Суд над победителем - Олег Курылев

— Выходит, моя мама, — начал вроде как рассуждать Алекс, — приходится графине…

— Ваша мама… Вы имеете в виду родную или мачеху?

— Родную, само собой, — быстро среагировал Шеллен, мысленно отмечая еще один печальный для себя факт, — коли упомянута мачеха, значит, его мамы тоже нет в живых. Сирота! Может, они с отцом погибли одновременно, скажем, в автомобильной катастрофе? Хотя нет, какая чушь! Откуда тогда взялась бы мачеха? Нельзя также исключать и развод…

— Но, Генрих, ваша мама — родная племянница Луизы Лаухтенбергской! Разве вы этого не знали?

Алекс несколько секунд помолчал, затем махнул рукой, словно все вспомнил:

— Да знал, разумеется, знал. Но после контузии, когда я вернулся в часть, я путал имя звеньевого с командиром воздушного корпуса. А совсем недавно, на вашем Готланде, мы чинили сарай на подворье фру Блум, так меня там так двинуло доской по голове, что я вообще позабыл где нахожусь. Конечно же, моя мама — племянница графини. Она сама мне об этом много раз рассказывала.

— Рассказывала? Вам?! — еще больше изумился шведский родственник фон Плауена.

— Ну… да, — неуверенно подтвердил Алекс.

— Но как же? Она ведь тоже умерла при родах. Когда рожала вас. Это наше семейное проклятие — высокий процент смертности женщин во время родов.

«Влип», — решил Алекс. Тем не менее он не сдавался:

— Да я же неправильно выразился. Мачеха, конечно же, рассказывала. О моей маме. Это же понятно. Мачеху я ведь тоже называл мамой. Ну!

Шведский родственник облегченно вздохнул:

— Знаете, Генрих, что мы сделаем первым делом, когда уладим все вопросы?

— Что? — насторожился Лжегенрих.

— Мы покажем вас врачам. Лучшему нейрологу королевства. Война, слава богу, закончилась, теперь есть время всерьез заняться здоровьем.

Все время разговора Алекс ни минуты не сомневался, что при встрече со старой родственницей, которой он (вернее, настоящий Генрих XXVI), как теперь выяснилось, приходился внучатым племянником, его тут же уличат в обмане. Будет скандал, вызовут полицию… Ну и отлично! Как раз то, что нужно. Шведы начнут расследование, он объявит себя британским пилотом, они пригласят представителя британского консула, а, еще лучше, какого-нибудь летчика, и он без труда докажет, что является подданным его величества короля Георга VI.

Машина тем временем, проехав пригородами, миновала арку старинных крепостных ворот, сложенную из тяжелых гранитных блоков. Алекс успел разглядеть на фронтоне барельеф с двумя геральдическими львами и круглым щитом с тремя коронами. Они въехали в город, прокатились по застроенным в основном двух-, реже трехэтажными домами брусчатым улицам и остановилась перед барочным фасадом двухэтажного особняка. Шеллена провели в одну из просторных комнат наверху и попросили обождать. В комнате, обставленной вдоль стен небольшими диванами и креслами, на одном из журнальных столиков лежала стопка газет. Алекс взял верхнюю и, усевшись в кресло, развернул. Это оказалась немецкая «Дер Ангриф» за март месяц. С большой фотографии на первой полосе на Алекса Шеллена смотрел… Алекс Шеллен.

Они стояли рядом с братом в окружении улыбающихся офицеров, членов партаппарата крайса Хемниц, журналистов и прочей публики на фоне интерьера большого готического зала. На складке нагрудного кармана новенького кителя Алекса висел только что прикрепленный Железный крест. Грудь Эйтеля украшал крест Военных заслуг первого класса с мечами. Подпись ниже говорила о том, что это 21 марта и что на снимке — отважные солдаты Германии, сумевшие разгадать замыслы врага и спасти город, отбив атаку тысячи бомбардировщиков обезумевшего от пролитой им крови маршала Харриса. В числе имен значилось: «лейтенант дер флигер Генрих Реусс фон Плауен».

Одна из боковых дверей отворилась, вошли двое в штатских костюмах. Алекс встал и повернулся к вошедшим, продолжая держать газету в опущенной руке.

— Ага, вот и вы! Генрих XXVI фон Плауен! — густым баритоном по-немецки произнес высокий человек чрезвычайно плотного телосложения, в крашеных бакенбардах, но с почти голой головой. — Я не ошибся? Тогда позвольте представиться — Симон Олонберг, глава адвокатской конторы «Олонберг», Стокгольм, улкца Королевы, 14. Мой помощник — Юрген Аппельман, — легким поворотом головы указал он на второго. — Узнаете себя, господин лейтенант? — Он имел в виду, конечно же, снимок в газете. — Позвольте?

Из вялой руки Алекса газета перекочевала в мясистые пальцы адвоката, который тут же принялся сличать живого Шеллена с его изображением на фото.

— Похож! Несмотря на бородку, определенно похож. И даже мундир тот же самый, — последнее он нарочито приватно сказал помощнику. — Вы раньше видели это? — обратился Олонберг к Алексу, ткнув пальцем в фотографию.

— Нет.

— Понимаете в чем дело, — заложив руки с газетой за спину, адвокат принялся ходить взад-вперед по комнате, не глядя на Алекса, — Генрих XXVI младшей линии Реусс с января этого года считался пропавшим без вести. Были все основания полагать, что он погиб во время воздушного налета на Лейпциг в ночь на двадцать восьмое февраля. Однако тело никто не видел, и очевидцев гибели Генриха также не оказалось. А уже летом после войны на глаза одному из членов княжеского дома попадается эта газета, из которой выходит, что Генрих XXVI в марте еще был жив и, судя по снимку, вполне здоров. Странно только, что, находясь совсем неподалеку от родового гнезда, он не заехал и даже не написал родным.

Алекс почтительно кашлянул в кулак.

— Вы сейчас с кем беседовали, господин… адвокат? — спросил он, полагая, что прервать комедию сможет в любой момент, однако разговаривать с собой этаким надменным тоном не позволит.

— С вами, — смешался Олонберг.

— У вас такая манера говорить с человеком, обращаясь к нему в третьем лице?

— Простите, но я как бы размышляю…

— Слушайте… как вас там… Олонберг… перед вами не пойманный с поличным любовник жены вашего клиента и не шведский карманник. Задавайте свои вопросы прямо и максимально коротко, пока я вообще не передумал на них отвечать и не послал вас к черту. Вы — частная штатская контора и допрашивать офицера, пусть даже побежденной армии, не имеете права. Если меня подозревают в уголовном преступлении, пускай этим занимается полиция или военная прокуратура.

Адвокат от смущения побагровел и принялся обмахиваться газетой, главным редактором которой был приснопамятный доктор Геббельс.

— Вы зря так кипятитесь, — пробурчал Олонберг, — я всего лишь прошу ответить на несколько вопросов.

— Прежде ответьте вы: кто вас нанял?

— Видите ли, со мной по телефону созвонился нынешний глава вашего дома Генрих IV фон Реусс-Кёстрицкий, — пояснил адвокат как можно более учтивым голосом. — Как вы знаете, после недавней гибели на войне Генриха XV, княжеская корона, пускай она и гипотетическая, перешла от младшей линии к средней и…

— Понятно, — перебил адвоката Алекс, — оставим подробности. Я действительно был ранен в Лейпциге в конце января и несколько дней провалялся без сознания в госпитале. Потом в санитарном вагоне меня перевезли в Хемниц, где я встретил старого товарища и потихоньку пришел в себя. Далее я участвовал в событиях, о которых с кучей лишних подробностей написано в этой газете. Вас удивило, что, получив из рук гауляйтера вот этот крест, — Алекс показал пальцем на свой левый нагрудный карман, — я не заехал домой? Но уже на следующий день, то есть 22 марта, я вместе с полковником Нордманом в «Хенкеле 111» вылетел на север Германии. Через две недели меня переправили на остров Узедом, а еще через два дня мой истребитель был поврежден в воздушном бою над Балтикой в сорока милях западнее Эланда. Мне ничего не оставалось, как только сесть на какой-то остров, который оказался шведским. Так когда, скажите, мне было навестить родных? А что до моей частной переписки, то обсуждать ее с вами я не намерен.

— Но речь идет только о вашей идентификации…

— Ах вот как! — Теперь уже Алекс нервно заходил по комнате. — Значит, как раз для этого меня сюда и привезли? По дороге мне сказали, что я должен повидаться с графиней Лаухтенбергской. Где же она? Я горю нетерпением обнять свою бабушку.

Адвокат нервно извлек из жилетного кармана золотые часы и открыл крышку.

— Дело в том, что графиня сразу по приезде в Кристианстад слегла, — он щелкнул крышкой часов, так и не посмотрев на циферблат. — С ней сейчас врачи и граф Адельсвард. Я только что разговаривал с доктором Гилленскьёльдом — у вашей бабушки острейший гипертонический криз. Есть серьезная опасность инсульта. Да что там, если говорить совсем откровенно — она очень плоха.

«Как он сказал? Граф Адельсвард? — Алекс, словно губка, продолжал впитывать капельки информации. — Это наверняка тот, который ехал со мной в машине. Ну да, бывший зять! Надо запомнить».