Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вместо Pianoforte – Hammerclavie, такая замена раз навсегда.
От г-ca-m. р.
Дано 23 января 1817 г.
Генерал-лейтенант вместе с сим получит обещанное для пения и фортепиано. Но лишь за 50 # золотом, каковые Г-т должен тотчас же внести в кассу Г-ба, хотя касса уже должна Г-ту 1300 фл., тем не менее касса настаивает, чтобы 50 # были уплачены сейчас же без вычетов, что касается упомянутого долга, то будут приняты меры к удовлетворению Г-та и ввиду его заслуг правительству будут оказаны еще кое-какие бенефиции. Диаболус в лице великого прохвоста доставит сие послание вместе с сердечным приветом Г-са Штейнерскому
Генерал-лейтенанту.
По случаю издания квартета F-moll op. 95, появившегося в печати 21 декабря 1816 года, автор посылает издателю Хаслингеру упреки в небрежном печатании.
Решено было исправить ошибки во всех готовых экземплярах квартета… Тем не менее адъютант настолько недобросовестен, что продает их неисправленными. Я могу сегодня же наказать и отомстить за это. Видимо, с заголовком шутят, но я покажу себя и конечно не уступлю. Да будет известно, что если от захода солнца до восхода его завтра мне не представят доказательства преданности и ревностной службы адъютанта, то ему вторично грозит постыдное лишение должности, уже известное, хотя мы охотнее готовы проявить свое великодушие.
Отсутствие многих старых друзей, свидетелей былых триумфов артистов-сподвижников и некогда щедрых меценатов, при всей неустойчивости нрава Бетховена, не прошло бесследно для него.
Вслед за пожаром дворца Разумовского исчез не только зал, в котором Бетховен часто слушал свои произведения, где впервые исполнялись многие его квартеты, где он с благодарностью выслушивал замечания и указания талантливых исполнителей, где чудное исполнение и любезность хозяев вызывали в нем восторженное настроение, облекавшееся в форму прелестных импровизаций; исчез, распался также сам квартет. 11 февраля 1816 года Шупанциг дал прощальный концерт, состоявший исключительно из произведений своего гениального друга, и переселился в Россию, что было значительным ударом для артистической деятельности и для частной жизни Бетховена. Упомянутый прощальный концерт Шупанцига ознаменовался событием, достопамятным в истории бетховенских произведений: вследствие существовавшего тогда обычая фортепианные сонаты не исполнялись в публичных концертах, и автор 32 прелестных композиций этого рода лишь один раз в жизни нашел в концертной программе титул своей сонаты; то было 11 февраля 1816 года, исполнялась соната ор. 101, играл весьма талантливый виртуоз-дилетант Штейнер фон-Фельзоург, изучивший ее под руководством автора, с которым сблизился впоследствии, лет восемь спустя.
Двух приятелей, едва не ставших его свояками, графа Брунсвика и Глейхенштейна, судьба удалила навсегда из Вены; со Стефаном Брейнингом и с доктором Мальфати («хитрым итальянцем») он рассорился; Рис переселился в Лондон, князей Лихновского и Лобковича уже не было в живых. Доктор Вегелер давно уже не приезжал в Вену; композитор изредка посылает ему подарки вроде богемских изделий или портрета своего (работы Летрона) и дает о себе краткие вести.
К Вегелеру.
Вена, 29 сентября 1816 г.
Пользуюсь случаем через И. Зимрока напомнить тебе о себе; надеюсь, ты получил мою гравюру и стакан богемского хрусталя. Если попаду в Богемию еще раз, то привезу тебе еще что-нибудь в этом же роде. Прощай. Ты муж, отец; я – тоже, но без жены. Кланяюсь всем твоим – нашим.
Цмескаль стал болеть; подагра и другие болезни держали его подолгу в постели; графиня Эрдеди жила в своем имении, Иедлерзее, откуда осаждала своего друга приглашениями; летом 1817 года он посылает ей краткий о себе доклад, в котором бранит доктора Мальфати, того самого «хитрого итальянца», который не забыл оскорбительного обращения с ним пациента и через десять лет едва согласился уступить настойчивым просьбам умиравшего Бетховена навестить его.
К графине Эрдеди.
Уважаемая, страждущая подруга моя! Достойнейшая графиня! Занятия мои складываются так бестолково, у меня столько забот и к тому же, с 6 октября 1816 года, я непрерывно болен; с 15 октября у меня сильный катар, пришлось долго пролежать в постели, и много месяцев прошло, пока мне разрешили выходить из дома. Последствия болезни до сих пор преследуют меня. Я менял врачей, так как мой врач, хитрый итальянец, руководился различными посторонними соображениями, был далеко не честен и не умен. Так было в апреле 1817 г. С 15 апреля до 4 мая я должен был принимать ежедневно по 6 порошков и по 6 чашек чаю. Так продолжалось до 4 мая. Потом мне дали другие порошки, которые должен был я принимать тоже по 6 раз в день. Вместе с тем должен был натирать себя три раза в день летучею мазью и, наконец, приехал сюда, чтобы брать ванны. Вчера мне предписали новое лекарство, какую-то микстуру по 12 ложек в день. Со дня на день жду конца всем этим мучениям; хотя мне немного лучше, но, кажется, пройдет много времени, пока я совершенно поправлюсь.
Можете себе представить, как все это действует на меня! Слух мой стал еще хуже, и если прежде я не был способен заботиться о себе, то теперь, заботы возросли благодаря присутствию сына моего брата. Здесь у меня нет даже порядочной квартиры. Так как мне трудно самому заботиться о себе, постоянно обращаюсь то к одному, то к другому, и все недовольны мною, и я же служу добычей негодяев. Тысячу раз, милая, уважаемая подруга, вспоминал я вас, вспоминаю и теперь, но собственное горе придавило меня. К. передал мне письмо Линке, он у Шваба; я ему недавно писал, прося сообщить, что может стоить поездка к вам? Но не получил ответа. Так как у моего племянника каникулы с конца августа до конца октября, то я мог бы, если буду здоров, приехать к вам.
У нас, конечно, не было бы недостатка в помещении для занятий и в других удобствах жизни, и если бы я пожил немного между старыми друзьями, оставшимися у меня, несмотря на всю эту чертовщину, то, может быть, здоровье и веселое настроение мои вновь вернулись бы. Линке должен написать мне, как мне совершить это путешествие подешевле; к сожалению, мои расходы так велики, а благодаря болезни, которая мешает мне писать, доходы мои очень малы; а того маленького капитала, который имеется у меня, благодаря моему покойному брату, я не смею трогать; так как жалованье мое становится все меньше и вскоре превратится в ничто, то я должен беречь
