Балаустион - Сергей Конарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Встанем! Расскажем правду людям! Поднимем город! — раздались крики.
— Нет. Мы одолеем их в суде, — тихо сказал Мелеагр, но его услышали все.
Пирр пристально посмотрел на него.
— Кажется, понимаю. Эпименид?
— Именно. Единственное слабое звено в их плане. Они сломали этого человека, угрозами или золотом заставили служить на себя, и теперь держат его в окружении верных солдат.
— Всюду объявлено, что «белые плащи» охраняют дом Эпименида, потому что он опасается мести Эврипонтидов за то, что «сказал правду», назвав царевича убийцей отца, — криво усмехнулся Лих.
— Известное дело, — кивнул Мелеагр. — Разумеется, они охраняют его от нас, боясь, как бы он не раскаялся и не пришел с повинной. И как только он даст показания в суде — даю на отсечение обе руки — с бедолагой Эпименидом обязательно произойдет какая-нибудь скверная история. «Несчастный случай», полагаю, или «самоубийство».
— Или «беглые рабы» проберутся к нему в дом, — предположил Леонтиск. — Убьют хозяина, а их заколет доблестная стража.
— Как бы то ни было, ему не жить.
— Звучит убедительно, эти мерзавцы способны на все, — прогудел Брахилл. — Но я могу обратиться к царю с требованием подвергнуть Эпименида открытому допросу. Кем-нибудь из гончих старины Фебида, э? Агиад не посмеет мне отказать.
Мелеагр картинно вздохнул.
— Тогда Эпименид умрет значительно раньше.
— Подавившись косточкой от маслины, — хохотнул Феникс.
— То есть мы должны захватить его силой? — огласил Тисамен то, что висело в воздухе. — Напав на дом и перебив «белых плащей»? И кто же тогда поверит, что мы не злодеи?
— Если мы убедим Эпименида сказать правду и пообещаем защиту, он выступит в суде и обвинение распадется, — догадался Леонтиск.
— И ты сядешь на трон, наследник, — добавил Мелеагр. — Один.
— Что? — Пирр уставился на советника горящим взглядом. — Неужели ты думаешь, что мы сможем доказать причастность Эвдамида к заговору?
— Нет, тут будет достаточно «утопить» Леотихида, он, клянусь богами, вывалялся в этом деле, как в грязи. А наш молодой царь надел себе петлю на шею, приняв участие в другом заговоре, которого лакедемоняне ему не простят. Разумеется, если мы воспользуемся ситуацией и правильно представим все народу.
— ???
— Сегодня утром на заседании герусии римлянин Нобилиор поздравил лакедемонян и ахейцев с подписанием договора о морских базах и объявил, что римская Республика, заботясь об укреплении мира в Греции, желает, чтобы Спарта влилась в «славное содружество пелопоннесских городов». Эфиальт, ахейский архистратег, тут же поднялся, и заявил, что уполномочен предложить Лакедемону «почетное членство» в Ахейском союзе. Эвдамид, наш всеми любимый государь, осыпал гостей любезностями и поручил геронтам назначить народное собрание и решить этот вопрос уже в конце текущего месяца, гамелиона.
— Кур-рва медь! — завопил Брахилл, вскакивая на ноги. — Значит, это случилось! Значит, все правда!
— Конечно, — скромно потупился Мелеагр. — Я ведь предупреждал….
— Проклятье! Откуда сведения?
— У меня надежные источники, полемарх, — усмехнулся тщедушный Арес, — но поверьте, к завтрашнему утру об этом будет знать каждая собака. Геронты начнут готовить свои филы к голосованию.
Все зашумели разом. «Невозможно», «глупость», божба, проклятия….
— На кой хрен они рассчитывают? Что спартиаты соберутся и проголосуют за союз с ахейцами? Что за ахинея? — выразил общий настрой Феникс.
— Именно так, — вздохнул Мелеагр. — Соберутся и проголосуют. Не забывай, юноша, что граждане голосуют по филам, а геронты — это старейшины фил, и то, как проголосует фила, очень часто зависит от мнения ее главы.
— К сожалению, это правда, — вздохнул Никомах. — Отцы семейств слушают геронтов, все остальные слушают отцов. А наши геронты….
— Что наши геронты? — нахмурил брови Пирр. — Не они ли совсем недавно принесли нам победу в синедрионе, несмотря на все ухищрения противников?
Мелеагр, сжав губы, покачал головой.
— Другое дело, другой расклад сил… Консул и македонец проделали неплохую работу. Они переговорили с каждым из геронтов, не скупились ни на посулы, ни на завуалированные угрозы. Хм, не очень-то поспоришь с представителями двух сильнейших соседей-«друзей»!
— Да, Клеомброт рассказывал мне кое-что об этом, — качнул тяжелой челюстью Брахилл. — Кормили, поили, медом уши мазали, и одновременно вставляли под ногти иголки….
— К тому же многие геронты напуганы смертью царя Павсания и неизбежным, как им кажется, торжеством Агиадов. Появилось мнение, что вскоре все, кто смел открыто выступать против правящего дома, будут сурово наказаны… Душно стало в Спарте … и страшно.
— И в результате? — потребовал Пирр.
— Три четверти геронтов поддержат идею союза, — осторожно произнес Мелеагр. — Решать, конечно, гражданам, но… что-то я, клянусь богами, не очень доверяю в последнее время свободной древней демократии. И почти уверен, что наши свободолюбивые и воинственные сограждане выйдут на поле послушно, словно стадо коз, и проголосуют, как захотят отцы города и римляне.
— Значит, нужно сделать так, чтобы стадо взбесилось, — Пирр по очереди оглядел соратников. — Пусть иноземцы увидят, что пытаются пасти волков!
Все уже были на ногах. Кроме Иамида, который сидел, словно глухой и слепой.
— Предателям еще требуется время, — голос полемарха Брахилла загремел, отражаясь от мраморных колонн, — чтобы подготовить народ, уговорить или отослать из города непокорных. За это время Агиады постараются затянуть узел на твоей шее, сынок.
— Значит, выход у нас один, — Пирр поднял квадратный кулак к своему смуглому лицу. — Нанести удар первыми!
— Все прошло замечательно, — улыбаясь тонкими губами, Гиперид взял в руку тяжелую золотую чашу. — Предлагаю, друг мой Архелай, поднять кубки за то, чтобы боги и впредь с милостью относились к нашим замыслам!
Архелай с натянутой улыбкой поднял кубок.
Эфоры возлежали на ложах в трапезной Красного дворца Гиперида. Роскошная обеденная зала могла бы вместить полторы сотни пирующих, но эфоры находились в ней одни. Если не считать, конечно, снующих туда-сюда рабов, на которых государственные мужи обращали не больше внимания, чем на мух. Помещение освещали пять огромных, на пятьдесят фитилей каждый, светильников, наполненных благовонным маслом. Стол из слоновой кости, искусно отделанный северным янтарем, буквально ломился, заставленный самыми изысканными и дорогими из яств, которые возможно было достать в столице Лаконики. Некоторые из продуктов, Архелай точно это знал, привезли по специальному заказу Змея издалека, как, например, вот этих сиракузских мурен или вон тех испеченных в тесте фазанов. Или то самое искристое фалернское, которое они сейчас пили.
— Я и говорил, что все будет хорошо, и напрасно ты нагонял панику, — продолжал Гиперид, поставив пустую чашу на стол. — Старый мерзавец Павсаний мертв, в царство теней отправился и исполнитель, паскудный Горгил. Все прекрасно!
— Но Пирр Эврипонтид, молодой волк, все еще жив-здоров, — Архелай почему-то не чувствовал себя удовлетворенным. Или это нервное ожидание последних недель наложило свой отпечаток?
— Недолго ему осталось, хе-хе-кхе, — Гиперид закашлялся, подавившись вином. Высокий смуглокожий вольноотпущенник с перепуганными глазами навыкате неуверенно шагнул вперед и легонько похлопал эфора по спине. Гиперид глянул на него так, что тот отпрянул, побледнев от ужаса. — Тебя должен больше заботить младший волчонок… как бишь его… тот самый, которого твой друг Пакид так неумело пытался устранить. Кстати, я слышал, педоном умер. Это так?
— Да, — неохотно кивнул Архелай. Пакид. Он вспоминает о нем все время. Быть может, в этом причина его дурного настроения? — Умер, причем при весьма загадочных обстоятельствах.
— Хм? Убийство? — заинтересовался Гиперид, отправляя в рот розовый кусочек нежного павлиньего мяса.
— Его забили до смерти. Плетьми, — кисло поведал Медведь.
Педоном лежал на узкой и жесткой — по армейской привычке — кровати, закинув руки на затылок, и невидящими глазами пялился в темный потолок. Прошло уже несколько часов с того момента, как солнце село за Тайгетом, но сон не шел. Пакид знал, почему: сегодня в агелу вернулся молодой Орест Эврипонтид и с ним вся его эномотия. Вся, за исключением Крития, сына Эпименида, и, разумеется, давно похороненного Еврипила. Почему не вернулся Критий, было непонятно, распоряжение касалось всех «волчат», самовольно оставивших агелу после бичевания троих товарищей.
Но не это волновало сейчас педонома Пакида. Он прекрасно помнил пренеприятный разговор, который имел с ним эфор Архелай после того ужасного провала. «То, что мальчишка до сих пор жив — вина твоя, Пакид, только твоя, — густой голос Медведя дрожал от гнева. — Ты допустил, что Эврипонтиды насторожились и, возможно, даже догадываются кое о чем. Плату за устранение сопляка ты получил, и, клянусь богами, она была щедрой. Так что думай, педоном, как исправить ошибку и сделай то, за что тебе заплатили. Любой ценой».