Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вашего императорского высочества верный и покорнейший слуга
Л. в. Бетховен.
Ваше императорское высочество!
Старый год уже почти на исходе, новый наступает. Да избавит небо в. и. в. от всяких страданий и да пошлет наивысшее счастье, какое только можно себе представить. Таковы все мои пожелания в. и. в.; все они сводятся к этому. Если позволите сообщить о себе – здоровье мое очень шатко и непостоянно. К сожалению, принужден я жить очень далеко от в. и. в., но это не помешает мне вскоре иметь удовольствие явиться к вашим услугам. Поручаю себя вполне вашему милостивому вниманию, хотя я, кажется, и не заслужил его. Да благословит небо каждый день вашей жизни на благо многих; я же всегда
Вашего императорского высочества покорнейший слуга
Людвиг ван Бетховен.
В последний день декабря 1817 г.
Ваше императорское высочество!
Благодарю вас сердечно за милостивое ко мне сочувствие. Мне действительно лучше, и завтра сам явлюсь на утренний урок согласно желанию в. и. в., тем более, что врач мне строжайше запретил выходить позже 6 час. вечера, притом же я знаю, что в. и. в. охотнее готовы брать уроки по утрам.
Вашего императорского высочества верный, покорнейший слуга
Людвиг ван Бетховен.
Я неоднократно собирался лично справиться о состоянии вашего здоровья, но мне самому пришлось целыми неделями, как и теперь, лежать в постели или сидеть дома, искренно желаю скорейшего выздоровления в. и. в., что касается меня, то надеюсь избежать пауз, лишь только будете в состоянии музицировать.
Вашего императорского высочества покорнейший слуга
Людвиг ван Бетховен.
Ваше императорское высочество!
Сегодня еще я должен был принять лекарство, но все же думал, что буду иметь счастье явиться к в. и. в., к сожалению, однако, чувствую себя слабее, чем вчера. Попытался выйти, но через несколько минут был вынужден возвратиться, может быть слишком скверная погода тому виною, до завтра, без сомнения, поправлюсь и буду иметь счастье явиться к в. и. в. в понедельник до 6 час. (как я слышал, это теперь самое удобное время для в. и. в.), искренно прошу сохранить ко мне милостивое и любезное расположение.
Вашего имп. высочества покорнейший, вернейший слуга
Л. в. Бетховен.
Ваше императорское высочество!
Несмотря на самое искреннее желание никак не могу сегодня быть у вас, завтра же, надеюсь, разрешите мне в обычный час явиться к услугам вашим вашего императорского высочества вернейший слуга
Людвиг ван Бетховен.
Ваше императорское высочество!
Если в. и. в. не откажете мне или же если не изволите назначить завтра другого часа, то завтра вечером около 5 часов буду иметь честь явиться к вам. Словесно изложу причину, препятствующую исполнению заветного желания моего быть чаще и ближе к в. и. в., да услышит Господь мольбу мою и многих других о ниспослании здравия в. и. в.
Вашего императорского высочества покорнейший слуга
Людвиг ван Бетховен.
Глава XII
1817–1818
Сношение с английскими издателями. – Нит, Томсон, Смарт, Берчель, Саломон, Рис. – Венские издатели. – Штейнер и Хаслингер. – Мечты о поездке в Лондон. – Новый друг Шиндлер.
Два года, с весны 1816 до 1818 года, почти непрерывно Карл провел в одном из лучших венских пансионов, принадлежавшем Афанасию дель Рио. Содержатель пансиона посвящал все свое время умственному и нравственному воспитанию своих питомцев, его жена также прилагала все старания к тому, чтобы разлученные с родителями дети нашли в ней вторую мать; две дочери их помогали в этом, разделяя труды по хозяйству. Такая среда была незаменима не только для Карла, но также для его дяди, охотно и часто проводившего вечера в этой семье честных и скромных тружеников, где старшая дочь, Фанни, вновь пробудила в сердце композитора дремавшие чувства. Композитор называл ее аббатисой, или настоятельницей, так как постоянный звон ключей на поясе Фанни напоминал монахиню, заведующую погребами и кладовыми в женском монастыре.
«Осенью 1817 года, – рассказывает Фанни, – пансион наш перешел на гласис у Ландштрассе (наружный пологий скат городского вала в юго-восточной части Вены); Бетховен нанял квартиру поблизости и зимою часто бывал у нас. Целые вечера проводил он за семейным столом нашим. Обыкновенно он бывал углублен в свои размышления, изредка шутил, сопровождая свои остроты громким хохотом. Если он бывал нездоров, то часто плевал себе в платок и внимательно искал там следов крови, так как хронический катар вызывал в нем опасения чахотки, от которой уже умерли два члена его семьи, мать и брат. Иногда он приходил в прекрасном расположении духа, заставлял племянника прыгать к себе на колени, всячески баловал его; позволял ему таскать себя за волосы, исполнял все его прихоти, забавлялся, подобно ребенку, бегал от него вокруг стола и ставил ряд стульев, чтобы укрыться от преследований мальчика». Бывало, он приносил ноты для сестер дель Рио, но последние не решались в его присутствии проявить свои музыкальные познания и при виде композитора уже теряли способность перебирать клавиши. Положив однажды на пюпитр свой цикл романсов «К отсутствующей возлюбленной», он настойчиво просил младшую сестру спеть их, а старшую аккомпанировать. Едва только последняя взяла несколько аккордов, как автор грубо отвел ее и сам сел за рояль. Затем он стал объяснять смысл этого произведения, связь между этими шестью романсами, основную идею, заключающуюся в отсутствии возлюбленной, к которой рвется любящее сердце, окрыляемое всеми силами природы. Рассказывая это, он заплакал и едва поборол свое волнение.
«В начале мая, – продолжает Фанни, – он зашел к нам, возвращаясь из дальней прогулки.
– Я принес вам весну, – сказал он, отдавая мне букет душистых фиалок.
Он казался веселым, хотя провел несколько дней дома, страдая от колик, которых не могли изгнать советы и лекарства врачей.
– Рано или поздно болезнь эта убьет меня, – сказал он.
– Надеюсь, долго еще придется ждать этого злосчастного дня.
– Что ж!.. Кто не готов к смерти во всякую минуту, тот
