Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

в карантине просидим и годы!» /2; 543/ («мы… плевать» = «нам наплевать»; «по году» = «годы»; «на погоду» = «погоды»).

В первом случае речь ведется от лица лирического мы, а во втором — от лица всего советского народа, который борется с холерой и потому наделяется чертами лирического мы (людей, которые сражаются за справедливость или просто стремятся одолеть неприятеля), так же как и в песне «Священная война». Кроме того, строка «Мы в карантине просидим и годы!» будет реализована в «Театрально-тюремном этюде на Таганские темы» (1974) и в посвящении «К 15-летию Театра на Таганке» (1979): «Сидим в определяющем году, — / Как, впрочем, и в решающем, — в Таганке» /4; 254/, «15 лет я просидел на нарах» (АР-9-44).

Через несколько месяцев после песни о холере Высоцкий напишет стихотворение «В голове моей тучи безумных идей…», в котором повторится мотив народного единства в борьбе с врагом: «Холера косит стройные ряды, / Но люди вновь смыкаются в шеренги. <…> Объявлена народная война / Одной несчастной, бедненькой холере» = «Все болеют за нас — никого супротив: / Монолит без симптомов броженья!»[1082] Похожая мысль возникнет в стихотворении «Упрямо я стремлюсь ко дну…» (1977): «Сомкните стройные ряды, / Покрепче закупорьте уши. / Ушел один — в том нет беды, / Но я приду по ваши души!» (лирический герой призывает своих сограждан закупорить уши, как уже было в песне «Спасите наши души»: «Мы не спасаем души, / Закрой глаза и уши / Назло врагу!» /2; 348/).

Итак, если в образе холеры представлена советская власть, то слова «холера косит стройные ряды» являются метафорой массовых репрессий. Данный мотив часто принимает аллегорическую форму: «Мечут дробью стволы, как икрой, / Поубавилось сторожевых» («В стае диких гусей был второй…», 1980), «Вылетали из ружей жаканы, / Без разбору разя, наугад» («Охота на кабанов», 1969), «Только били нас в рост из железных “стрекоз”» («Конец охоты на волков», 1977 — 1978) и др.

Отметим еще несколько перекличек между песней о холере и другими произведениями: «Все экономят вынужденно деньги» = «С умом экономлю копейку» («Машины идут, вот еще пронеслась…», 1966). О себе же, в частности, сказаны и следующие слова: «Но от станка рабочий не уйдет», — поскольку лирический герой часто выступает в образе заводского рабочего, а кроме того, речевой штамп «от станка рабочий не уйдет» при всей его пародийности соотносится с маской рабочего-пролетария, поэтому через год лирический герой скажет: «До без четверти пять / У станка мне стоять» («“Не бросать!”, “Не топтать!”…», 1971).

Нарушено передвижение,

Страх есть, но только маленький весьма он,

Всё перекрыто, как движение

На улицах, когда приедет Мао /2; 543/.

Данная цитата напоминает «Марш аквалангистов»: «Боимся кессонной болезни / И, может, немного — акулы».

Что же касается строфы в целом, то главная ее идея — сравнение советской власти с китайской — представляет собой фирменный прием Высоцкого, который будет рассмотрен ниже (с. 387 — 388).

А использование китайского сюжета в качестве аллегории советской действительности объясняется, прежде всего, одинаковым общественным строем в Китае и СССР — социалистическим (в его тоталитарном варианте). Соответственно, проблемы и конфликты, возникающие в этих странах, по сути, одни и те же. Отсюда — одинаковое отношение автора к холере и Мао Цзедуну: «Но пасаран Холера не пройдет! / Холере — нет, и всё, и бал окончен!» = «Но сегодня приказали: не пускать! / Теперь вам шиш, поpasaran, товарищ Мао!» («Как-то раз, цитаты Мао прочитав…», 1969).

В таком контексте становится понятной и следующая строфа: «Я погадал вчера на даму треф, / Назвав ее для юмора холерой, — / И понял я: холера — это блеф, / Она теперь мне кажется химерой».

В произведениях Высоцкого власть часто называется химерой, блефом, миражом или утопией: «Мне не служить рабом у призрачных надежд, / Не поклоняться больше идолам обмана» («Было так: я любил и страдал…», 1968), «Я никогда не верил в миражи, / В грядущий рай не ладил чемодана — / Учителей сожрало море лжи / И выплюнуло возле Магадана» (1979), «Мы — манекены, мы — жители утопии» («Мы — просто куклы, но… смотрите, нас одели…», 1972). А это говорит уже сама власть («манекены»), причем в черновиках песни «О поэтах и кликушах» (1971) поэт обращался к кликушам с такими словами: «Не торопи с концом и не юродствуй, не пыли, / Не думай, что поэт — герой утопий» /3; 291/, - подразумевая под словом «поэт», в первую очередь, себя (а власть его как раз «торопила с концом», поэтому в песне «Штормит весь вечер, и пока…» будет сказано: «Мне дуют в спину, гонят к краю»). Налицо, таким образом, противопоставление поэта (Высоцкого) и утопии (советской власти, СССР). Поэтому он «никогда не верил в миражи».

Во мне теперь прибавилось ума, Себя я ощущаю Гулливером, И понял я: холера — не чума, — У каждого всегда своя холера!

Следовательно, раньше лирический герой думал, что холера — это чума, то есть напасть, от которой нет спасения. А через два года будет написано стихотворение «Набат» (1972), где речь пойдет именно о чуме: «Съежимся мы под ногами чумы, / Путь уступая гробам и солдатам».

Также Высоцкому наверняка были известны выражения «красная холера» и «красная чума». Кроме того, он читал роман Альбера Камю «Чума», где речь шла о «коричневой чуме» — фашизме, — доказательством чему служит опубликованный перечень книг из домашней библиотеке поэта. В нем под номером 148 значится: Камю А. Избранное: Пер. с фр. М.: Прогресс, 1969. 544 с.[1083] [1084] (роман «Чума» опубликован на страницах 133 — 378).

Ну и самое главное — в песне «Случаи» (1973) слово чума прямо применяется к советской истории: «Открытым взломом, без ключа, / Навзрыд об ужасах крича, / Мы вскрыть хотим подвал чумной, / Рискуя даже головой. / И трезво, а не сгоряча, / Мы рубим прошлое с плеча, / Но бьем расслабленной рукой, / Холодной, дряблой — ника-кой»87 Об этом же чумном подвале прошлого и о смертельном риске, связанном с его открытием, говорилось в песне «Зарыты в нашу память на века…» (1971): «В минном поле прошлого копаться / Лучше без ошибок, потому / Что на минном поле ошибаться / Просто абсолютно ни к чему». Но лирический герой все равно «копается» «в минном поле прошлого» («Иногда как-то вдруг вспоминается / Из войны пара фраз — / Например, что