Глиняный бог - Анатолий Днепров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ах, Пэй, как вам не совестно. Когда я вам объяснял нейтринную теорию…
— Боллер?
— Ну, конечно! Наконец‑то появился хоть один человек, который меня узнал…
— Как это случилось? — спросил я.
— Вы же знаете. Кэролл теперь заправляет всем. Я и неподозревал, что она подослана… Ну, вы знаете, кем?.. У них там организован отдел высшей научной подготовки военного персонала.
— Ах, вот оно что…
Я с отвращением смотрел на жалкий гибрид полковника Р. и профессора Боллера.
— Вы, Пэй, оказались чертовски правы. С армией из одних Рисдеров ничего не вышло, а человеческого материала мы испортили достаточно… Слишком много, чтобы это не стало известно.
— А что стало с вами?
— Вы видите… В моей голове все перепуталось, и я никак не могу никого убедить, что я — Боллер, а не полковник Р. Что меня в него просто засадили. И эта женщина — его жена… Я понимаю, они боятся, что я разболтаю тайну, хотя я давал клятву… Как на воинской присяге… Ох как кружится голова!
Я осмотрел Р. и нашел, что физически он был совершенно здоров. Что касается его психики, то об этом свидетельствует хотя бы такая оброненная им фраза:
— Когда вы были вместе со мной на фронте, я всегда думал, как бы приспособить нейтрино или еще что‑нибудь, чтобы мои солдаты дрались, как Рисдер, и ненавидели, как Катарин…
Все перемешалось!
— Старайтесь ни о чем не думать и пейте вот это, Боллер. Жене Р. я сказал, что состояние мужа не так уж безнадежно и что ему нужно только спать.
Снотворное я ему оставил в достаточном количестве.
ФАКТОР ВРЕМЕНИ
В лаборатории меня встретил небольшого роста старичок, с белой реденькой бородкой, с усталыми, немного слезящимися глазами. Когда я закрыл за собой дверь, на его лице появилась болезненная гримаса. Было очевидно, что я пришел некстати. Или это был такой момент в его жизни, когда он меньше всего хотел кого‑либо видеть.
— Я из газеты… — начал я робко. — Я вам вчера звонил…
— Да, да… Но…
— Может быть, мне прийти в другой раз? — заторопился я и взялся за дверную ручку.
Он задумался. В лаборатории было очень тихо, и я слышал, как он быстро и мелко по–стариковски, дышал. И еще из соседней комнаты доносился шум журчащей воды.
— Раз уж пришли… Только, пожалуйста, ненадолго. Я очень занят, очень.
Немного прихрамывая, он подошел к креслу у письменного стола. Я сел против него. Водворилось минутное молчание.
— Н–да. Что ж, начинайте ваше, как это называется, интервью, что ли…
Я улыбнулся и достал блокнот, в котором заранее записал все вопросы, которые собирался ему задать.
— Разрешите, я буду задавать вопросы, в том порядке, в котором я хотел бы осветить их в газете. Первый. Сколько у вас в лаборатории сотрудников?
— Двадцать шесть, — ответил он.
— Сколько из них научных работников и сколько лаборантов?
— Все они научные работники. Только одни более опытные, другие менее.
— Сколько научно–исследовательских тем выполняет наш коллектив?
— Одну.
— Какую?
— Синтез живого белка.
— И как далеко вы продвинулись вперед? Есть ли Надежда получить искусственный живой белок?
Академик Брайнин вначале улыбнулся, а после засмеялся мелким лукавым смехом. Я смутился.
— Молодой человек, а как вы представляете себе “продвижение вперед” в области синтеза живого белка? Что это, по–вашему, должно быть?
Я растерянно пожал плечами:
— Ну, в результате каких‑то химических реакций вы должны получить что‑то, что будет напоминать живое… Сделать какую‑нибудь бактерию или, в крайнем случае, вирус из… воздуха, разных солей и еще чего‑нибудь…
Не закончив фразы, я покраснел…
— Н–да…
Он хлопнул себя по коленям и встал. Я представил, какую головомойку получу от научного редактора газеты за такое интервью.
Брайнин остановился за моей спиной и, положив руки мне на плечи, вдруг спросил:
— Скажите, вы в бога верите?
От неожиданности я вздрогнул.
— Конечно, нет, — пробормотал я, глядя на него непонимающе.
— А в мировой разум или в гегелевский мировой дух, или еще во что‑нибудь такое?
Я решительно завертел головой.
— И я не верю, — сказал Брайнин и уселся на прежнее место. — Я знаю, что нет ни бога, ни мирового разума, ни духа, ни черта. И вы это знаете. Но между моими и вашими знаниями есть принципиальная разница. Я своими знаниями пользуюсь, а вы — нет.
Крайний сделал мне знак сесть на место и продолжал:
— Важно, молодой человек, не то, что мы знаем, а то, как мы пользуемся своими знаниями. Я склонен думать, что настоящими знаниями нужно называть именно те, которыми пользуются в повседневной жизни и работе. А то, что лежит в голове, как непрочитанная книга на полке, — эти знания никому не нужны. Ни обществу, ни индивидуальному владельцу.
Я исподлобья посмотрел на философствующего академика, не понимая, причем тут все эти рассуждения о вере в бога и о полезных и бесполезных знаниях.
Я прямо так ему и сказал:
— Я не понимаю, к чему весь этот разговор и какое он имеет отношение к…
— Самое непосредственное. Когда я хорошенько подумал, что нет ни бога, ни святого духа, тогда я решил, что синтез живого белка, а вернее, живого организма, нужно вести не так, как мы это делали до сих пор. До сих пор мы это делали, так сказать, по–научному…
— Вы что же, в своей работе решили уповать на помощь сверхъестественных сил? — осмелился я спросить Брайнина.
— Да, если только сверхъестественной силой можно назвать человеческий разум.
— Ну, знаете, Михаил Федорович! Вы говорите парадоксами. Я просто ничего не понимаю! — воскликнул я.
— А здесь и понимать‑то нечего. Смотрите. Бога нет. Мирового разума нет. Природа безмозгла и тупа, как вот эта пустая колба. А жизнь она все же создала! Спрашивается — как? Я потер виски руками, силясь уяснить, что говорит академик.
— Без лабораторий, без продуманного плана научно–исследовательской работы, без обработки литературных данных, без коллоквиумов и научных дискуссий природа взяла и создала жизнь! А мы ведем работу по плану, ставим эксперименты, перечитываем сотни книг и научных статей своих предшественников и соратников, анализируем, синтезируем, спорим, опять ставим опыты и до сих пор, как вы изволили выразиться, не сделали даже паршивого вируса, не говоря уже о бактерии. Как вам это нравится?
Признаться, мне это не нравилось. Уж в очень странных выражениях объяснялся со мной академик Брайнин.
— Вы когда‑нибудь задумывались, почему природа не создала гайку или, например, велосипед? Никто нигде не видел ни природных гаек, ни растущих на деревьях велосипедов. А их сделать проще, чем живую бактерию!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});