Золотой идол викингов - Людмила Львовна Горелик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Медведь, – вмешался Вячко. – Не спорь с ним. Может, и правда их бог настоящий и сильнее наших? – И обратился к девочке: – Молодец, Агнета, что священника привела.
Человек в старом черном плаще подошел к умирающей Сиггурд.
Она дышала трудно, часто, тяжело. Все силы уходили у нее на дыхание, и Медведь не мог его облегчить. Он брал ее за руку, заглядывал ей в глаза, он просил богов об облегчении, но легче ей не становилось.
– Не отчаивайся, сын мой! – сказал священник. – Отчаяние – грех. А Бог наш, хоть и один, нас не оставит в беде. Верящих в него он не оставит. Ты, главное, поверь, сынок. А Он тебя не оставит.
Отец Симеон достал из котомки серебряный сосуд с водой и кадило. Из сосуда он побрызгал святой водой на Сиггурд, на Медведя, на Вячко… Произнес слова молитвы. Потом дал Сиггурд отпить воды из принесенного сосуда. К удивлению Медведя, она смогла это сделать. Кадило наполнило комнату благоуханием.
А священник говорил, и была в словах тех надежда, от них становилось легче:
– Живущий под кровом Всевышнего, под сенью Всемогущего покоится. Говорит Господу: «Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на которого я уповаю! Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы…»
Теперь Медведь, Вячко, Сиггурд, Агнета были здесь не одни. Не одни они стояли перед лицом страшной болезни. Незримый Бог, к которому этот старик так уверенно обращался, присутствовал в комнате.
И Медведь с внезапно появившейся надеждой поднял глаза на старика. И Вячко присел на лавку, отпустив себя от лихорадочных, иллюзорно спасающих хозяйственных дел, вовсе не нужных сейчас. И Сиггурд, Сиггурд задышала реже…
– Ибо ты сказал: «Господь – упование мое; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим; не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему…» – продолжал старик.
Он говорил негромко, но голос его заполнил все пространство дома Вячковых.
Всю ночь отец Симеон читал молитвы и псалмы. Агнета уже давно спала, свернувшись на лавке. Спал, прижавшись к ее боку, коток Мышебор.
Задышала спокойнее, а к утру и забылась сном Сиггурд. Спал на полу возле нее Медведь. Спал на рогожке в углу Вячко.
Две недели священник обходил дома Свинечска. Не многие в городе оставались живыми. Во всех домах, где были люди, православный священник крестил горожан, читал молитвы, рассказывал о своем Боге.
– Добро, способность к самопожертвованию – не слабость, – проповедовал Симеон. – Бог учит людей любви. В любви к другим, в самоотвержении для других правда. А кто совершает злое дело, пусть даже и притворяется праведником, но не имеет к миру любви, тот – медь звенящая, кимвал бряцающий… Одна пустота и ложь в нем. Накажет его Господь.
Некоторые после крещения и проповедей отца Симеона выжили. Осталась в живых и Сиггурд. Но жителей в Свинечске было теперь совсем мало – меньше двадцати человек на все городище.
На общем сборе было решено перебираться в Смоленск. Жизнь малой группой в лесу была опасна.
И ранним утром позднего августа выжившие жители Свинечска отправились в путь. На волах везли нехитрый скарб. В повозках ехали также слабые после болезни.
Медведь и Вячко шагали возле двух своих повозок, каждая двумя волами запряжена. Рядом бежала и Агнета – весело, вприпрыжку. Она в отличие от взрослых покидала городище без тяжелых чувств, твердо веря в лучшее. В одной из повозок, придерживая кувшины и горшки, сидела Сиггурд. Мышебор, удобно разлегшийся у нее на коленях, смело смотрел вокруг: на пронизанные солнцем сосны, на слой опавших желтых иголок, прикрывших песчаную почву леса, на отсвечивающую сизым воду реки Свинец в желтых песчаных берегах.
Вот прошли мимо могильника. Свежий курган над ладьей Фари с краю.
Тяжело вздохнула Сиггурд – там ее близкие, – но не попросила остановить процессию: это тяжелое прошлое необходимо оставить позади.
Взглянул на курган и Медведь. Там, там, в этом кургане, на дне похоронной ладьи, недоброй памяти Золотая Баба, засыпанная толстым слоем суглинка и песка. Кровь и слезы обманутых вогулов на этой Бабе.
Возвращается зло к свершившему его