Раздражающие успехи еретиков - Дэвид Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что в этом «странного»? — презрительно фыркнул Клинтан. — Очевидно, Кэйлеб приказал убить этого человека. По его мнению, у него было достаточно причин, даже до того, как он женился на Шарлиэн. И весь мир знает, как сильно эта сука ненавидела Гектора!
Что-то в пренебрежительном, почти небрежном приписывании Клинтаном вины со щелчком сработало внутри Робейра Дючейрна. Глаза генерального казначея метнулись в сторону Тринейра, и он увидел там то же самое понимание. Дючейрн знал, что оба они с самого начала задавались этим вопросом. Теперь они знали.
— Да, хорошо, — сказал Тринейр, — кто бы это ни устроил, — Дючейрн понял, что он очень старательно не смотрел в сторону Клинтана, — это ставит нас перед некоторыми интересными дилеммами.
— За последние пару лет у нас их было достаточно, — заметил Клинтан. — Не понимаю, как еще несколько человек смогут что-то изменить.
— Надеюсь, ты простишь меня, Жэспар, — сказал Тринейр с легким оттенком резкости, — но довольно многие из этих дилемм попадут на политическую арену. Это делает их более чем мимолетным интересом для меня и моего офиса. И, думаю, они, несомненно, будут иметь значение и для инквизиции.
Скуластое лицо Клинтана на мгновение напряглось, но затем снова разгладилось, и он кивнул.
— Ты прав, — признал он, что было настолько близко к извинению, насколько он когда-либо подходил.
— Спасибо.
Тринейр устроился на своем месте во главе стола и оглядел остальных троих.
— На данный момент, конечно, как мы все хорошо знаем, вся наша информация об убийстве Гектора в лучшем случае фрагментарна и получена из вторых рук. Уверен, что мы все надеемся получить более надежные отчеты от епископа-исполнителя Томиса, желательно — в ближайшее время. С другой стороны, уже сентябрь. Пройдет еще не так много пятидневок, прежде чем погода начнет закрывать нашу способность отправлять и получать сообщения, даже с помощью семафора. Думаю, нам придется пойти дальше и решить, как начать реагировать на это с помощью уже имеющейся у нас информации, какой бы неудовлетворительной она ни была в некоторых отношениях.
— Очевидно, что первое, что нужно сделать, — сказал Клинтан, — это осудить кровавые действия Кэйлеба, Шарлиэн и остальных членов отступнического руководства. Понимаю, что Гектор и его сын были всего лишь еще двумя жизнями против всех тысяч, которые уже погибли из-за их неповиновения Матери-Церкви. Но если они готовы так небрежно убивать правящих князей и их наследников, это указывает на совершенно новый уровень опасности.
— В каком смысле, Жэспар? — спросил Дючейрн. На самом деле он был немного удивлен, что смог сохранить свой тон таким нейтральным.
— Во-первых, это просто наглость, — ответил Клинтан. — Тот факт, что они готовы так открыто убивать своих противников, только подчеркивает их презрение к суждениям и осуждению остального мира. И, конечно, это будет иметь последствия для других князей и королей, не так ли? Кто может быть уверен, что их не преследует чарисийский убийца, если они кажутся каким-то препятствием для непристойных амбиций Кэйлеба и Шарлиэн? Кроме того, мы говорим об акте убийства, Робейр. Убийства не кого-нибудь, а князя, посвященного самой Матерью-Церковью, и того, кто вел собственную Божью борьбу против сил отступничества! Понимаю, что в Фирейде они уже продемонстрировали, что были готовы убивать даже священников Бога, но теперь они доказали, что убьют любого, и даже без показательного процесса, подобного тому, что был в Фирейде. Гектор — мученик, еще один мученик в священной войне против Чариса и сил Тьмы. Мы обязаны перед его памятью, перед Богом и Матерью-Церковью разъяснить это каждому из верующих!
— Понимаю.
Дючейрну удалось сдержать рвотный позыв, хотя это было нелегко. Пыл, сиявший в глазах Клинтана, напугал его. Это было почти так, как если бы великий инквизитор действительно верил в то, что он говорил об ответственности Чариса за смерть Гектора. Тот факт, что он мог сначала так небрежно отдать приказ об убийстве, а затем так цинично использовать его, был достаточно плох. Вероятность того, что он действительно мог поверить в свою собственную ложь, была намного хуже, особенно для того, кто обладал властью инквизиции.
— Думаю, мы все можем согласиться с этим, Жэспар, — спокойно сказал Тринейр. — Как ты говоришь, независимо от того, умер ли Гектор — на поле битвы, в постели или сраженный рукой убийцы, — он, очевидно, вел войну против врагов Матери-Церкви. Хотя я бы никогда не хотел показаться чрезмерно циничным или расчетливым, — Дючейрн задался вопросом, был ли он единственным, кто заметил, как на мгновение посуровели глаза Тринейра, когда канцлер пристально посмотрел на Клинтана, — простая пропагандистская ценность публичного и громкого заявления об этом будет неоценимой.
— Я и сам так думал, — согласился Клинтан с легким намеком на самодовольство.
Мейгвейр резко поднял глаза, и Дючейрн почувствовал что-то похожее на жалость к капитан-генералу.
До тебя дошло только сейчас, да, Аллейн? — сардонически подумал он. — Что ж, полагаю, лучше поздно, чем никогда. Но тебе действительно нужно поработать над тем, чтобы контролировать свое выражение лица.
Судя по выражению глаз Мейгвейра, он наконец понял, что Тринейр и Дючейрн подозревали все это время, и тот факт, что Клинтан действовал в одностороннем порядке, даже не посоветовавшись со своими коллегами, должно быть, пугал его еще больше, чем Дючейрна. В конце концов, Мейгвейр был самым уязвимым из храмовой четверки. Остальная часть викариата была, мягко говоря, недовольна, когда весь новый галерный флот был объявлен устаревшим перед его самой первой битвой с силами тьмы. Даже те, кто был слишком осмотрителен — или напуган — чтобы открыто критиковать великого инквизитора или канцлера, начали бормотать о явной некомпетентности капитан-генерала. Теперь Клинтан небрежно бросил Гектора на растерзание ящерам просто потому, что этот человек был более ценен как достойно умерший мученик, чем как живой. Если великий инквизитор мог сделать это, то он, безусловно, мог бы предложить самых слабых и уязвимых из своих коллег, чтобы успокоить гнев остальных членов викариата.
И он сделает это, Аллейн, — подумал Дючейрн. — Без малейших колебаний
