Чепель. Славное сердце - Александр Быков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующее утро вся семья деда Буривоя собралась у деда в гостях. В доме близ Деречина. Там са̀мо*, на истоках Мухавецких. Не часто такое выдается. Все сыновья у деда — воины. Большое дело, почётное. Наверно есть и дедова заслуга, что сыны такие удались. Мать, конечно, их кормила-поила, растила, а отец-то наставлял, учил уму-разуму. Не последнюю роль сыграло и то, что Дед Буривой воевал когда-то в дружине отца молодого князя — старого князя Беловежского Година. Верным был дружинником, удостоился благодарностей и пожалованного местечка под дом в середине Полесской земли.
Старший сын — Бранибор — княжий сотник, великая честь и сыну и отцу. Знатный воин. Серьёзный, силач, подкову мнёт как глину. Вся его сотня по воинской выучке — первая. Мать ему говорит: «Ну, хоть улыбнись, сынок, солнце наше старшее», а сын: «Ну что ты, мам, я маленький что ли?». Кто его может заставить улыбнуться, так это младший брат, тот кого хочешь заставит улыбаться.
Средний сын — Вершислав — тоже не промах, старшина охранной полусотни, неизвестно ещё, кто из них князю ближе и дороже. Не то, чтобы сильный сын, но очень цепкий и выносливый. Не то, чтобы каких-то семь пядей во лбу, но быстро сообразительный, схватывает всё на лету. И не то, чтобы какой-то у него воинский талант, по мнению отца, но везуч он, пожалуй, более других. Как бы его рукой не он управляет, а кто-то свыше.
Младший сын — Святояр. Молодой ещё. Но уже в дружине княжьей — сноровкой отличается воинской и радостным характером — такого воина трудно не заметить. Чуть можно и уже Святояр улыбается во все зубы. Так он и родился таким — почти и не плакал, а всё смеялся, гигикал. И в детстве — больно ушибётся — и сквозь слёзы, охает, а всё равно смеётся. Дурачок был бы занятный, если бы не был умный. Святояром так и назвали за весёлый нрав.
Помниться, когда Буривой смотрел на смеющегося младенца, и придумалось подходящее имя. А жена Надея говорит: «Уж больно красивое имя, так князей звали в старину. Не боишься так высоко замахиваться?». А Буривой отвечает: «Может я всю жизнь жил, чтоб так сына назвать. Всё думал, как выразить лучше, что должен быть сын светлым и жизнерадостным. А он мне сам подсказал. Тебе самой нравиться?» «Очень нравиться!». Посмотрел Буривой на жену, как та над младенцем улыбается, какой малыш хороший, аж светится, будто Богоматерь с маленьким Христом, ещё светлее: «Точно, Святояр!»
Как придёт в дом старший сын — так родителям гордость, уверенность и надёжа. Как придёт средний сын — так возникает чувство чудесного понимания, ясности и какого-то озарения. Как придёт домой младший сын — так и весело и радостно на душе.
А тут все сыновья в дом пришли! А старшие с жёнами и детьми. И Дочка Светлана с мужем пришла. Народу полон дом. Счастье! Свято!
Мужчины уже начали господарить во дворе под руководством деда: дровишек наколоть, водицы наносить. Женщины под приглядом матушки завели пироги, начали готовить вкусную домашнюю снедь. Среди них командир Доброгнева — жена старшего сына. У неё характер такой — упорный. Наполовину ятвяжка.
Дед оставил сыновей наедине с дровами, печкой и женщинами. Сам присел у дома на крылечко.
Дети носились гурьбой. Заговорил с одним. Дети постепенно собрались все около деда.
— Деда, а что значит твоё имя Родомысл?
— Значит, что я о Роде мыслю, как ему помочь, как его защитить.
— Деда, а кто такой Род?
— Это самый главный Бог, который нас всех сотворил.
— А меня тятька с мамкой сотворили — вставила крохотная Посвятка, — они мне сами сказали…
— А их-то самих кто сотворил? — всерьёз парировал дед.
— Ихние тятьки и мамки! — нашлись ребятки постарше.
— А ихних тятек и мамок кто сотворил? — снова вопросил дед.
— Ихние тятьки и мамки! — наперебой закричали дети, начиная улыбаться, понимая ход дедовой игры.
— А ихних тятек и мамок кто сотворил? — настаивал дед.
— Ихние тятьки и мамки! Ихние тятьки и мамки! — смеясь и взвизгивая, кричали дети.
Дед смеялся в бороду, подождал пока дети угомоняться.
— А Род сотворил самых первых и тятек и мамок, значит, он всех нас и сотворил.
— Деда, а кто Рода сотворил? — задал вопрос смышлёный мальчик Ярок, сидевший у ног деда, остальные дети застыли в ожидании тайны — у него тоже были тятька и мамка?
— А он, внучок, сам себя сотворил. — сказал дед уважительно.
— Как это, деда, «сам себя»?
— А он сам себе и Отец и Мать и дух Святой.
— Почему дух?
— Он дунул так легонько и вдохнул жизнь в людей.
— А почему святой?
— Потому что Жизнь Свята, значит и дух Святой.
— А если он самый главный, то почему ему помогать надо? — поглядел на деда уже освоившийся худющий мальчик Олесь.
— Так ведь Род свою силу вдохнул в нас, он теперь стал нами, мы, народ, и есть его внуки, нам и помогать надо. В роду ведь все друг другу помогают: он — нам, мы — ему.
— Так он всю силу отдал, а сам как же?..
— Ну не совсем всю отдал, себе тоже оставил. Он сам за нас переживает, там наверху в светлом тереме сидит, где соколы ясные летают. Нам, внукам своим помогает, когда знает. А сила у нас самих немалая, поэтому нам самим надо и думать как лучше и помогать друг другу.
Вот родится у нас новый человек, мальчик или девочка — значит, род укрепился, силы прибавилось, и все наши радуются, и бог на небе радуется.
— Деда, если он стал нами, так мы теперь что ли и есть бог Род? — поднял ясные глаза Ярок.
— Мы, мил внучок, людской род, а бог Род — на небе.
Вершко подошёл к отцу.
— Батя, гляди, какую я нашёл вещицу! — снял с себя через голову и протянул ему небесную подковку, уже с просверленной дырочкой и на толстой нитке. Все дети вытянули шеи. — На днях с неба упала, горячая ещё была.
Дед повертел в руках:
— Чудное дело! Откуда там на небе железо? И как оно оттудова всё не упадёт?? Я слыхал от учёных людей, что есть древние знания и книги, недоступные нам, где говорится, что наша земля не плоская, а огромный шар и летит в пустоте вокруг солнца по вытянутому кругу. Отойдёт подале от солнца у нас холод, зима, подойдёт ближе у нас жара, лето. Повернётся одним боком к Солнцу — для нас день, повернётся другим — для нас ночь. А нам лишь кажется, что Солнце всходит и заходит, а на самом деле это мы разным боком к нему повертаемся… Вот ныне наверно совсем близко подлетели, глянь, что на дворе тво̀рится. Хоть бы об него не стукнуться, об Солнце…
— …И как же мы держимся на круглой земле?
— Тайна природы, сынку, как и многое на белом свете. Разве мы знаем, почему рождаемся и умираем? Почему он не умел говорить, а научился? — кивнул дед на Ярка. — Почему Бран силён, ты удачлив, а Свят весел? Почему солнце ярко, а ночь черна?…
— И я, когда понял, что с неба упала, тоже растерялся. Не знаю, откуда она прилетела, но, думаю, это знак какой-то для меня.
— Знаки, сынок, зависят от человека. Раз ты воин — готовься хорошо к битве, будь внимательнее и осторожнее. Не проглядишь опасность, и всё будет хорошо.
Из рук в руки, через детские руки под двумя десятками удивлённых глаз подковка прошла по кругу обратно к Вершко.
— Батя, ко мне Стрыйдовг подходил.
— Он и ко мне подходил.
— Когда?
— Днесь, перед вами ещё.
— Быстро, однако! Так он же верхом не ездит. — озадачился Вершко.
— Волхв — одно слово. У него свои пути и ходит он по ним не как мы.
— И не важно, что такой старый… И что говорил?
— Говорил, по-тихому тебе скажу, готовиться к войне, лечить многих придётся.
— А откуда он знает про войну? Тоже всё волховством?
— Молод ты ещё сынок… и волхвом быть необязятельно, так понятно. Старого князя и старшего наследника не стало. Князь Любомир один остался молодой. А молодой — значит, неопытный. А каждый чёрный ворон понимает, где лакомый кусок для него. Каждый волк ищет себе добычу. И когти точат, и зубы острят, и время поджидают…
Во двор составили столы и лавки. Сели в круг. У взрослых завязалась беседа о том и о сём. Слова перелетали от одного к другому как прядильная нить на ткацком станке, сопрядая живое полотно общего разговора. От одного потянулась ниточка красная, другой завивает вокруг неё ниточку белую, третий добавляет голубую, кто-то приплетёт шутку пёстренькую, кто-то вставит слово золотое. И всё богаче, всё знатнѐе, всё переливчатее становиться беседа. Всё красочнее словесное полотно. Даже разойдутся потом люди, а сотканное полотно это останется с ними надолго. В памяти все будут сие полотно хранить и тем богатеть, вместо сундуков с тряпками. Хотя, шут с ними, с тряпками, они тоже нужны. Но после понадобиться человеку мудрое слово, зрелое помышление, либо острое слово, как бритва, либо крепкое слово, как булат, тогда заглянет он в несметную кладовую, в сокровищницу своей памяти и извлечёт оттуда ценность, которую ничем не заменить. Найдёт мудрое слово дедово, от которого веет седыми столетьями. Найдёт завет отцов, что силы сбережёт и честь. Найдёт материнское нежное и заботливое, детское трогательное и смешное, братское бодрое, дружеское вдохновляющее, слово любимой женщины, зовущее на подвиги, многое другое вспомнит и станет всем вооружён, ко всему готов, для всего доброго пригоден.