Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа - Понсон дю Террайль

– Я не рискнул бы, ибо в случае неудачи средство это мгновенно убивает.

– Однако вы надеетесь его вылечить?

– Вполне.

Тут доктор подошел к дивану, на котором лежал Цампа. Он приподнял его и снял повязку.

Цампа глубоко вздохнул, провел рукой по лбу и осмотрелся кругом с удивленным видом.

Баккара и Роллан де Клэ удалились в другой конец комнаты.

– Что за чертовщина! – проговорил он наконец по-португальски. – Где я?

– Вы у доктора, – отвечал Альбо на том же языке, – который вылечил вас от помешательства.

– Неужели я был помешанным?

– Пять дней. Вас нашли в Клиньянкуре, в подвале, наполненном водой.

– Ах, да, теперь припоминаю: меня ранил и бросил в подвал незнакомец в то время, когда я выходил оттуда с фонарем и ножом в руке.

– Этим ножом вы убили Вантюра? – спросил доктор. Цампа вздрогнул.

– Почему вы это знаете? – спросил он.

– Мне все известно.

– И мне также, – сказала Баккара, подходя к Цампе.

– Графиня! – вскрикнул португалец.

– Цампа, – проговорила она сурово. – Вы убили Вантюра, и вы же отравили герцога де Шато-Мальи.

– Нет, герцога отравил не я, а он.

– Кто он?

– Он воткнул ему в ручку кресла отравленную булавку.

– Но кто же это он? – повторила Баккара.

– Не знаю.

– Цампа, – проговорил доктор, – вы признались при трех свидетелях, что убили Вантюра, и этого достаточно, чтобы отправить вас на эшафот, а поэтому, если вы хотите, чтобы вас пощадили, вы должны нам рассказать всю правду. Назовите человека, который отравил герцога и бросил вас в подвал.

– Право, не знаю, помню только, что старуха, которую он удавил, называла его Рокамбольчиком.

Баккара вскрикнула, и имя сэра Вильямса снова вырвалось из ее груди.

– Позвольте мне расспросить Цампу, – обратилась она к доктору. – Он сейчас произнес имя человека, которого я считала умершим.

Доктор и Роллан де Клэ посторонились.

– Цампа, – начала графиня, – так как вы теперь выздоровели, то доктор должен вас сдать в руки правосудия. Хоть вы признались нам в убийстве Вантюра, мы пощадим вас, если вы скажете все, что вам известно.

– О, я все расскажу, но они убьют меня!

– Кто они?

– Рокамболь и его господин.

– Кто этот господин?

– Не знаю.

– Цампа, – сказала Баккара строго, – малейшая скрытность – и вы погибли.

– Графиня, я расскажу вам все, что меня заставили делать, угрожая гарротой, которую я когда-то заслужил себе в Испании.

Тут Цампа рассказал свои сношения с незнакомцем, начиная с убийства дона Хозе и кончая отравлением герцога де Шато-Мальи.

Когда Цампа окончил свое признание, его отвели в комнату первого этажа, которая была для него назначена.

– Господин де Клэ, – сказала Баккара, – надеюсь, что вы сумеете сохранить в тайне все, что вы сейчас слышали?

– Клянусь вам, графиня.

– Доктор, – продолжала она, – все эти происшествия и преступления, о которых мы сейчас узнали, имели единственную цель – стереть с лица земли двух женихов сеньориты Концепчьоны де Салландрера в пользу третьего. Я теряюсь в догадках о третьем претенденте и боюсь остановиться на своем предположении. Нельзя допустить, чтобы Рокамболь, негодяй и убийца, мог возмечтать о женитьбе на дочери испанского гранда. Я думаю, что он действует тут в пользу другого.

– Весьма может быть.

– С другой стороны, – продолжала Баккара, – в этом таинственном деле фигурирует всеми уважаемый и пользующийся громадными почестями маркиз де Шамери. Вы говорите, что только он мог похитить у вас порошок dutroa, а Цампа утверждает, что он нарочно подсунулся у вашего дома под дышло, повинуясь приказанию таинственного незнакомца. Затем Цампа приходил за приказаниями в Сюренскую улицу, № 26, в квартиру маркиза де Шамери.

– Совершенно верно.

– Следовательно, – заключила Баккара, – все эти преступления совершены в пользу маркиза по инструкциям сэра Вильямса.

– Все это в высшей степени загадочно, – пробормотал доктор, пожимая плечами.

– О! – воскликнула графиня. – В голове моей сейчас мелькнула ужасная мысль, от которой волосы становятся дыбом.

– Какая же это мысль, графиня?

– Прежде чем ее сообщить, вы оба дадите мне клятву, что будете молчать об этом, как в могиле.

Доктор и Роллан де Клэ торжественно произнесли клятву.

– Так слушайте: ужасная мысль, зародившаяся в моем воображении, есть та, что маркиз де Шамери не кто иной, как Рокамболь.

– Что вы говорите, графиня! – вскричал Роллан де Клэ. – Как вы можете предполагать!

– Я непременно должна его видеть и хорошенько в него вглядеться.

– Вы можете увидеть маркиза завтра же, – сказал Роллан де Клэ.

– Где?

– У меня. Я приглашу его к завтраку. Вы спрячетесь в другой комнате, откуда как нельзя лучше увидите и услышите его.

– Это невозможно, – заметил доктор.

– Почему?

– Потому что маркиза де Шамери нет в Париже. Он уехал три дня тому назад со слепым матросом.

– Сэр Вильямс, – прошептала Баккара, вздрогнув. На следующий день Роллан де Клэ получил от

Баккара записку:

«Прошу вас немедленно приехать ко мне».

Роллан поспешил в отель графа Артова. Он застал там доктора Самуила Альбо и увидел Баккара в мужской одежде.

– Поедем во Франш-Конте, – сказала она вошедшему Роллану, – в замок вашего покойного дяди. Он находится неподалеку от замка виконта д'Асмолля. Виконт и герцог де Салландрера с дочерью теперь там, а маркиз отправился к ним.

– Я к вашим услугам, – сказал Роллан, почтительно поклонившись.

Спустя час графиня Артова в сопровождении Роллана де Клэ была на дороге в Безансон.

Замок Го-Па находился в одном из ущелий Юры. Это было старинное здание времен крестовых походов, с толстыми стенами и башнями с остроконечными шпилями. Северная часть замка обращена была к глубокому, лишенному всякой растительности оврагу, южный же фасад выходил в сад, спускавшийся довольно круто до самого берега маленькой речки.

Дорога в замок проходила через деревню, затем влево шла, извиваясь по горе, к подъемному мосту.

Комнаты замка были меблированы с полной роскошью.

Виконт Фабьен д'Асмолль уже шестой день жил тут в обществе своей жены, герцога и герцогини де Салландрера с их дочерью Концепчьоной.

Виконтесса д'Асмолль очень подружилась с Концепчьоной. Последняя была влюблена в ее брата, а этого было достаточно, чтобы между ними возникла искренняя дружба.

Однажды вечером, через четыре дня после того, как Концепчьона писала Рокамболю, обе они спускались по тропинке, ведущей к речке.

– Послушайте, милая Концепчьона, – проговорила Бланш, – я не хочу больше скрывать от вас, на чем я основываю свои надежды. Я говорила с вашим отцом и открыла ему почти все.