Месть Монтесумы - Гарри Гаррисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чтоб я тут не слыхал подобных речей! – прикрикнул бармен. – С подобными разговорами мотайте отсюда.
– Я говорю, что хочу. – Пабло стремительным движением схватил за горлышко почти пустую бутылку текилы и разбил ее о край стойки, добавив еще одну глубокую царапину к множеству подобных, видимо нанесенных тем же способом.
Однако бармен, прекрасно подготовленный к подобным инцидентам, поднял длинноствольный револьвер, который держал уже давно, и приказал ему убираться. Пабло с отвращением отшвырнул бутылочное горлышко – ничуть не унизительно отказаться от боя с обладателем пистолета – и вышел. Его друзья двинулись следом, прикрывая отступление градом отборнейших ругательств, в мельчайших подробностях описывающих бурную половую жизнь родственниц бармена. На улице Тони запнулся о какую-то кочку и ухватился за Пабло, неколебимого, как скала. Банту поступил точно так же, ведь теперь они братья. Так они и шли в обнимку, высматривая, где бы еще выпить. Вошли в «Sal Parado si Puedes», распевая «Гвадалахару», чтобы показать, что настроены по-революционному, а здешний владелец оказался то ли более терпимым, то ли разделял их политические симпатии, потому что их усадили за столик и принесли непочатую бутылку крепкого мескаля – настоящего, с червячком из авокадо на донышке, в качестве паспорта подлинности. Выпивка оказалась хорошей, да и червячок наверняка придавал ей особый смак, потом кто-то сказал, что в больших бутылках большие червяки, а в маленьких – поменьше. Остальные этого изумительного факта ни разу не замечали, поэтому послали за бутылками разных размеров, и действительно, в самой махонькой бутылочке, всего на одну порцию, червячок был не длинней ноготка на детском мизинчике. Раз уж бутылки принесли, Тони настоял, что снова заплатит, к ним подключились двое новых друзей; конечно же, содержимое бутылок надо прикончить. Примерно в это же время Тони начал смутно сознавать, что действительность перескакивает, как порванный и склеенный фильм. Крайне забавно. Попытался растолковать это банту, но время вдруг снова перескочило, и сидевший рядом уже мирно спал, положив голову на стол.
Прошло некое неизмеримое время, и они оказались в другом баре, хотя Тони не помнил дороги туда. Именно во время этого таинственного перемещения исчез Пабло, равно как и банту, наверняка оставшийся спать за последним столом. Однако уже появились новые друзья, было с кем разделить новую бутылку, и, когда у Тони возникли проблемы с розливом из нее, они прямо-таки горели желанием помочь. К тому времени он уже открыл, что сон на столе – отличная идея, и воспользовался ею, время от времени пробуждаясь, чтобы послушать дружескую беседу и снова проваливаясь в забытье.
Проснувшись в очередной раз, он был вынужден смахнуть разгуливающих по лицу мух, разбуженных низкими лучами восходящего солнца, вливающимися в распахнутую дверь. Приподняв веки, он тотчас же зажмурился, потому что свет раскаленной иглой пронзил глаза и вошел прямо в мозг. Сон боролся с дискомфортом, и дискомфорт победил. Тони залежал одну руку до онемения, а под ложечкой разливалась тупая боль. С немалым усилием ему удалось перевернуться и вытащить морраль, впивавшийся в бок. Но мухи и солнце вели себя чрезвычайно назойливо, и через некоторое время, испустив слабый стон, Тони открыл глаза в попытке понять, где находится. На полу. В баре. Один. Увидев, что он проснулся, хозяин заведения, прихлебывавший кофе за стойкой, пожелал Тони доброго утра. Тот смог выдавить в ответ лишь хриплый стон.
Чувствовал он себя хуже некуда. У сна свои физиологические законы – машинерия тела бездействует, а внутренние химические реакции происходят на пониженных оборотах. Теперь же, после пробуждения, тело начало посылать сигналы бедствия. Игла боли, через глаз вошедшая в мозг, оставалась на месте и даже язвила все сильнее, и в то же самое время – у него еще ни разу не было двойной мигрени – при попытке повернуть голову ее сжало, будто в тисках. Вдобавок к этой пытке внутренности раздирала мука, приходившая и уходившая с некоторой регулярностью. Не говоря уж о тошноте, всеохватной, сотрясающей мир тошноте, равной которой Тони еще не знал. С губ сорвался новый протестующий стон, полный чувства, продравшись сквозь пересушенное горло.
– Воды… – произнес Тони хриплым шепотом, и хозяин бара с пониманием кивнул.
– Вот, большой стакан, выпейте все.
Исхитрившись сесть, Тони взял запотевший стакан, но рука так тряслась, что вода начала расплескиваться, и ему пришлось крепко ухватиться за стакан обеими руками, чтобы сотрясения рук взаимно компенсировались. Усилие исчерпало всю энергию, имевшуюся в его распоряжении, и Тони привалился к стене, оставив стакан на полу рядом с собой, пытаясь составить связную мысль в парализованных алкоголем извилинах. Память неохотно возвращалась. «Хилтон», да, все началось там с этих чертовых крепленых кокосов, переполненных ромом. Покидая отель, он уже был на взводе, и последующее произошло вполне естественно. Испокон веку говорят, что индейцам пить не следует. Обычно он и не пил со времен армии, где алкогольное отупение вытесняло отчаяние. Он повел себя ужасно глупо, но, по крайней мере, все позади, и можно вернуться к воплощению плана, став слабей, бедней, но мудрей. Кстати, насколько именно бедней? Тони дрожащими пальцами обшарил карманы.
Какая там бедность, полное разорение. То ли его собутыльники обобрали его, то ли он все пропил, неважно. Деньги исчезли подчистую, без следа. Осталось лишь несколько медных сентаво, сущий пустяк. Пропали.
С этим открытием нахлынула ошеломительная депрессия, погрузившая Тони в бездны отчаяния, обрушив со вчерашнего Олимпа. Вчера он ходил этаким гоголем, искусным шпионом, вот как, суперагентом, способным на все. И совершенно опростоволосился за один-единственный день. Все пропало, все деньги без остатка, а вместе с ними и шанс на успех. Полнейший провал.
– После воды, – сообщил хозяин, – вы должны прихватить клок шерсти собаки, которая вас укусила. Это поможет избавиться от трясучки, telegrafista, как ее называют, потому что так работают с телеграфным ключом, это симптом питья текилы. Пройдет. Вот.
Почти под самым носом Тони появился стаканчик поменьше, до краев наполненный прозрачной и зловещей жидкостью, послужившей причиной его вчерашнего падения. Ноздри обжег острый, будто кактусовые иглы, аромат, и в тот же миг под горло подкатила желчь. Нет, никак.
– Выпейте, иного выхода нет. – Уж кому не знать, источник самый надежный.
Тони понял, что должен сделать это, протрезветь и поискать выход из тупика, выстроенного собственными руками, но заставить свою предательскую руку взять стакан – дело совершенно другое. Собрав жалкие крохи силы воли, он вынудил дрожащую конечность охватить стакан и опрокинуть содержимое в горло, пока тошнота не погнала его в противоположном направлении.
Текила устремилась по пищеводу, пылая, как лава, прожигая путь в желудок, где и взорвалась; Тони затрясся, как в лихорадке. Но пожар внутри угас, а вместе с ним и самые скверные симптомы, наконец-то дав дорогу некой толике вразумительных мыслей. Хозяин одобрительно кивнул. Еще бы ему не кивать, если изрядная часть финансов Тони теперь покоится в его допотопном кассовом аппарате. Выпивка, ночлег на полу и опохмел оплачены вперед. Пожалуй, с лихвой.
– Нельзя ли тут у вас умыться? – спросил Тони. От прикосновения ладони щетина на подбородке заскрежетала, как наждачная бумага. – А заодно побриться?
Полотенце и бритва были предоставлены ему относительно охотно, а твердый кусок желтого мыла сгодился и для мытья, и для бритья. Умыв, остудив и побрив измятое лицо и собравшись с мыслями, Тони не мог не признать, что чувствует себя получше. Теперь встал вопрос о деньгах. Куда более неохотно хозяин позволил ему сделать единственный телефонный звонок – должно быть, кредит исчерпывается; но звонок лишь принес очередной куда более неутешительный результат. Мистер Соунз выписался из «Хилтона» сегодня утром несколько ранее, несомненно, пока Тони храпел в пьяном ступоре, и теперь уже на полпути в Мехико.
Шаркая ногами, Тони побрел прочь из бара, жмурясь от яркого света; ноги сами собой понесли его вниз, к берегу. Найдя бетонную скамью под пальмой, он рухнул на нее, отчаянно пытаясь отыскать разрешение своей дилеммы, но в голову не приходило ничего путного. От берега с тарахтением отвалило зафрахтованное судно, издали донесся пароходный гудок. Тони погружался в черные глубины отчаяния, когда на скамейку рядом с ним кто-то сел. Тони даже не замечал новоприбывшего, пока тот не заговорил:
– Слушай, Джо, у тебя тут связи, ты смахиваешь на парня, знающего входы-выходы. Ежели наведешь меня на добрую травку, пару унций или побольше, то не пожалеешь. Ну, чего сказанешь?
Американец, увешанный фото– и кинокамерами, крикливо одетый и жаждущий удовольствий.