Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

загородить ему дорогу, а свои тумены завести в город, – если надо, то и пробив Чагатаев заслон. Бремя ответственности давило. Под неистовое биение сердца уходило время. Вообще, человек он решительный, но он не на войне. Это же не пустыня Хорезма или стены цзиньского города. В итоге момент был упущен, а Хачиун все хватался за него, чуть не поплатившись за это жизнью.

В квадрате своих телохранителей Чагатай скакал, как хан. Несущиеся во весь опор лошади расшвыряли людей у ворот, но он на них даже не обернулся. Его взор неподвижно вперился в двух пожилых военачальников, братьев его отца – единственных, чье слово и действие в стане этой ночью что-то решало. И он, и его конь были в доспехах. Клубы пара исходили в прохладном воздухе и от человека, и от животного. На Чагатае был железный шлем с плюмажем из конского волоса, который колыхался на скаку. Это уже не тот мальчик, которого они когда-то знали, и оба брата напряглись под его пристальным взглядом.

Хасар втянул воздух сквозь зубы, давая понять брату, что разгневан. Они знали: Чагатай здесь для того, чтобы не дать им въехать в Каракорум. Как далеко он зайдет в этом своем намерении, пока неясно.

– Что-то поздновато ты вывел своих людей на учения, Чагатай! – выкрикнул Хасар.

Их разделяло меньше полусотни шагов – на такое расстояние он не позволял приближаться к себе тем, кому не верил, особенно в последний месяц. Руки сами тянулись взяться за лук – но доспехи наверняка защитят смутьяна, а затем из-за этого начнется резня, да такая, какой тут не помнили со времен расправы над тангутами. Чагатай, надменно подбоченясь, с холодной уверенностью усмехнулся:

– А у меня здесь, дядя, не учения. Я скачу посмотреть, кто это тут в темноте угрожает покою всего лагеря. И к удивлению, вижу моих собственных дядьев, двигающих под покровом ночи целые тумены. Что же мне со всем этим делать, а?

Он рассмеялся, и воины вокруг него оскалились, хотя руки их не выпускали луки, мечи и копья.

– Будь осторожен, Чагатай, – предупредил Хасар.

Выражение лица молодого человека стало жестким.

– Нет, дядя. Осторожным я не буду, особенно когда по моей земле скачут армии. Возвращайтесь оба в свои юрты, к своим женам и детям. И людям своим скажите разойтись. Пускай укладываются спать: здесь вам нынче делать нечего.

Хасар набрал в грудь воздуха, чтобы выкрикнуть приказ, и Хачиун едва успел пресечь команду, которая привела бы в движение тумены:

– Нет у тебя, Чагатай, над нами власти! Твои люди в меньшинстве, но кровь нам проливать ни к чему. В город мы войдем, и сделаем это прямо сейчас. Посторонись, и схватки между нами удастся избежать.

Конь Чагатая почувствовал нервозность хозяина, и тому пришлось изо всех сил натянуть удила, чтобы удержать скакуна на месте. На своих дядьев Чагатай посмотрел со скрытым торжеством. Те невольно ощутили испуг при мысли о том, что сейчас происходит в городе с Угэдэем.

– Вы меня, видимо, не так поняли! – крикнул Чагатай с расчетом, что его услышат как можно больше ушей. – Это вы пытаетесь ворваться в Каракорум! Насколько мне известно, вы задумали в городе злодейское убийство, а с ним и переворот, награда за который – голова моего брата. И потому я пришел, чтобы не пропустить вас в город и сохранить таким образом мир.

На их изумление он скривился в глумливой усмешке, одновременно напрягшись в ожидании, что вот-вот полетят стрелы.

Заслышав справа движение, Хачиун дернулся в седле и тогда увидел, что на него надвигаются, уже выстраиваясь в боевой порядок, широкие шеренги воинов, во главе которых с факелами идут командиры. Точное количество в свете звезд определить было сложно, но сердце Хачиуна упало, когда над рядами стало видно колыхание бунчуков союзников Чагатая. Обе враждующие стороны, примерно равные числом, поедом ели друг друга глазами, но Чагатай свое дело сделал – это было ясно и ему, и братьям. Начать междоусобную войну под сенью стен Каракорума Хачиун с Хасаром не могли. Хачиун глянул на восток, скоро ли рассвет, но небо там было по-прежнему темным, а Угэдэй все так же оставался один, без подмоги.

Глава 5

– Гуран, ложись! – выкрикнул Субудай.

На бегу он накладывал на лук стрелу. Гуран распластался под брешью в двери, и темник послал стрелу во внешнюю темень, где кто-то поперхнулся криком. Субудай уже снова натягивал тетиву. Расстояние было с десяток шагов, не больше; любой воин степей попал бы в такую мишень без промаха, даже при подобной сумятице. Едва сделав второй выстрел, Субудай рухнул на колено и катнулся в сторону. Он еще не остановился, как в помещение, незримая от скорости, жужжа, влетела из коридора встречная стрела и упруго задрожала, вонзившись в деревянный пол позади Субудая.

Гуран припал к двери спиной, при этом повернув голову в сторону бреши. Это принесло свои плоды: в дыру просунулась рука, растопыренными пальцами нащупывая внизу засов, и стражник взмахом меча перерубил ее, чуть не всадив клинок в дверь. Рука вместе с частью предплечья культей шлепнулась на пол, а из-за двери раздался вопль, который, впрочем, вскоре оборвался. Те, что снаружи, или увели раненого, чтобы оказать помощь, или же попросту сами его добили.

Субудай, встретившись глазами с Гураном, кивнул. Несмотря на разницу в званиях, в этой комнате они сейчас были самыми умелыми воинами, способными сохранять спокойствие и думать, невзирая на густой запах крови.

– Нам