Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов

В то время, как я здесь издаю это произведение, мне говорят, что в Лондоне оно уже вышло в виде переложения для фортепиано. Такова судьба автора!!!.. Английские и немецкие газеты полны сообщений об успехах этого произведения, исполненного в Друри-Лейн театре, а театр этот, получив таким путем огромный доход, не написал по этому случаю даже ни одной приветственной строки автору, который не получил даже стоимости переписки и лишился всего гонорара. И если переложение для фортепиано, как говорят, будет вскоре перепечатано каким-то немецким издателем с лондонского, то я теряю славу и гонорар. Известное всем благородство ваше позволяет мне надеяться, что вы примете во мне участие и позаботитесь обо мне. В силу плохого денежного курса в нашем государстве бумажные деньги уже однажды опустились до одной пятой своей номинальной стоимости, и мне пришлось поплатиться. Однако после долгих стараний и со значительными потерями я добился полного расчета. Но в настоящее время, когда бумаги уже поднялись более, чем на 1/5, мне предстоит потерять вторично, без всякой надежды на какое-либо вознаграждение. Мое единственное достояние – композиции. Если бы я мог при этом рассчитывать на сбыт их в Англии, то это было бы для меня очень выгодно. Будьте уверены в моей безграничной благодарности. Надеюсь вскоре, как можно скорее получить ваш ответ.

Ваш почитатель и друг Людвиг ван Бетховен.

С подобными же просьбами обращается композитор к Ф. Рису, поселившемуся в Лондоне.

Среда, 22 ноября 1815. Вена.

Дорогой Рис!

Спешу сообщить вам, что я сегодня послал по почте фирме Thomas Coutts и Со переложение для фортепиано симфонии в А. Двор выбыл, и курьеры редко или совсем не появляются здесь; вообще же это самый верный способ. Симфонию следовало бы выпустить в марте, я укажу день. Вообще на этот раз дело затянулось гораздо дольше назначенного мною срока. С трио и с сонатой для скрипки можно не торопиться: через несколько недель они будут в Лондоне. Убедительно прошу вас, дорогой Рис, взяться за это дело, так как жду гонорара; это составляет значительную сумму, в которой буду нуждаться ранее, чем эти произведения дойдут до вас.

Я лишился 600 флоринов из годичного оклада моего. Во времена банковых билетов это были пустяки; потом явились выкупные свидетельства, при которых я лишился этих 600 флоринов, что сопровождалось многолетними неприятностями и полной потерей содержания. Теперь мы переживаем такие времена, когда выкупные свидетельства стали менее ценны, чем были когда-либо ассигнации, а я плачу 1000 флоринов за квартиру. Представьте же себе несчастье, которое причиняют бумажные деньги!

Мой бедный, несчастный брат недавно умер. У него была скверная жена. Он несколько лет страдал чахоткой и, чтобы облегчить его существование, я, признаюсь, сделал все, что мог, предложив ему 10 000 флоринов. Для какого-нибудь англичанина это, конечно, пустяки, но для бедного немца и, тем более, для австрийца, это очень много. Несчастный очень изменился в последние годы, и я жалею его от всего сердца; счастлив при мысли, что в отношении поддержки брата никто не может мне сделать упрека.

Скажите господину Берчелю, чтобы он оплатил письма господина Саломона и ваши ко мне, а также мои к вам; он может удержать из суммы, которую должен мне уплатить. Я не желаю причинять ни малейшего ущерба тем, кто заботится обо мне.

«Победа Веллингтона в битве при Виттории», должно быть, давно получена у Thomas Coutts u Со. Г. Берчель может не платить гонорара, пока не получит всех пьес. Поспешите только уведомить меня о дне, когда господин Берчель выпустит переложение для фортепиано. Примите самые теплые выражения моего к вам расположения. Всегда готовый к вашим услугам. Прощайте, дорогой Рис!

Ваш друг Бетховен.

Вена, 20 января 1816 года.

Дорогой Рис!

Симфония будет посвящена русской императрице. Фортепианное переложение симфонии А выйдет не ранее июня месяца; здешний издатель не может выпустить скорее. Дорогой Рис, известите об этом сейчас же г. Берчеля. Скрипичная соната будет выслана отсюда со следующей почтой и может быть издана в Лондоне также в мае, а трио – позднее (получите тоже со следующей почтой). Время выпуска последнего я сам укажу.

Примите мою сердечную благодарность, дорогой Рис, за все услуги, оказанные мне, в особенности за корректуру. Да сохранит вас небо и да умножит ваши успехи, в чем и я готов принять самое сердечное участие. Поклон мой супруге вашей.

Ваш постоянный и искренний друг Людвиг ван Бетховен.

Вена, 10 февраля 1816.

Почтеннейший друг!

Я не сомневаюсь, что вы получили мое письмо от…; сим только уведомляю, что 3 с. м. я отправил grand trio и сонату г-ну Берчелю через торговый дом Томаса Котса и Ко, за что он должен уплатить последним обусловленную сумму в 130 голл. дукатов. Но, кроме того, ему предстоят расходы по переписке и пересылке, причем последнее поручено почте, ради скорости и в угоду ему; соответственную расписку найдете в конце сего. Прошу представить ее, чтобы г. Берчель уплатил гг. Котсу и Ко означенную сумму расходов монетами в # 10 голл., так как потеря этой суммы равносильна лишению большей части моего гонорара. Надеюсь вскоре иметь возможность обязать г. Берчеля иным путем. Ожидаю вашего ответа и остаюсь с дружеским почтением.

Ваш преданный друг Людвиг ван Бетховен.

Вена, 28 февраля 1816 года.

Я долго был нездоров. Смерть брата отразилась на моем настроении и на моих произведениях.

Смерть Саломона очень огорчила меня, так как это был прекрасный человек, насколько я помню его с детства. Вы назначены душеприказчиком, а я опекуном ребенка моего несчастного покойного брата, вам предстоит менее хлопот, нежели мне. Меня утешает то обстоятельство, что я спасаю бедного, невинного ребенка из рук негодной матери. Прощайте, дорогой Рис. Всегда, когда только могу быть вам полезным здесь, рассчитывайте на меня, как на своего искреннего друга.

Бетховен.

Вена, 8 марта 1816.

Мой ответ несколько запоздал; я был болен и очень занят. Из 10 дук. золотом до сих пор ни гроша не получено; я начинаю думать, что англичане великодушны только за границей. Таково же и с принцем-регентом, от которого не получил не только стоимости переписки, но даже ни письменной, ни словесной благодарности за посланную ему «Битву». Мое жалованье – 3400 флоринов ассигнациями; 1100 плачу я за квартиру, моему слуге с женою 900 фл.; вот и считайте, что остается. Кроме того, я должен заботиться о своем маленьком племяннике; он до сих пор еще в пансионе, что стоит мне около 1100 фл. Впрочем, ему