В + В - Алеха Юшаева

темные пятна. Я взяла его и откусила половину. Побежавшая вместе с соком кислота обволокла чувствительные зубы и устремилась охватывать весь рот. Скоро проглотив, я уставилась в оставшуюся половину. Невозможно, чтобы яблоко на двух сантиметрах своей площади изменило вкус. Краем глаза я посмотрела на Нику, мысленно удивляясь её вкусовым пристрастиям. Она закрыла кран и, вытирая руки, обернулась ко мне. Я спешно сжевала остатки яблока.

Маленькие, сверкающие искусственным серебряным светом камни на крашеных ногтях сталкивались друг с другом и издавали чиркающий звук. Я опустила глаза на свои ногти – волнистые, различной формы, кое-где искусанные. Сжав кулаки и спрятав то, что не было моим достоянием, я глупо смотрела в деревянный стол. Ника села на свое место, выбирая на тарелке кусок лучше.

– Как же иногда жалко, что мы перестали с тобой писать записки, – задумчиво проговорила она.

Мне хотелось уколоть её больно, чтобы она наконец поняла, что я не желаю говорить о прошлом, о том ушедшем, прекрасном времени. А говорить о настоящем мы не можем – нет тем. Никто не знает, как и чем мы жили. Как-то жили – и ладно.

– У тебя была забавная подпись.

Она улыбнулась. Её пальцы перестали мешать между собой кусочки, замерли на секунду и исчезли. Она встала и вышла из кухни. Через мгновение Ника вернулась, держа в руках паспорт. Открыла его и подала. На первой странице, над важной линией черной ручкой была выведена её детская подпись. Правда, здесь она была смазана – быстро написана. Три первые буквы латинского варианта её имени ложились друг на друга и сталкивались у двух неясных бугорков – когда-то они означали пальцы.

– Интересно, как на тебя смотрят, когда её ставишь? – с ухмылкой спросила я.

– Никак, людям по большей части по барабану, что я там ставлю. Им хоть собаку нарисуй – всё одно.

– Да уж, – не зная, что ещё сказать, выдавила я и посмотрела на её фотографию.

Милое, светлое, юное лицо смотрело на меня из маленькой карточки. Ещё длинные волосы цвета пшеницы лежали на этих девственных плечах. Глаза блестели от внезапной вспышки. Даже на таком строгом документе она выглядела как модель. Я вернула паспорт, стараясь не выдавать, как сильно я хочу узнать всё, что есть на его страницах.

– Такая мелкая тут, такая глупая, – прошептала она и уже голосом добавила: Я не стала менять фамилию – вот ещё. Пусть уж моя больная голова останется моей.

Ника бросила паспорт на подоконник. Шлепнувшись, он прошелестел до самого окна и остановился.

– Знаешь, я всё в толк не возьму твоих слов, что ты сказала мне в такси, – нахмурившись, сказала она. В её взгляде ещё читалось опьянение, хотя ей бы этого не хотелось. Она настраивалась на серьезный разговор. – Не подумай, что я тебя не слушала, просто я не поняла, зачем ты это сказала.

– Я и сама не знаю. Захотелось сказать – вот и сказала, – резко ответила я.

– Наверное, ты перепила.

– Это ты перепила, – меня задело её нежелание признавать правду. Неужели я настолько никчемный человек, что мои чувства расцениваются ею как шутка, как формальное успокоение? – Разве ты не чувствуешь ничего?

– Да, чувствую, как дует по ногам, – поежилась она.

– Зачем ты это делаешь?

Она поднялась, делая вид, что проверяет, откуда дует. Её удивленное лицо обернулось ко мне не скоро.

– Что делаю?

– Зачем ты издеваешься надо мной?

– Я? – её ровные светлые брови вскинулись. – Что я сделала не так?

– Ты снова играешься со мной. Это то, чему ты научилась у него?

– Играюсь? Господи, что за слова ты говоришь? – фыркнула она, отворачиваясь.

Она не знала, как вести себя с тем, у кого есть огромные, неумирающие чувства к ней. Ей было удобно вскочить, отбежать, развернуться, занять свои руки срочным, неизвестно откуда взявшимся делом, ей было удобно опустить глаза, сжать губы, скрестить руки. Я поднялась и тихо вышла из кухни. Больше я не чувствовала, что этот человек нуждается во мне.

Волей судьбы, рока, фатума, как угодно, мы столкнулись нос к носу, узнали в повзрослевших лицах детские черты. Мы должны были броситься в объятия, должны были жадно целовать друг друга, обсыпать вопросами о семье, работе, личных достижениях, но ничего этого не произошло. Зачем-то она устроила эту встречу, зачем-то она пришла на неё, так истошно плакала и просила у меня прощения за прошлые ошибки, так горячо брала меня за руку и открыто смотрела в глаза. И теперь Ника, эта трусливая женщина, ведет себя словно второклассница, которую только что дернули за косу. Она бежит, поправляя испорченную прическу, бежит, чтобы ткнуть в меня пальцем, пожаловаться учительнице.

Я натянула кроссовки, накинула куртку, случайно зашуршав. Она вышла из кухни испуганная. Мне оставалось забросить сумку на плечо и удалиться, но я стояла и смотрела сквозь темноту на её короткие волосы, дрожащие тонкие пальцы, неловкую позу остановившегося на половине пути человека, делающего важный выбор. Её серые глаза, почти прозрачные от мощной лампочки, светились, наставленные в неизвестность.

– Не уходи.

Её голос сорвался. Хрупкие плечи замерли в ожидании моего решения. Меня будто подвесили за ноги: моё сердце ухало где-то в горле и билось истерически в пятках. Я загибала пальцы, придавливала их большим, чувствуя, как щелкают хрящи. Мне оставалось взять сумку. Но я продолжала стоять на пороге, как блудливый муж, явившийся с корпоратива. Ника на цыпочках подошла ко мне, вливаясь во тьму коридора. Она обняла меня, положив голову на плечо, и охрипшим голосом попросила:

– Не уходи.

Часть вторая

Глава 1

Огромная двуспальная кровать простиралась ещё намного дальше двух наших тел. Ника жалась ко мне и держала за руку, будто я обязательно должна сейчас куда-то деться. Над нами висел черно-белый потолок, выполненный в странном геометрическом стиле. Стены вторили ему, отражаясь черно-белыми полосами и кругами разных форм. Напротив ширилось окно, белые рамы, черные стекла, несколько золотых далеких звезд. Слева стоял открытый шкаф, откуда торчали мужские синие и коричневые рубашки, кофты, пиджаки, наверное, он всё ещё не потерял надежду и ждёт того мгновения, когда хозяин заберет их или пополнит новыми. В углу почивает туалетный столик, сделанный по моде дам XIX века, с резными краями, с украшенными ручками шкафчиков, с отделанным позолотой зеркалом. Ника могла бы проводить дни за таким столом, причесывая, убирая свои прекрасные волосы, но она лежала рядом и тыкалась носом в подушку. Её лукавый глаз, мигая, поднимался на меня, выхватывая