Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2 - Андрей Болотов

 Случилось быть в его время в местечке Ранебурге одному богатому и ульев до 300 пчел имеющему попу и определенному туда самим синодом. Архиерей, приехавши в епархию, тотчас об нем пронюхал и надобно было его притащить, надобно было помучить. К несчастью сего бедняка, вздумалось ему поупрямиться; он счел себя не под командою архиерейскою и не хотел по двум посылкам ехать и везть к нему свою ставленную. Архиерей велел притащить его силою и до тех пор его мучил плетьми и тиранил, покуда не вымучил из него 500 руб. и не разорил его до конца.

 Но сего еще не довольно; но он на сии деньги сделал себе богатое платье и хвастал всему свету, что это платье упрямого попа. А сим и подобным сему образом обходился он и с прочими своими подчиненными и тем помрачал всю славу, которой достоин был за основание и построение великого оного архиерейского дома и монастыря, которым Тамбов украшался в особливости.

 Но как говорится в пословице, что каков поп, таков и приход, то вследствие того не лучше архиерея были и гражданские начальники. Мне и об них рассказывали странные и удивительные дела, а особливо о бывшем до того воеводе Коломнине, который был такой мздоимец, что самая смерть не могла уменьшить в нем алчности его к деньгам.

 Рассказывали, что в то время, когда лежал он уже при самой смерти болен, принесли к нему подписывать одну квитанцию, и он, не в состоянии уже будучи говорить, давал знак руками, что он без взятка подписать не велит, и до тех пор сего не сделал, покуда не положили ему на грудь рубля; и не успел он сего сделать и тот с квитанциею выттить, как закричали, что воевода умер.

 Преемник его г. Масалов был еще лучше его. Сей, между прочим, употреблял следующие к обогащению своему средства. Как скоро приведут вора или разбойника, то, не ведя в канцелярию, призовет его к себе, расспросит его, откуда он, кто в тех деревнях богатые и заживные мужики и жители, и сих людей велит ему оговорить, обещая самого за то его освободить. Вор то и сделает, и воевода, призвав его к себе, и выпустит его другим крыльцом на волю, а тех бедных людей разорит и ограбит до основания.

 К вящему несчастию, случилось в его бытность быть частым рекрутским наборам, подававшим ему наилучший случай воровать и наживаться, а особливо от однодворцев и дворцовых крестьян. Не успеет кто привесть рекрута, как содрав с него хорошую кожурину и обобрав, отпускал его домой, а на место его другого представлять приказывал. И вот до какой крайности дошел он однажды от сего своего неистовства и какой славный оставил по себе пример дьявольской хитрости сих беззакоников и пиявиц.

 В одном каком–то дворцовом большом селе случилось пасть жеребью на сына одного богатого мужика, которого жители того села и схватили. Отец, жалея сына, тотчас бросился к воеводе и просил, чтоб он его помиловал. Воевода говорит:

 — Что дашь?

 — Сто рублей, милостивый государь, только помилуй и избавь.

 — Хорошо, — сказал воевода, — сын твой в солдатах не будет. Пойди с покоем!

 Между тем мужики схваченного привозят в город, несмотря на все воеводские происки и употребленные к отвращению того хитрости и средства. Отец, узнав о том, бежит опять, упадает к ногам воеводы и просит помилования.

 — Хорошо, хорошо! — говорит воевода. — Я тебе уже сказал, что дело будет сделано, давай только сто рублей.

 Мужик деньги из–за пазухи и воеводе в руки, а он тотчас и послал сыскать тех мужиков и приказывает привесть схваченного к себе. Мужики и отдатчики, будучи неглупы и зная уже примеры, к нему его не повели, а сказали напрямки, что воевода и так уже десять человек у них выпустил и что им у воеводы делать нечего, а они представят его в присутственное место.

 Воевода послал в другой, послал в третий раз, но мужики не ведут и не слушаются. Что оставалось ему делать? Но вот какую хитрость он выдумал. Призывает отца и говорит ему:

 — Не бойся, я сделаю; поди к сыну и скажи ему, что когда приведут его в канцелярию и я стану его спрашивать, то не говорил бы он ничего, а как стану его бранить, то бранил бы он самого меня.

 Сие действительно и сделалось. Как скоро привели в канцелярию рекрута и по обыкновению раздели, то не говорил он ничего, как скоро воевода начал спрашивать. И тогда воевода, будто рассердившись, закричал:

 — Что ты, сукин сын, дурак что ли ты, что не говоришь?

 А рекрут закричал сам:

 — Сам ты што ли дурак, сукин сын, кривой воевода!

 И тогда воевода вспыхнул, взбесился и возопил:

 — Вон! вон! вон! Что это такое, какого это безумного привели, и где отдатчики?

 И ни с другого слова и не принимая никаких оправданий, ну–ка отдатчиков пороть плетьми и мучить, и таким образом рекрута освободил, отдатчиков перепорол и сто рублей с отца сдул, и тем сделал странный образец, чему и поныне смеются и говорят, что некогда мужик ругал воеводу в присутствии, однако он того не взыскивал.

 О бывшем же тогда, как я ехал, воеводе господине Бабкине хотя подобных дел было не слышно, а говорили только, что он охотник был ездить по богатым однодворцам Христа славить, и получал в подарок от них за то жеребят рублей в полтораста и прочее тому подобное.

 Вот какие шильничества {Мошенничества.} и дела происходили в тамошних степных уездах. Ни страха Божия, ни боязни, ни стыда, ни совести не было. Самые присылаемые для исследования их комиссии их не устрашали, и они боялись их покуда еще не бывали, а как пришлют, то было легче, ибо сало есть и подмазать есть чем, чтоб колесо катилось плавно и скрипело.

 Но всего удивительнее то, что город сей и после, и по открытии даже наместничеств тем же самым был славен. Нигде таких беспорядков не происходило, нигде так часто губернаторы переменяемы не были, и нигде столько следствий и комиссий не было, как в оном. Словом, он с сей стороны в особливости несчастен.

 Но я удалился уже от нити своего повествования; теперь возвращаясь к оному, о дальнейшем путешествии своем вообще скажу, что оно было хорошо. Мы ехали благополучно, имели труда и беспокойств меньше, нежели мы думали, по случаю переменившейся погоды; не имели во все продолжение оного никаких особых приключений. Ехали опять чрез Козлов, Ранибург, Епифань и Тулу и, наконец, 12 октября, благополучно возвратились в свои домы, и были очень обрадованы, нашед всех своих домашних здоровыми и благополучными.

 Сим образом кончилось наше дальнее путешествие, а вместе с оным окончу и я сие мое письмо, сказав вам, что я есмь, и прочее.

ДОМАШНЯЯ ЖИЗНЬ

ПИСЬМО 129–е

 Любезный приятель! Первейшее мое попечение по возвращении в дом было о перевозке достального заготовленного для строения нового себе дома леса. Он сплавлен был уже давно с реки Угры, Окою к Серпухову и лежал тут на берегу. Отъезжая в степь, поручил я домашним моим как можно о перевозке его стараться, что ими и учинено было, и я застал уже самое малое количество оного неперевезенным.