Мы наш, мы новый... - Константин Калбанов

Катер подошел к берегу и мягко ткнулся в него носом, с его борта тут же спрыгнул Зубов. Сейчас в диверсионных операциях пока необходимости не было, а потому на Максима была возложена обязанность руководства службой безопасности в Порт-Артуре. Понятно, что у него не было способностей того же Варлама, вот кто здесь все поставил бы на уши, но Варлам нужен был во Владивостоке, там было слишком много активов и оставить их было не на кого. Однако, Зубов вполне справлялся со своими обязанностями, хотя и не переставал ворчать, что это не его и уж лучше бы он продолжил бы диверсии на море. Кстати, для этого были все условия. Местонахождение японской эскадры было известно и минирование кораблей Тóго на стоянке, в районе островов Эллиот не было чем-то невыполнимым, но этому воспротивился сам Песчанин. Японцы далеко не дураки, а потому могли сложить два и два, морских же диверсантов светить ох как не хотелось. Об их существовании вообще никто не должен был ничего знать.

— Что скажешь, Максим?

— Все как вы и предполагали, Антон Сергеевич. Диверсия, к гадалке не ходить. Одна машина вышла из строя, да так, что без капитального ремонта нечего и думать ввести ее в строй. Мы постарались заполучить раненых из машинной команды, пока доставляли к Госпитальной пристани, успел пообщаться.

— Выйти на исполнителей возможно?

— Нет ничего проще. Сами морячки не стали бы этим забавляться, им ить тоже случись идти на дно, одному такое не провернуть, к тому же нужно иметь знания, для такой грамотной работы. Ведь все работало как часы до самой аварии и машинная команда ничего не заметила. Опять же, одному такое не провернуть.

— Думаешь бригада рабочих, привлеченная для работ в машинном?

— Точно они, — убежденно заявил Максим, энергично кивнув в подтверждение своих слов, — сейчас соберу ребят и – в город. Нужно вязать, пока деру не дали. А может уже и поздно.

— В любом случае они на Квантуне. Сомневаюсь, что японцы озаботились бы их эвакуацией. Тут дело такое, это может вызвать подозрения, а Тóго нужно было непременно заполучить наших на блюдечке, с голубой каемочкой.

— Так я побегу?

— Давай, время дорого.

Вот так, вот. Столько усилий и все прахом из-за пары-тройки предателей. А может революционеры? Ведь сколько он слышал разговоров и читал разоблачительных статей о использовании спецслужбами той же Германии революционеров всех мастей, в целях расшатывания стабильности внутри Российской империи, с целью как минимум вынуждения ее пойти на сепаратные переговоры по выходу из войны. Да нет, вряд ли. Он никогда не слышал о том, чтобы на подобные шаги шла Япония, а уж о революционных настроениях в самом Порт-Артуре, вообще никогда не читал и не слышал. Так, общее упоминание о брожении в умах солдат и рабочих и это при всеобъемлющей пропаганде революционного движения, а значит диверсии и теракты со стороны революционеров здесь, стремятся к нулю. Однозначно предатели, польстившиеся на деньги и никак иначе.

Взгляд Антона задержался на парнях, оставшихся в катере и сейчас неотрывно смотрящих на корабли, между которыми продолжали сновать суденышки. Лица бледные, состояние подавленное, в глазах явственно читается чувство вины. Вон их старшие боевые товарищи, только что вышедшие из боя, очень многие побитые, они до конца выполнили свой долг и не поддались супостату. А что же они? Они так долго готовились к тому, чтобы сойтись с врагом, а когда у них появилась такая возможность, вместо того, чтобы вступить в бой, спокойно отстоялись в порту, пока другие проливали свою кровь и из последних сил противостояли противнику. Понять ребят было можно. Но только в психологическом плане, а вот все остальное… Иначе, просто нельзя.

— Ваше благородие, дозвольте обратиться, — все же не выдержал один из ребят, высокий крепкий парнишка. Антон прекрасно его знал, этот был из экипажа "Росича", являлся наводчиком носового орудия, лучшим наводчиком и то что видел Антон, вполне позволяло думать лучшим не на "Росиче", а вообще на всей эскадре.

— Слушаю тебя, Вахрушев.

— Ваше благородие, ить нас завсегда учили, что сам погибай, но товарища выручай. А что же мы сегодня?.. Наших эвон под орех раскатывали, а мы тут отсиживались.

Мелькнуло было желание осадить парнишку. Мелькнуло и пропало. Нет, так нельзя. Эдак можно заставить замолчать, а вот понять – ни за что, а парни должны ПОНИМАТЬ, потому как максимальной отдачи можно получить именно тогда, когда человек именно ПОНИМАЕТ. Понятно, что всего им не расскажешь, но вот хотя бы малую толику, нужно.

— Понимаешь, Саша, не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями, не всегда отступление, является проигрышем, бывает и такое, что это скорее победа. Вот Бородино, ведь русские отступили и Москва оказалась в руках французов, а все говорят, что это была победа. А ведь победы не было. Поле боя осталось за врагом, русская армия отступила. И это так. Но если смотреть на этот вопрос по-другому, то мы тогда победили. Армия осталась боеспособной, противник понял, что перед ним очень серьезный соперник. В то время, когда боевой дух русских оказался на подъеме, дух французов, до этого не терпевших поражений, сильно упал. В конкретном месте и в конкретное время, мы проиграли, но сделали задел на будущую победу. Ничего еще не закончилось, все только начинается. Здесь, сегодня, было наше Бородино. Японцев было гораздо больше, но они не победили и сами сильно побитые ушли от Артура, наши корабли эвон, все как один в порту. Мы их отремонтируем и они еще сойдутся с врагом. При Бородино, тоже не все части были в бою, потому что одно сражение не решает всего, выиграв из последних сил один бой, нельзя выиграть и всю войну. Так что не вините себя ребята, нет вашей вины в том, что вас не повели в бой, думая о будущем, а вот если вы спасуете когда пробьет ваш час, тогда уже на вас падет позор, но не сейчас.

Господи, что он несет. Вон глаза у парней как загорелись, понимают, что еще не все решено. А ведь он собирается вести их в бой и сейчас говорит все это, чтобы поддержать в них решимость сражаться. Сражаться и возможно умереть. А с другой стороны, не такие уж они и мальчишки. Их сверстники и куда более плохо подготовленные в известной ему истории вынесли на своих плечах и Великую отечественную, и Афганскую и такую близко знакомую ему Чеченскую. Вот только там ребят бросали в бой, практически ничему не научив, а он сделал очень много, для того, чтобы эти парни были готовы к встрече с противником и умели воевать.

Голова раскалывалась от нестерпимой боли. Любой громкий звук отдавался в ней громогласным колокольным звоном, в то время, когда вокруг обозначалась тишина, за дело брались маленькие кузнецы обосновавшиеся прямо в мозгу и беспрерывно молотящие своими молоточками по наковаленкам, отчего он слышал постоянный металлический перезвон. Да-а-а, контузило его знатно.

Воспротивься Степан Осипович, уговорам Моласа и наверняка его уже не занимали бы вопросы боеспособности эскадры. Его сейчас вообще ничего не интересовало бы, потому как он был бы мертв, как были бы мертвы и все офицеры его штаба. Двенадцатидюймовый снаряд ударил прямо в мостик, раскурочив его и превратив в нагромождение перекрученного металла. Большая часть из тех, кто в этот момент находился в боевой рубке получили контузии различной степени тяжести, самому Макарову досталось чуть ли не больше всех, так как он был как раз у смотровой щели. Его самого и многих из присутствовавших там спасла задумка с остеклением этих щелей. Целый рой осколков устремился к этим амбразурам и был фактически остановлен. Нет, стекло не выдержало напора огрызков металла и ударной волны, но сумело погасить их настолько, чтобы предохранить людей от ранений. Сами осколки стекла, едва не взяли на себя роль осколков снарядов, но задумка с двойным остеклением, все же себя оправдала. Нет, вторая нитка так же не выдержала и осыпалась под напором осколков, но она смогла погасить энергию и стекло именно осыпалось, а не полетело смертельным роем. Боже, как же болит голова. Но расслабляться рано. Еще очень много дел.

Превозмогая себя, Макаров все же поднялся с дивана, куда прилег, чтобы немного перевести дух. Переход с "Петропавловска" на "Аскольд", казалось выпил его последние силы. Он смог позволить себе недолгий сон, как сказал доктор, сон ему просто необходим, но как бы плохо он себя ни чувствовал, как бы ни нуждался в отдыхе, забыться он так и не смог. Проспав не больше часа, он сам вынырнул из целительного сна и, взявшись за колокольчик, позвонил, вызывая флаг офицера. Господи, да как же болит голова.

— Ваше превосходительство, — стараясь подобрать тембр так, чтобы его было слышно и вместе с тем, чтобы не доставлять неудобства командующему, обратился к нему Дукельский. К слову заметить, сделать ему это было трудно, так как он и сам имел контузию, но также обладал и куда более молодым и крепким организмом, что в немалой степени позволяло бороться с недугом.