Сердце Альтиндора. Дилогия (СИ) - Крис Кельм

Мы стояли на дне заросшего травой и кустарником оврага, расположенного у самой крепостной стены. Впрочем, это был не овраг, а пересохшее русло канала. Поднявшись по пологому склону, я огляделся и понял, где нахожусь. Это был все еще Нижний Асхонел, его юго-восточный угол, совсем недалеко от дома, в котором я снимал комнату.

Поддерживая вмиг отяжелевшего Растифа, я направился по знакомому мне адресу и через десять минут опустил раненого на свою кровать.

Последующий час я был занят раной своего компаньона: промыл теплой водой, перевязал относительно чистыми бинтами, получившимися из разорванной на полосы простыни. Все это время Растиф лежал с закрытыми глазами, морщась и скрипя зубами, когда я тревожил его рану. Она была неопасной — меч мертвого рыцаря не задел жизненно важных органов. Единственное, чего следовало опасаться, — это заражения крови. Но в доме не было никаких антисептиков. Я узнал об этом, спустившись на первый этаж. Вессил был в своем репертуаре — пьяный и довольный. Он понятия не имел о том, что творилось в городе последние несколько дней.

Счастливый человек…

Пообещав заплатить за постой в ближайшем будущем, я оставил его наедине с бутылкой, а сам задумался о том, где бы достать медикаменты. Наверное, можно было купить, но денег у меня было немного. Хватит ли? Да и о хлебе насущном не следовало забывать. Желудок урчал, требуя ежедневной дани.

И тогда я вспомнил о Винеаре.

Его чудодейственный отвар вмиг поставил бы на ноги ослабшего Ищейку.

Приняв решение, я оставил Растифа в своей комнате, а сам отправился на улицу Ветеранов.

В городе было непривычно пусто и тихо.

С чего бы это? Что еще произошло в Сандоре, пока мы бродили по склепу?

Я узнал об этом очень скоро, когда пересекал перекресток. Откуда-то со стороны рыночной площади доносился подозрительный шум, я решил узнать, в чем дело и свернул на Торговую улицу. Лавки, обычно работавшие до захода солнца, были заперты, оконные щиты и ставни на окнах закрыты. Кое-где у стен продолжали стоять лотки, загроможденные товарами, словно торговцы только что отошли по нужде. Правда, некоторые из них оказались опрокинуты, а товары растоптаны — и это настораживало. Проходя мимо лавки булочника, я не сдержался — уж очень есть хотелось, — прихватил каравай, испеченный этим утром, а с лотка торговца мясными изделиями взял пару кругов колбасы. Жуя халяву, я не спеша приближался к площади. Где-то над головой скрипнула ставня. Я посмотрел вверх, но она резко захлопнулась, словно обитатели дома страшились одного моего взгляда.

Заглянув в переулок, мимо которого проходил, я едва не подавился куском колбасы, увидев человека, сидевшего на мостовой. Впрочем, это был уже не человек. Обветшавший мертвец, склонившись над трупом дородной матроны, ковырялся костистыми пальцами в ее внутренностях, время от времени поднося добычу ко рту.

Есть сразу перехотелось. Я сунул колбасу и хлеб в мешок, достал нож и вошел в переулок.

Увлеченно чавкавший мертвец услышал — или почувствовал — меня слишком поздно. Обернувшись, он лишь на мгновение успел покрасоваться окровавленной рожей, лишенной губ, носа и одного глаза, когда я нанес удар. Голова гулко упала на землю, продолжая дожевывать свежую печень, а тело протянуло ко мне руки. Но я пнул его ногой, повалив на спину, а потом станцевал на древнем трупе джигу.

Покинувший тело дух не скрывал своего раздражения. Он бросился в атаку, но беспрепятственно пролетел сквозь меня. Я почувствовал лишь, как похолодело у меня внутри. После чего мерзавец, облетев меня по дуге, «нырнул» в тело недавно убиенной тетки, и она, неуклюже перевернувшись на живот, начала подниматься с земли. Я отвесил ей пинка. Она упала, неуклюже раскинув руки в стороны. Попыталась снова встать, но я опять наподдал так, что заломило ногу. Приметив у стены кол, я схватил его и вонзил в спину мертвецу, навалился всем весом, покрутил, вонзая в землю. Для верности взял камень и вколотил кол основательно. Покойница, похожая на жирного жука, приколотого булавкой к доске, барахталась на земле, упиралась руками и ногами, но собственный вес и кол надежно удерживали ее в горизонтальном положении. Убедившись в том, что ей не удастся подняться, я вернулся на Торговую улицу.

Чем ближе я подходил к рыночной площади, тем ярче становились звуки боя.

Да, на площади шло настоящее сражение. Городские стражники оказались окружены полчищем мертвецов и самоотверженно сдерживали натиск нежити. Их было семеро, вооруженных алебардами и мечами, да двое гайверов, встречавших покойников залпами из своих причудливых жезлов. Мертвецов было не меньше четырех десятков. Судя по внешнему виду — те самые, из склепа. Но оборонявшимся повезло меньше, чем нам с Растифом. Трое неупокоенных при жизни были воинами, их и похоронили в полном боевом снаряжении. И теперь они являлись главной ударной силой армии нежити. Мечи стражников не могли пробить стальные доспехи, а копейные наконечники алебард не причиняли им особого вреда. Кроме гостей из склепа в рядах мертвецов было несколько свежих покойников из числа горожан. Эти не представляли серьезной угрозы, но своей активностью сковывали действия неприятеля. И наконец, ряды нежити недавно пополнили двое стражников, чьи тела захватили центальские духи. При таком раскладе шансы у оборонявшейся стороны были невелики. Жезлы гайверов — грозное оружие против живых людей — были почти что бессильны в отношении мертвецов. Разряды молний воспламеняли и обугливали их тела, но нежить, даже в таком состоянии, все равно продолжала участвовать в сражении. Если кто и выбывал из боя, дух покидал потрепанное тело и оккупировал другое. На площади было еще достаточно пока что нетронутых мертвецов.

Я ничем не мог помочь обреченным стражникам. А они, израненные и усталые, не могли уже вырваться из плотного кольца нежити. Первым пал гайвер, у которого закончился заряд в жезле, и его тут же пронзил мечом один из «рыцарей смерти». Несколько секунд спустя та же участь постигла двоих стражников. После чего толпа мертвецов сжала кольцо, и об окончании сражения возвестили полные боли и отчаяния предсмертные крики.

Когда мертвецы разошлись в стороны, тела стражников зашевелились, и армия нежити пополнилась новыми воинами. А я поспешил скрыться, пока меня не заметили.

Лавка Феденора оказалась закрытой. Неудивительно. На мой стук сначала приоткрылась ставня, а спустя некоторое время меня впустили в дом.

— Поднимитесь на второй этаж, молодой человек, — без предисловий сказал мне букинист.

В знакомой комнате находилось трое: Винеар сидел в кресле, Арсиги лежал на кровати, заложив руки за голову, а у окна стоял…

Я не сразу узнал его. На этот раз он был одет гораздо приличнее, даже солидно. Сначала я принял его за высокородного марчена, но когда он обернулся…

Шапшен…

От сердца отлегло. Он был жив. Значит, наш договор оставался в силе.

— Город заполонили духи. Что тебе об этом известно? — спросил меня Винеар. Спросил так, будто в чем-то подозревал.

— Кое-что, — ответил я.

— Рассказывай! — потребовал Шапшен.

И я поведал о событиях последних дней: о знакомстве с духом Сандоры, о встрече с Ингусом и Растифом, походе в склеп. Упомянув Изумрудную улитку, я спросил, что это такое и получил исчерпывающий ответ. А потом и сам спросил Шапшена о том, что произошло в квартале Проклятых.

Он рассказал о ночной стычке с восставшими мертвецами, в которой нежити удалось одержать безоговорочную победу. Самому Шапшену, Моусу и еще трем доверенным лицам Отца удалось выбраться из квартала через пимперианское подземелье. Пока нищие выполняли кое-какие поручения Шапшена, сам он нашел приют в доме Феденора. Оказывается, накануне кровавой ночи Винеар, получивший мое известие, посетил квартал Проклятых и встретился со своим старым приятелем.

— Мы были знакомы еще до войны Мастеров, — пояснил Винеар. — Правда, тогда его, — он кивнул на Отца, — звали иначе.

— Жагридер, — подал голос Шапшен. — Меня зовут Жагридер.

Еще один легендарный цанхи!

Мне доводилось о нем слышать. У Жагридера была одна из самых удивительных способностей: он мог по желанию менять внешность. Его называли Человеком Тысячи Лиц. На самом деле их было гораздо больше. В общем-то он мог принять любую внешность, стоило ему только прикоснуться к человеку, на которого он хотел быть похожим. Уже в те далекие годы Жагридер жил инкогнито. О нем многие слышали, о нем складывали легенды. Ежедневно он, принимая очередной облик, общался с сотнями жителей Сандоры, но даже верные друзья не всегда знали, что имеют дело с ТЕМ САМЫМ Жагридером. Он любил розыгрыши, ревнивые мужья обещали оторвать ему… хм… орудие преступления, на него охотилась Ория, а могущественные марчены искали его дружбы.