Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории - Ричард Матесон

Он не услышал ее слов, не услышал ее шагов, удаляющихся по коридору. Лишь стоял посреди комнаты, весь во власти прошлого.

Неясно было, что именно заставило его содрогнуться, но внезапно он обернулся. Это был не звук и не то, что можно было бы увидеть. Но он это почувствовал умом и телом, какая-то тень беспричинного страха.

Вскрикнув, он подскочил на месте, когда дверь с грохотом захлопнулась.

— Это просто сквозняк, — сказала женщина, вернувшаяся с простынями.

Бродвей. Загорелся красный, и он нажал на тормоз. Взгляд скользил по фасадам магазинов.

Вон аптека «Краун», нисколько не изменилась. Рядом обувной магазин Флоры Дейм. Взгляд метнулся через улицу. Магазин Глендейла все такой же. И «Одежда Барта» тоже на прежнем месте.

В мозгу расслабилась какая-то пружина, и он вдруг понял, что больше всего боялся увидеть, как изменился городок. Потому что когда он повернул на Бродвей и обнаружил, что книжный магазин мистера Слоуна и «Колледж-гриль» исчезли, то ощутил себя едва ли не преданным. Городок, который он помнил, жил в его голове нетронутым, и от этих мелких перемен было не по себе. Все равно что встретить старинного приятеля и обнаружить, что у того нет одной ноги.

Но многое осталось точно таким же, что вызывало на его губах торжественную улыбку.

Театр «Колледж», куда он с друзьями ходил на полуночные представления по субботам, после свидания или долгих часов учебы. Университетский кегельбан, там, наверху, была бильярдная.

А внизу…

Поддавшись импульсу, он подогнал машину к тротуару и заглушил мотор. Минуту посипел, смотря на вход в «Золотой кампус». Наконец быстро вышел из машины.

Над входом висел все тот же старый навес, некогда кричащие краски которого от времени и погоды сделались консервативно темными. Он двинулся вперед, на губах играла улыбка.

Затем, когда он стоял, глядя вниз, на крутую узкую лестницу, на него вдруг накатила непередаваемая тоска. Он взялся рукой за перила и, мгновение поколебавшись, начал медленно спускаться. В его воспоминаниях лестница не была такой узкой.

На последней ступеньке до него донеслось жужжание. Кто-то чистил место для танцев полотером с вертящимися щетками. Сойдя с лестницы, он увидел низкорослого негра, который возил по полу медленно ползущий агрегат. Металлический нос полотера стукнулся об одну из колонн, обозначавших границы танцевальной площадки.

Он снова нахмурился. Помещение такое маленькое, такое угрюмое. Не может же быть, чтобы его память так ошибалась. Нет, быстро пояснил он самому себе. Нет, это потому что сейчас здесь пусто и горят не все лампы. Это потому что музыкальный автомат не мельтешит разноцветными огоньками и нет танцующих парочек.

Не сознавая того, он сунул руки в карманы брюк — подобную позу он позволял себе всего пару раз с тех пор, как восемнадцать лет назад закончил колледж. Он подошел ближе к танцевальной площадке, кивнул при виде низкого древнего помоста для оркестра, словно встретил старого знакомого.

Он стоял перед площадкой и думал о Мэри.

Сколько раз они кружились по этому крошечному пятачку, двигаясь в ритме, который задавал сияющий музыкальный автомат? Они танцевали медленно, тела соприкасались, ее теплая рука лениво поглаживала его сзади по шее. Сколько раз? Что-то сжалось внутри. Он видел ее лицо будто наяву. Поспешно отвернувшись от площадки, он взглянул на темные деревянные кабинеты.

На губах появилась улыбка. Неужели они все еще на месте? Он обогнул колонну и двинулся в глубь помещения.

— Ищете кого-нибудь? — спросил пожилой негр.

— Нет-нет. Просто хотел взглянуть на кое-что.

Он зашагал вдоль кабинетов, стараясь не обращать внимания на собственное смущение. «В каком же из них?» — спрашивал он себя. Нельзя было вспомнить, все они выглядели одинаково. Он остановился, уперев руки в бока, и окинул взглядом все кабинеты, медленно покачивая головой. Негр закончил натирать пол, выдернул вилку из розетки и укатил древнюю машину прочь. Наступила мертвая тишина.

Он понял, что смотрит на третий кабинет. Тонкие буквы стали почти такими же темными, как само дерево, однако, без сомнения, были на прежнем месте. Он проскользнул в кабинет и рассмотрел ближе.

«Б. Дж.». Билл Джонсон, И под инициалами год. «1939».

Он подумал обо всех ночах, которые они со Спенсером, Дейвом и Нормом провели в этом кабинете, ловко препарируя вселенную свежезаточенными скальпелями выпускников колледжа.

— Казалось, весь мир у нас в кармане, — пробормотал он. — До последнего кусочка.

Он медленно снял шляпу и присел за стол. Все, чего ему сейчас хотелось, — стаканчик прежнего пива: густого солодового напитка, который растекся бы по жилам и возвеселил сердце, как часто говаривал Спенсер.

Будто с кем-то соглашаясь, он покивал и прошептал тост:

— За тебя, непревзойденное прошлое.

Произнеся это, он оторвал взгляд от стола и увидел молодого человека, который стоял в противоположном конце помещения, в темноте у подножия лестницы. Джонсон посмотрел на юношу, не в силах четко разглядеть его без очков.

Спустя миг молодой человек развернулся и ушел вверх по лестнице. Джонсон улыбнулся самому себе. «Вернусь сюда в шесть», — решил он. Танцы начинаются не раньше шести.

При этом он снова подумал о тех вечерах, что провел здесь, внизу, в этом заплесневелом полумраке, за пивом, разговорами, танцами, прожигая юность с расточительностью миллионера.

Он молча сидел в полутьме, и воспоминания накатывали на него неутомимым приливом, омывали его сознание, вынуждая крепко сжимать губы из-за понимания того, что все это ушло навсегда.

И посреди этого прилива к нему опять пришло воспоминание о ней. Мэри, думал он, что же сталось с Мэри?

Он снова вздрогнул, когда проходил под аркой, ведущей в кампус. Неприятное ощущение, будто прошлое и настоящее сошлись, а он сам ступает по натянутому между ними канату, готовый упасть по ту или по другую сторону.

Это ощущение преследовало его по пятам и охлаждало восторг от свидания с прошлым.

Он взглянул на здание, вспомнил занятия, на какие ходил сюда, людей, с которыми здесь встречался. И почти одновременно он увидел свою нынешнюю жизнь, тусклые, пустые обязанности коммивояжера. Месяцы и годы одинокого путешествия по стране. Завершающегося неизменным возвращением в дом, который ему не нравится, к жене, которую он не любит.

Он все время думал о Мэри. Какой он был дурак, что упустил ее. Считал со свойственной молодым бездумной уверенностью, будто мир полон безграничных возможностей. Думал, что это неправильно, так рано делать выбор, хвататься за настоящий момент. Ведь он был создан для того, чтобы пастись на самых сочных пастбищах. И он все искал и искал, пока все его пастбища не высохли.