через двор к большому проспекту, ведущему в центр шумного города.

Глава 3

Последующие две недели я жила как обычно. Почти как обычно. Я уволилась с работы, пересчитала свои сбережения, купила билет в один конец, покопалась в вещах, взяла нужное, выкинула бесполезное, оплатила за квартиру и переехала в свой родной город. Навсегда. Подумала: хватит с меня столиц да больших мегаполисов, хватит каждый месяц – новая работа, хватит бывших одноклассниц с их истерическим поведением. Несмотря на то что мы так отвратительно расстались, в душе всё равно осталась теплота и радость при воспоминании о чудесной ночи. Правда, смотреть на детские фотографии я теперь не могу. Пусть лучше я буду молча проигрывать в сознании те несколько мгновений, чем доставать каждый раз фотокарточку с двумя глупыми лицами неразумных девчонок и удивленно, по-старушечьи, цокать.

Я не думала о прошлом, меня, как говорится, отпустило. Серо-белое здание вокзала стерло во мне всю горечь нашего прощального объятия, всю ненависть от её блестящих глаз. Счастье посетило меня, как только я ступила на землю, родную землю, ждавшую меня вот уже семь лет. И я подумала: чего толку было бежать куда-то, если там далеко-далеко я хотела скрыться от неё, от прошлого, от себя самой, а тут я чувствую себя счастливой.

Спустя еще некоторое время, может, месяц, может, два, в ранее пустующей коробке для писем оказался толстенный конверт. Я предполагала, кто