Сердце Альтиндора. Дилогия (СИ) - Крис Кельм

— Поговорю со скордами. Возможно, кто-нибудь из них знает что-то о зеркале Асгира и подземелье Лодуса, — предложил Растиф.

— А я постараюсь связаться с Заклинателями из Кудома, — сказал Ингус.

Мне тоже было к кому обратиться. Не факт, но, может быть, Жагридер или Винеар в курсе?

Договорившись встретиться на следующий день, мы разбежались.

Глава 17

«Да он с ума сошел!» — возмущался Халиус, глядя на развалившегося на кровати Риммера, отрешенным взглядом смотрящего в потолок.

В последнее время его уже ничто не волновало. Разве что регулярность поставки Силы. Он как-то вяло отреагировал на известие о том, что его духам не удалось уничтожить тех двоих, которые спустились в склеп Нижнего Асхонела за черепом Неллиса. Не заботило его и то, что Сандора погрузилась в хаос, грозящий обернуться катастрофой. Он не ел, не спал, лежал, пялился в потолок, что-то бормотал временами и накачивался Силой, которую ему бесперебойно поставляли распоясавшиеся духи. Он совсем обезумел. Уж насколько сам Халиус был равнодушен к чужому горю, но до Риммера ему было очень далеко.

«Не то ли самое произошло однажды со Шторном Ганеги? Вначале ведь тоже был нормальным человеком. Но избыток Силы и могущества свел его с ума».

А еще Халиус заметил, что духов стало гораздо больше, чем было вначале. Такое впечатление, будто вся нечисть Сандоры, прятавшаяся на протяжении столетий в укромных уголках, куда их загнали Духоборцы и Заклинатели, вырвалась на свободу с единственным желанием — уничтожить город и его жителей. Ради этого они готовы были прислуживать даже безумцу. Некоторые из них оказались довольно сильными. Трое из них теперь охраняли покой Повелителя, и Халиус старался держаться от них подальше.

Получив полную свободу действий, духи разлетелись по всему городу и сеяли смерть и разорение. Они отлавливали глупых людишек, высунувших нос на улицу, пробирались в дома и убивали всех его обитателей. А потом проникали в тела мертвецов и выходили в город, круша все на своем пути. Тех, кого не удавалось достать в их надежных жилищах, выкуривали дымом и огнем. Сандора горела уже в нескольких районах. Те, кто пытался потушить пожар, тут же подвергались атаке опьяневших от запаха крови духов. Дома, примыкавшие к убежищу Риммера, опустели, а их умершие владельцы теперь бродили по городу в поисках добычи и развлечения. Вначале им пытались противостоять городские стражники и гайверы, но многие теперь сами превратились в неприкаянных мертвецов, а остальные разбежались по своим домам и подвалам.

В полной отстраненности Риммера от действительности был лишь один плюс: он уже не помышлял убить Халиуса. А посему убежище было теперь для последнего самым безопасным местом во всей Сандоре. И его тюрьмой. Халиус лихорадочно искал выход из создавшегося положения, но не находил даже малейшего шанса на спасение. Он искоса и недвусмысленно поглядывал на пускавшего слюну Риммера, натыкался на свирепые взгляды его телохранителей и поспешно прятал глаза, по которым без труда можно было прочитать его мысли и одно единственное желание.

Прилетел любимчик Риммера — мелкий дух, шпионивший за компанией Заклинателей, — по привычке уселся на подушку и принялся нашептывать Повелителю на ухо. Как Халиус ни прислушивался, не мог разобрать ни слова. Но заметил, как напрягся Безумец — впервые за последнее время в его взгляде проявилась осмысленность.

Выслушав духа, Риммер вяло столкнул его с подушки и сказал слабым голосом:

— Продолжай следить за ними. Узнаешь, что они разнюхали, возвращайся немедленно назад.

— Что случилось? — спросил Халиус, когда дух вылетел из комнаты.

— Не твое дело. Лучше собери своих людей… если они еще живы. — Риммер противно захихикал. — Думаю, и вам скоро придется потрудиться, если не хотите разделить участь остальных смертных.

— В городе небезопасно, — напомнил ему Халиус.

— Духи тебя не тронут, пока ты будешь паинькой. Иди!

Едкий дым стлался над всей Сандорой. Отчаянные домовладельцы пытались затушить очаги возгорания, но не всегда успевали это сделать до появления духов. Они разбегались, а когда возвращались назад, приходилось начинать все сначала. Внешние городские ворота были распахнуты настежь, для тех, кто стремился покинуть город. А желающих было немало. Понимая, что Сандора становится смертельной ловушкой, люди бросали свое имущество на произвол судьбы и устремлялись к ближайшему выходу из города. Внутренние же ворота — большая их часть — оказались запертыми в надежде сдержать натиск мертвецов. О том, насколько эти меры оказались эффективными, я, запертый в Нижнем Асхонеле, мог только догадываться: ни спросить у кого, ни самому взглянуть.

Впрочем, я пока не собирался покидать торговый квартал. Первым делом я решил узнать, все ли в порядке у Галии. Под прессом навалившихся забот я совсем забыл о бедной девочке.

На западе Нижнего Асхонела было гораздо спокойнее, чем в других частях квартала. Безлюдно, тихо, словно на рассвете, когда город только просыпался. Было непривычно и странно брести по карабкавшейся на холм улице, разгоняя тревожное безмолвие трещавшими под стопами камешками и тяжелым дыханием.

Дом Галии, как, впрочем, и все соседние, встретил меня закрытыми ставнями и запертой дверью. Ни на стук, ни на мои призывы никто не откликнулся, что только усилило мою тревогу. Сейчас я был бы рад даже недовольному брюзжанию несносной тетки. Но, такое впечатление, будто в доме никого не было.

А может, так оно и есть?

Напрасно я крутился у окон, пытаясь заглянуть в щелочку между ставен. Стук в двери соседних домов имел такой же результат.

Я покидал Крутую улицу в тревоге, утешая себя предположением, что, возможно, тетка увела девочку в родную деревню — подальше от кошмара, павшего на столицу Варголеза.

Чтобы немного развеяться, я прогулялся до Асхонельских ворот на севере квартала. Ворота были распахнуты настежь, стражники провожали суровыми взглядами беженцев — то ли завидовали, то ли презирали за трусость. Многие из них уже отметились в схватках с нечистью, о чем красноречиво говорили полученные раны, помятые, покрытые грязью доспехи. Гайверов среди них не было. Говорят, они — кто успел — спрятались в Прайе, впервые за долгие годы поднявшей крепостной мост и отгородившейся от всего остального мира запертыми воротами.

Потом я отправился на улицу Ветеранов.

Чем дальше я отходил от Асхонельских ворот, тем меньше живых людей встречалось мне по пути. Зато мертвецов было предостаточно. Трупы устилали все улицы, по которым я следовал.

Обнаглевшие духи меняют тела, как перчатки, предварительно выкачав из них Силу.

Несколько раз мне попадались неупокоенные — одиночки и небольшие группы. Не желая терять времени, я старался разминуться и с теми, и с другими. Но временами все же приходилось пускать в ход меч, который я, бредя по улицам, держал наготове. Один покойник из свежих вывалился из окна, под которым я проходил — смачно так, с хрустом переломанных костей и затрещавшим черепом рухнул на мостовую прямо передо мной. Он не шевелился, но я решил обойти его стороной. Однако ублюдок исхитрился схватить меня за ногу. Я отсек ему руку, оторвал ее от штанины и продолжил свой путь.

Трое мертвецов вынырнули из переулка прямо перед моим носом и, увидев живого, набросились на меня в предчувствии легкой добычи. Судя по внешнему виду, это были местные гопники, вышедшие на промысел и поплатившиеся за свою глупость. Один был вооружен массивным тесаком, другой размахивал топором, третий держал в руке дубинку. Их тела были изрядно потрепаны — как в последние минуты жизни, так и после смерти. Но это никак не сказывалось ни на их резвости, ни на силе.

Я отпрыгнул назад, пропуская перед носом просвистевший тесак, снова отпрыгнул, уворачиваясь от готовой обрушиться мне на голову дубины, отмахнулся мечом от метнувшегося ко мне обладателя топора и снова встретился с хозяином ножа.

Шустрые подонки!

Удары сыпались на меня градом, я едва успевал уворачиваться, мои ответные выпады не приносили желаемого результата. Тела воинственных мертвецов покрыли новые раны, смертельно опасные для живого, но несущественнее для неупокоенного. Я тоже получил пару чувствительных царапин, но, в отличие от мертвецов, мне было больно. К счастью, улица, на которой мы повстречались, оказалась достаточно широкой для маневров, и лишь поэтому я все еще был жив.

Наконец, мне удалось обезвредить обладателя топора — пожалуй, самого грозного из мертвой троицы. Я отрубил ему руку, и она, продолжая сжимать оружие, упала на мостовую. Однако расслабиться я не успел. Мертвец подхватил топор левой рукой и снова ринулся в бой.