Безумно холодный - Тара Янцзен

Но она была другой, и он стал другим, урок был преподан ему тяжелым способом, самым тяжелым способом из возможных, поэтому Хокинс знал, что целовать ее не стоит.

Он поднял руки, обхватив ее щеки ладонями, и провел пальцами по коже.

Черт, не были бы они до сих пор вместе. Они не пережили бы ее мать так долго. Вероятно, они бы продержались только до Дня труда.

Да, он понимал, что не стоит целовать ее — но все равно сделал это. Просто забыл весь тот идиотизм, который обмусоливал на протяжении тринадцати лет, поднял ее лицо и прижался к ее губам.

Жар, чистый и простой (ровно как он и планировал) омыл его. Он застонал от удовольствия, полностью отдаваясь пламени. Ее кожа была влажной, а его мгновенно прошиб пот, и он вдруг понял, что не имело никакого значения, что она была пьяна, а он свихнулся. In vino veritas — истина в вине. Она хотела его, и в самой глубине души, в самом темном ее месте, где он закрыл и заколотил дверь, выкинув ключ от замка, он никогда не переставал хотеть ее.

Одной рукой она скользнула по его волосам, по шее, вверх к голове, удерживая его для поцелуя. Его мозг затуманился. Ее рот был влажным. Потянувшись к ее ноге, он закинул ее себе на талию, задирая платье, притягивая ближе, жадно впитывая шелковую мягкость ее бедер. Другая ее рука направилась к его поясу, потом дальше на юг, сводя его с ума, и он понял, что она собирается взять его в руку, ласкать его, заставляя твердеть еще сильнее. И он позволит ей. О, черт, он позволит ей.

По крайней мере, таков был его план, пока лифт, сотрясаясь, не остановился и свет не наполнил кабину.

Он замер, волоски на шеи встали дыбом. Когда они входили в здание, света нигде не было.

Ну, в кармане у него был пистолет — наравне со всем остальным. Вопрос в том, как использовать его, если обстоятельства потребуют, потому что Катя не заметила, что ситуация несколько изменилась.

— Кристиан, — простонала она. Рука преодолела последние несколько дюймов до цели.

Он попытался дотянуться до нее — слишком поздно. Господи Иисусе. Ее ладонь была такой нежной, пальцы такими осторожными, нога обернулась вокруг талии, а рука — вокруг члена. А он умирал… умирал… но все равно скользнул свободной рукой в карман за девятимиллиметровым Глоком.

— Если хочешь, — протянул мужчина, — я могу просто пристрелить тебя сейчас и спасти от бесчестья. — Ошибиться было невозможно. Дилан.

Проклятье, он так хотел толкнуться навстречу ее руке, что не мог дышать, но гореть ему в аду, если он сделает это на виду у публики.

— К-катя? — Новый голос присоединился к перепалке: бездыханно потрясенный. Должно быть, это Алекс Чэнг, секретарь. Даже не нужно оборачиваться и смотреть.

— Кэт, — прошептал он, едва касаясь ее губ. Он старался не двигаться из опасений, что может случится, пытаясь извлечь себя из ее сладостного захвата, надеясь найти наконец свои мозги, которые он, вероятно, оставил в Роксанне или еще в Ботаническом саду. — Катя, солнышко. Нам нужно остановиться.

Проклятье, им и начинать не стоило. Ничего это быть не должно: они вдвоем, прижатые к стенке лифта, ее одежда, задранная вверх, его — спущенная вниз. Это было безумием. Его рубашка была наполовину снята, брюки расстегнуты, и он не имел и малейшего понятия, как ей удалось сработать так быстро.

— Нет, — простонала она. — Столько времени прошло, и никто другой никогда… — Ее губы скользнули по его губам, язык прошелся влажным прикосновением, зубы слегка куснули. — Такого как ты больше нет.

Ему не нужно было этого знать — правда.

— У вас тут адская заварушка, а мне надо на самолет успеть. Хкм… лифт выглядит слегка переполненным, так что я пойду по лестнице и встречу вас на пятом этаже, — снова заговорил Дилан.

Хокинс снова нажал на кнопку пятого этажа, и старый лифт начал подниматься вверх. Он понятия не имел, когда машина сменила направление и успела спуститься обратно в галерею. Вероятно, где-то между последней расстегнутой пуговицей на его рубашке и моментом, когда он потерял мозги.

ГЛАВА 9

ВСЕ МОГЛО БЫТЬ И ХУЖЕ. Хокинс знал это. Просто это как-то в голове не укладывалось. Нет. По ощущениям, все было максимально плохо. Он не только в конец растерял свои мозги, но этому еще и свидетели были.

Твою мать. Он завязал с публичным саморазрушением после первых трех месяцев тюрьмы. И, если выдавалась тяжелая ночка, он предпочитал переживать ее в одиночестве.

А потом появляется Катя Деккер, и, спустя два часа, он практически трахает ее прямо в лифте на глазах у ее соседа и Дилана, который, кстати, его предупреждал.

Он никогда не отмахивался от предупреждений Дилана. Никогда. Они слишком часто спасали ему жизнь, но на этот раз он решил, что у него все схвачено. Еще в Ботаническом саду он поспорил на ПТС-ку Роксанны, что и на двадцать футов не подойдет к Неудаче — не говоря уж о том, что окажется между ее ног.

Он еще раз разгладил ее платье, пытаясь прикрыть тело. Безнадежно. Чертова штуковина едва не разваливалась на части, а двух булавок явно было недостаточно для решения проблемы. Пока лифт медленно тащился на пятый этаж, он окончательно избавился от влажной, скомканной рубашки; отбирать у нее свой пиджак он не стал, а на нем оставалась лишь футболка, которая не мешала ей проводить ладонями вверх-вниз по его рукам.

— Первого мальчика, с которым я занималась любовью, арестовали, — сказала она. Ее указательный палец проследовал чернильный путь от его запястья к локтю.

— Да, я слышал. — Он закончил с пряжкой ремня. Проклятье, она и правда быстро сработала.

— Он был очень похож на тебя.

Без шуток, подумал он.

Он снова зарылся рукой в волосы, пытаясь привести их в порядок. Учитывая ее действия, именно он, вероятно, и выглядел так, словно его валяли по матрасу.

Он посмотрел вверх на дверь лифта. Эта штуковина тащилась медленнее, чем меласса зимой. Цифра три горела целую вечность, вынуждая его гадать: поднимались ли они вообще на пятый этаж или просто потратили несколько минут, трясясь на третьем, чтобы опять опуститься вниз.

Наконец загорелась цифра четыре, затем пять, и ее квартира начала появляться в поле зрения — узкая полоска света наверху клетки лифта становилась все шире и шире.

В первую очередь его поразил цвет. Ни она, ни Алекс Чэнг цвета не боялись, но в данном конкретном случае немного страха им бы не помешало.

Первая стена, которую он увидел, была кирпичной. Она была раскрашена желто-красно-рыжим пламенем, вперемешку с белыми, зелеными и синими мазками. Задняя стена представляла собой рай граффити: на пурпурном фоне красовались огромные толстенные синие буквы «ХУЛИО РУЛИТ». Надпись «КОРОЛЬ ХУЛИО», написанная большими белыми буквами с позолотой по краям, пересекала двенадцатифутовый потолок лофта — буквы казались облаками, парящими в голубом небе.

— Кто такой Хулио? — спросил он.

Она снова навалилась на него, скривив губы в ухмылке.

— Последний бойфренд Сьюзи Тусси. Он очень-очень-очень-очень, но не такой миленький как ты. — Мысль о том, что Хулио хорошо проводил время со Сьюзи, а не с Неудачей, порадовала его.

Он придержал Кэт, стараясь не дать ей съехать вниз по его телу — в направлении, которое она явно предпочитала всем остальным. Он не знал, как реагировать на ее комментарий. Люди не описывали его словом «миленький».

«Сукин сын» — вот это он частенько слышал. «Гребаный мудила» — тоже приходило на ум людям, живущим в определенной части города и в определенной части света, особенно если им посчастливилось попасть в его черный список. А список этот был очень длинным, полным плохих парней, которых хотело прижать министерство обороны.

Вот, чем он занимался — расправлялся со злодеями. А вот себя он всегда берег… по крайней мере, до того момента, произошедшего три минуты назад. Не появись Дилан с Алексом Чэнгом…

Боже, если она на самом деле была настолько пьяна, он бы мог начать изливать ей душу — это ведь было бы так ужасно, правда?

Французское вуду, точно.

Теперь ему просто нужен антидот.

Лифт резко остановился, и, взглянув через кабину на этаж, он получил желаемое — выражение лица Дилана.

Держа в одной руке желто-коричневый конверт, а в другой — тиару в прозрачном полиэтиленовом пакете, его босс рассматривал фотографию, вытащенную из конверта. Лицо его выражало лишь чистую холодную ярость.

Встав рядом с Диланом и посмотрев на фотографию, Алекс Чэнг побелел — что было не так-то просто для парня, в котором текла азиатская кровь. Его рука поднялась к горлу в чисто женском выражении отчаяния, что еще сильнее подтвердило теорию Хокинса о гомосексуализме.

Оба мужчины подняли головы, когда он отодвинул в сторону дверь лифта. Взгляд Алекса Чэнга быстро скользнул по ним с Кэт, потом вернулся к татуировкам на его руках. Он стал еще бледнее, если такое вообще было возможно.