Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

сыновья, рожденные в блуде, не служат защитой разврата, так же и скверные сыновья женатых не являются обвинением брака»[1345]. Короче, моральная ценность человека не может определяться ни его предками, ни его потомством; потому что должно быть ясно, что, в отличие от этнической стороны, морально каждый человек — это отдельный мир.

Этот центральный момент пророческой морали был подчеркнут, как замечает Торкемада, и другими авторитетами Церкви. Цитируя Иоанна Златоуста, он показывает, что, как и Августин, этот святой тоже ясно указывает на невозможность кого-либо унаследовать или завещать моральную ценность. «Невозможно, совершенно невозможно чрез добродетели или пороки предков быть честным или бесчестным, знаменитым или неизвестным»[1346]. Есть ли безграничность порочности родителей там, где это правило более не применяется? Ответ Златоуста однозначен — нет никакой границы. «Человек добродетельный, хотя бы происходил от иноплеменника, хотя бы родился от блудницы или другой какой грешницы, не может получить от этого никакого вреда. Если и самого блудника, если он переменится, прежняя жизнь нисколько не позорит, то тем более человека добродетельного, если он произошел от блудницы или прелюбодеицы, нимало не может позорить порочность его родителей»[1347]. Короче говоря, «беззакония родителей не могут повредить хорошему [человеку], как и честность родителей не поможет злодею»[1348].

Так как эти высказывания Августина и Златоуста включены в канонический закон и поскольку закон включает в себя аналогичные высказывания таких церковных авторитетов, как папа Лев и другие[1349], совершенно очевидно, что это не только теологическая, но и юридическая позиция христианства. Соответственно, всякое самовольное отступление от этой позиции должно быть признано ересью.

III

Мы видим, что если согласно расистам моральный облик людей базируется на естественном предрасположении группы или расы, к которой принадлежит человек, и в известной мере является предопределённым, христианство считает, что он основан на индивидуальной ответственности и, следовательно, на собственной доброй воле человека. Это различие само по себе достаточно для того, чтобы указать на глубину пропасти между двумя взглядами. Торкемада, тем не менее, утверждает, что антагонизм между ними ещё глубже, так как расовая теория противоречит не только важнейшим основам христианской этики, но она ещё и конфликтует с определёнными догмами христианства, на которых держится вся вера.

Чтобы доказать это, Торкемада приводит целую серию аргументов, которые кажутся неопровержимыми. Для начала: утверждение о том, что определённые прозелиты не освобождаются в момент крещения от всех своих предыдущих грехов, противоречит вере в Страсти Господни, которая принимается всеми подлинными христианами. Согласно этой вере, Страсти не ограничены в своей силе предать забвению грех, вне зависимости от типа совершённого преступления или типа замеченного в нем индивидуума. Когда апостол Павел сказал: «Потому что Бог был во Христе, примиряя мир с Собой, не вменяя людям в вину их прегрешения», он указывает, что это примирение могло охватить все человечество («мир») и все, без исключения, прегрешения[1350]. Но это драгоценное, универсальное и всеобъемлющее лекарство, принесённое Страстями Христовыми и Его смертью, средство, позволяющее любому, повернувшемуся к Христу, прийти к Нему очищенным от всех прошлых грехов, эти злые люди пытаются «ограничить» или отказать в нём, таким образом, «выхолостить» его эффективность[1351]. Они это делают, утверждая, что евреи, обращенные в христианство, должны быть, в силу своего происхождения и вне зависимости от крещения, подозреваемы в приверженности к своим «прошлым преступлениям» — то есть в приверженности к старой религии и образу жизни своих предшественников. Это означает, что в их случае Страсти Господни и Его смерть бессильны совершить поворот и то радикальное изменение, которое они совершают в других.

Но расовая теория не только отрицает полную и подлинную эффективность Страстей, она ещё и противоречит учению Церкви о святых дарах, получающих свою силу от Страстей. Говоря о таинствах крещения и раскаяния, Торкемада сперва указывает на огромную важность, которую христианство придает крещению как очищению от греха. Цитируя слова Амброзия о крещении как «переходе с земли в небо»[1352], он добавляет, что это высказывание представляет собой часть канонического закона, и цитирует оставшуюся часть этого канонизированного высказывания, чтобы пояснить, что имеется в виду под «переходом». Действительно, говорит кардинал, Церковь считает, что посредством крещения человек переходит «от греха к жизни, от вины к благодати, от скверны к святости» — короче, человек «встаёт из смерти»[1353]. Нигде Церковь не делает малейшего намека на предположение, что сила таинства аннулируется или ослабевает, будучи приложенной к обращённым еврейского происхождения. Когда Иезекииль сказал: «И я брызну на вас чистой водой, и вы будете очищены от всего, что засоряет вас», он указывает на то, что должно случиться с каждым, на кого брызнут святой водой[1354].

Чтобы показать, как теоретики-расисты принизили крещение и насколько их концепция этого таинства сталкивается с самыми священными верованиями христианства, Торкемада указывает на то, что, согласно толедской теории, крещение может не оказывать влияния на маленьких детей, потому что, как они утверждают, и этих детей следует «подозревать в грехах их родителей»[1355]. Но Церковь, говорит Торкемада, учит, что крещение не только «заглатывает первородный грех и [тем самым] отводит проклятие, но также устраняет всё подозрение на [продолжающееся влияние] всех наследственных грехов (delictohum priorum)»[1356]. Таким образом, позиция Церкви по этому вопросу диаметрально противоположна позиции толедцев — настолько противоположна, что канонический закон осуждает как еретика каждого христианина, который ставит под вопрос действенность или пользу крещения малых детей[1357]. Настаивать на том, что маленькие дети, подвергшиеся крещению, продолжают быть связанными с преступлениями их предков, является, с точки зрения христианства, ересью, богохульством и глупостью, потому что ребенок, крещённый, как положено, вступает, согласно учению Церкви, в христианский мир абсолютно безгрешным и невинным.

Эта теологическая дискуссия о крещении в связи с толедской теорией несла в себе не только теологическую ценность. Здесь имели место восприятие и оценка положения обращённых в христианском мире. В момент, когда вырвалась вперёд расистская идеология, подавляющее большинство конверсо в Испании уже были христианами так давно, что не могли вспомнить. Их крестили в младенчестве или в раннем детстве, и потому они не могли быть не кем иными, кроме как христианами. Мы видели, как Докладчик отметил этот факт, и как он протестовал против того, что люди, рождённые в христианстве или крещённые в раннем детстве — каким, несомненно, являлось большинство «новых христиан» в его время, — рассматривались как обращённые в христианство из иудаизма[1358]. Так как они никогда не были связаны с иудаизмом, ни духовно, ни практически,