В + В - Алеха Юшаева

ещё беззащитная и податливая. Ровная стена спины загораживает меня от неё, ни за что не подпустит близко, даже если я сильно этого захочу.

– Он ушел, а потом я встретила Василия, крупного банкира, который каким-то чудом влюбился в меня по уши, – продолжала она, замерев. – С Василием мы жили спокойно, по-доброму, почти десять лет вместе, может, даже больше. А потом он запил, начал истерить, закрылся совсем от меня, уехал лечиться и не вернулся. Довела я его, – она прижала пальцы к губам, задержала дыхание, пытаясь обмануть меня. Ей хотелось казаться сильной и стойкой после всего, что с ней произошло, но эмоции хлестали изнутри и ревели. – Потом и Машу довела: удавилась девчонка.

Слезы брызнули, словно из прорвавшейся плотины. Она зажала раскрытый в беззвучном крике рот, задыхаясь слезами. Растерявшись, я обняла её и погладила по голове. Истошный вопль скорби раздался у моей груди. Она схватила одеяло и поднесла его ко лицу, чтобы немного заглушить выплеск боли. Качая её словно маленькую, водила по волосам, спутанным, мокрым. Легкие её расширялись и тут же сужались, выдавливая из себя стон горечи. Я ничего не могла сделать, я была бессильна против её прошлого, против её выбора.

Горло надрывалось и выдавало обрывки криков. Может, голос и садился, но агония не проходила. Холодными руками она хватала меня за плечо, крепче прижимала, вцеплялась в запястья, давила ногтями на вены, ненарочно дергала за волосы. Она извивалась, как злая змея, капающая ядом. Едва я могла удержать её. Вскакивая, она вырывалась из моих объятий, отталкивала руки, протянутые, готовые успокоить, она комкала и бросала одеяло. Наконец она выбежала из спальни, и где-то за стеной полилась вода. Я поспешила за ней. Сидя в большой круглой ванне, она обнимала колени и рыдала. Сильная, громкая, сбивающая струя почти не заглушала её сплошных монотонных восклицаний, обвинений себя во всех грехах. На секунду обрадовавшись, я оглядела ванную комнату и ничего острого, что могло бы помочь ей кончить страдания сейчас, рядом не оказалось. Даже женская бритва, оснащенная всеми подушечками безопасности, лежала на тумбочке, в другом конце.

Я залезла к ней, сделала струю спокойной, комфортной на ощупь. Взяв красную мочалку, окунула её в набирающуюся воду и приложила к трясущимся плечам. По спине, по рукам побежали ручейки. Она послушно подчинялась мне, когда я расцепила замок и осторожно потянула на себя её ногу. Крохотные, как пеньки, пальцы пропускали между собой воду. Она скривила лицо, но я ничего не спросила. Ей было щекотно. Я повела мочалку выше, кружа вокруг её икр и бёдер. Её ослабевшая рука взялась за меня, чтобы она не потеряла равновесие и не соскользнула. Я, аккуратно подступаясь к ней, боясь, что она снова вспылит и исчезнет, обняла её и медленно вымыла спину. Дрожащие руки обвили меня, не желая отпускать.

– Извини меня, – шепнула она изможденным голосом. – Извини меня, я так устала.

Я промолчала.

– Наверное, не стоило говорить тебе всего этого. Я расстроила и тебя, и себя. Извини.

– Всё нормально, – тихо проговорила я не менее слабым голосом. – Пойдем, я уложу тебя.

– Сначала скажи, что прощаешь меня.

– Прощаю.

Тусклый свет серых глаз был строго направлен на меня. Я притянула её к себе и трепетно, опасаясь сломать её, или наше настоящее, или это тонкое равновесие, наступившее внезапно, поцеловала. Она ответила жадным поцелуем, требовательными губами, прытким языком. Так же осторожно прерывая её, я поднялась и протянула руку. С живого, странно молодого после родов тела побежала вода, оставляя крохотные и крупные прозрачные капли. Отзывались они искрами ламп. Я взяла с крючка большое махровое полотенце и расставила его, как футбольные ворота, ожидающие очередного гола. Будто мы делали это каждый день, она выбралась из ванной и подошла ко мне. Мягкая ткань легла на неё, я растерла влажное тело и освободила её от объятий. Ника переняла инициативу и вытерла меня. Уставшие, но всё ещё готовые к действию, руки двигались вдоль ног и рук, гладили по спине. Она остановилась, слегка смущенная и удивленная собой.

Выходить было холодно. Наша кожа покрылась мурашками. Мы поспешили укрыться одеялом, прижаться друг к другу.

Слегка повернув голову, я поцеловала её в краешек губ. Она улыбнулась.

Глава 2

Утром я проснулась от удивления: солнце било мне в глаза. Лежу на широкой кровати, под неизвестным одеялом, в чужой квартире. Смотрю вокруг – комната Ники, Ники нет.

Я поднялась, оделась, вышла из спальни. В квартире стояла тишина. Я испугалась, что она могла что-то сделать с собой, пока я спала. Заглянула в ванную – пусто, в детской – пусто, в гостиной – пусто, на кухне – тоже. Лишь на столе, за которым мы вчера пили вино, лежала записка, сложенная вдвое. На ней зелёными чернилами была выведена подпись Ники.

«Извини, что я ушла раньше, чем ты проснулась, но я подумала, что тебе будет стыдно видеть меня сонной и не накрашенной. Я уехала на работу пнуть под зад сотрудников. Если хочешь, ты можешь остаться, разогрей себе пиццу в микроволновке. Если нет, позвони или напиши мне.

Ника»

Я решила ждать её, пусть бы это заняло целый день. Идти домой мне не хотелось: серые стены и серая мебель встретили бы меня унылым видом и развеяли все ощущения прошлой ночи, реальность сделали бы сном, ускользающим из памяти только что проснувшегося человека. Открыла большой холодильник, на верхней полке лежал небольшой кусочек сыра, ставший оранжевым от долгого бесполезного лежанья; внизу развалилась пицца. Я вынула коробку, на которую её положили, и едва не засмеялась. Хозяйка так сильно торопилась оторвать верхнюю крышку, что её неровные края зацепились за тесто. Взяв кусок, я отправила его в микроволновку и осталась ждать заветного звоночка. Ничто так не бодрит, как разогретая еда.

Заняв место за столом, я сжевала пиццу, жалея, что в ней нет оливок. Видимо, Ника еще не повзрослела.

Квартира утром выглядит радостнее. Вечером на неё опускаются тени загадок и человеческих тайн, они тихо бродят по коридорам, любопытственно смотрят на своих владельцев со стен и безмолвно пропадают с первыми лучами солнца, словно их никогда и не существовало. Яркие вещи, светлые предметы, мягкие ковры пробуждаются утром и растворяют воспоминания о пролетевшей ночи. Открытый мир закрытой души.

Я прошла в гостиную и на мгновение остолбенела. Кремовые диваны, расставленные полукругом, светло-коричневые шкафчики с альбомами, фоторамками и дисками, бордовые горшки с цветами в