Под флагом Катрионы - Леонид Борисов

– Что такое ностальгия? – спросила Кэт и двинулась с места, жестом приглашая Луи следовать за собою.

– Ностальгия – это тоска по родине, Кэт.

– Ваша родина – Франция, сэр?

– Не сэр, а Луи, Кэт! Моя родина Шотландия, но не сегодняшняя, а та, что в прошлом. Я хочу вернуть ее людям, всем, кто болен, как и я. Я хочу воскресить мою родину, хочу… Откуда вы сами, Кэт?

– Забыла, сэр… простите – Луи…

– Почему я нигде не видел вас, Кэт? Вы недавно в Эдинбурге? Вы чудесно танцуете!

– Я еще и пою, и умею изображать умирающую Офелию, а еще я умею…

Она звонко рассмеялась, и Луи понял, что именно умеет она делать еще. Смех ее был подобен серебряному колокольчику, в который позвонили и вызвали к ответу Луи.

– Вы позволите взять вас под руку, Кэт? Кто же вы, в конце концов?

– Танцовщица, певица, скромная мисс, избалованный ребенок, утешение мамы и папы, круглая сирота, потерпевшая крушение Кэт Драммонд.

– Не люблю бессмысленных фраз, – поморщился Луи, стараясь идти в чогу, раздумывая, куда идти, и боясь проснуться. – Так обычно говорят в Париже, Кэт. А мы шотландцы.

– Вы были в Париже, сэр?

– Я был в Европе, мисс!

– Вы богаты?

– У моего отца есть деньги.

– Вы их проматываете?

– Я студент, мисс!

– Студент? Ну, тогда я кормилица, сэр.

– Куда мы идем, Кэт?

– Я иду к себе домой, Луи.

– К маме и папе?

– О, если бы они у меня были, Луи! Они, наверное, встречали бы меня. Доброй ночи, длинноволосый студент! Хотите видеть меня завтра?

– Кэт! Снимите маску!

– О, чего захотел! Я пришла. Немедленно возвращайтесь. Считаю до пяти – раз, два, три, четыре, пять… Не увидимся завтра, сэр!

Она вошла в подъезд трехэтажного дома на улице Рыбаков. Луи повернул обратно. Он поднес ладонь правой руки к носу: от нее резко пахло дешевыми духами..

На следующий день Луи опять пришел в ту же таверну. Кэт Драммонд выступала уже не как танцовщица, а как исполнительница песенок развлекательно-пустого характера, и платье на ней было черное – длинное и широкое. Она имела большой успех, бисируя по пяти раз каждую песенку. Луи слушал Кэт с восторгом, нетерпением и досадой: он уже любил эту певичку-танцорку (назвать ее артисткой он не решился); он ждал, когда она уйдет за ширму, а ее место займет следующий увеселитель праздной, полупьяной публики; Луи со злобой и душевной болью наблюдал за тем, как Кэт перемигивалась с моряками, делала какие-то знаки тому и этому, посылала воздушные поцелуи офицерам Королевского флота. «Что им здесь нужно? – бормотал Луи, презрительно оглядывая офицеров. – Сидели бы в своем Портсмуте или Лондоне, – моряками называются, а сами трубку в зубах держать не умеют! Арлекины, а не офицеры!»

Кэт кончила свой номер, надела шляпу, пальто и вышла на улицу. Луи стремительно подошел к ней, но его опередили офицеры, – они взяли ее под руки, услужливо подсадили в наемный экипаж. Кучер в цилиндре и рыжей крылатке взмахнул хлыстом, лошадь сразу же побежала. Луи запомнил номер экипажа, записал его и разбитым шагом направился к дому.

На следующий день он занял пост подле «артистического входа» не в полночь, когда открывался «Веселый трубач», а в начале одиннадцатого, надеясь увидеть Кэт и передать ей записку, а в ней он предъявлял ультиматум: «Или я, или сухопутные моряки! С ними, Кэт, обычная канитель, со мною – всё, что хочешь. Луи».

В положенное время открылись двери «Веселого трубача», но Кэт не явилась. Хозяин таверны сказал Луи, что мисс Драммонд отказалась выступать у него, она потребовала прибавки – такой большой, что об этом и говорить не стоит. Надо полагать, что эта взбалмошная мисс или поет и танцует за минимальнейшее вознаграждение где-нибудь на задворках города (вернуться мешает глупейшая гордость), или она уехала в Лондон.

– Почему же именно в Лондон? – чего-то пугаясь, спросил Луи.

– Не в Мадрид же ей уезжать, – насмешливо отозвался хозяин таверны. – И не в Рим и не в Лиссабон! Поищите ее в Лондоне, заглядывайте во все подвалы – найдете!

Луи затосковал, забросил занятия, друзей. Камми он сказал:

– Кэт так хороша, что нравится всем! Она танцует, и все перестают дышать. У нее крошечный голосок, но как она им владеет! У Кэт большие глаза, маленькая головка, хрупкая фигурка; она из тех очень обычных женщин, которых только и ждет наше сердце, свойство которого преображать и приукрашивать…

– Слава тебе, создатель, – ничего особенного, – утешая себя и Луи, сказала Камми.

– Кэт Драммонд я полюбил за то, что ее легко преображать, – понимаешь ты это? Тебя не преобразишь, ты драгоценна и уникальна, Камми! Папа – это готовый, отлитый в бронзе, облик. Пойми же меня, Камми, Кэт – это сама природа! Морские офицеры превратят ее в бумажку из-под конфетки!

– Скажи так, чтобы я поняла тебя, – попросила Камми.

– Я люблю Кэт, – ответил Луи. – Можешь кричать об этом всему миру. Я даже прошу, – кричи, кричи, – может быть, Кэт услышит…

– Я крикну ей: «Сгинь и пропади!» – сказала Камми.

Но, должно быть, Камми поступила иначе, – спустя неделю Луи встретил Кэт на набережной. Встречные моряки – рядовые матросы и офицеры – приветливо козыряли ей. Она в ответ прикладывала два пальца к полям своей шляпы. «Умилительно и гениально», – подумал Луи и задержал Кэт, палкой своей взяв на караул.

– Ружье трясется, десяток суток карцера, – сказала Кэт и протянула руку. – Я думала о тебе, студент. Ты обо мне думал?

– О, сырой материал! – воскликнул Луи, обрадованный встречей, боясь, что вот-вот подойдут чужие люди и Кэт уйдет с ними. – И тебе не стыдно задавать мне такой вопрос, преступница? Я тебя люблю, ты достойна того, чтобы быть преображенной, Кэт! Кем хочешь быть: королевой, женой пирата, сестрой студента или великой артисткой конца девятнадцатого столетия?

– Хочу быть женой окончившего университет, – подумав, ответила Кэт. – Не задерживай меня, я иду в портовую таверну. Написал бы несколько песенок! Мне подарили хорошие ноты, а слов нет.

– Кто ты, Кэт, откуда?

– Забыла. – Она пожала плечами и нараспев произнесла: – Ха-ха! Что с того, что тебе известно, кто ты и откуда? Разве счастье в этом?

Прощай, университет! Луи принялся писать песенки, подгоняя размер под музыку анонимных, но не лишенных дарования композиторов. Луи и сам готов был вместе с Кэт выступать в тавернах.

– От таверны до театра, от театра до сердец всего шотландского и английского народа, от них до популярности во всем мире, – говорил Луи и на предложение Кэт снять волосы и бриться хотя бы через день отвечал: – От мировой известности к космической славе, от славы к бессмертию, от бессмертия… к такому положению в жизни, когда тебя и меня будут рвать на части хозяева всех бродячих и оседлых театров Эдинбурга! Что? Снять волосы? Припомни трагический эпизод с Самсоном! Бриться через день? Я намерен отпустить бороду. Ты хочешь быть представленной моему отцу?

Ничто не могло остановить его, когда он чего-нибудь сильно хотел. Познакомить Кэт с отцом означало прежде всего скандал. «Скандал – это два часа, максимум – четыре, – рассуждал Луи. – Ввести в дом неизвестно откуда приехавшую танцовщицу и певичку из „Веселого трубача“ и „Бродячего павлина“ и назвать ее своей невестой… Это уже не скандал, это буря, обмороки и крики, судорожные рыданья и проклятия». Прежде чем дать бой, Луи предпринял разведку. После двухдневного отсутствия он пришел домой, поздоровался с отцом и матерью, сел за стол. Камми плакала в углу подле камина.

– Простите меня, я гулял с приятелями, – начал Луи. – Скажите – что тут случилось? Почему вы все такие печальные?

– Умер, – глотая слезы, ответила Камми.

Луи встал со стула. В зеркале он увидел себя: исхудавший, бледный, небритый.

– Кто умер? – спросил он, обращаясь к отцу.

– Пират, – ответила мать.

– Вчера в одиннадцать вечера, – тихо, с глубоким вздохом добавил отец. – Наш дорогой друг вздрагивал и поднимал голову, когда кто-нибудь стучался к нам. Пират ждал тебя… Сейчас будем обедать, – потерянно и некстати проговорил сэр Томас.

– Где же он? – Луи обошел вокруг стола, остановился подле матери. – Похоронили?

– В саду, – ответил сэр Томас. – Зарывали Ральф и я. Умер наш старый друг – верный, честный, преданный. Ты откуда?

– Забыл, – ответил Луи и сказал это не потому, что хотел сдерзить или оригинальничать, – Кэт, которую он намерен был преображать, уже успела преобразить его.

– Я хочу жениться, папа, – заговорил Луи о самом главном. – Позволь мне жениться, мама! Я прошу вашего разрешения принять мою невесту, – я хочу представить ее вам…

– Кэт? – с глубокой печалью вырвалось у Камми.

– Кэт Драммонд, – с достоинством произнес Луи.

– Будем обедать, – повторил сэр Томас. И когда все сели за стол, попросил Луи подробно рассказать о невесте: кто она, кто ее родители, сколько ей лет, что она делает… Луи многое привирал, но о возрасте, имени и занятии говорил правду. Сэр Томас ни о чем больше не спрашивал. Молчала мать. О чем-то вздыхала Камми.