Астрология и мифология - Семира Щепановская

видели в Луне, которая, бледнея, тая и исчезая с неба — умирая — вновь появляется на нём в обновленном виде молодого месяца. Возрождение Луны являло для древних загадку, и ночное светило побуждало их воображение к созданию мифов о тайне бессмертия. Луна может светить в ночи, чего не может Солнце: она являет этим силу, побеждающую мрак, и это тоже связывает её с бессмертием. В Дендерском календаре знак Рака изображался не крабом, а скарабеем, катящим перед собой навозный шарик, в котором скрыто его яйцо. Подобно бессмертной Луне, скарабей символизировал собой вечную жизнь.

И позднее, в античном мире, платоники верили, что после смерти души людей обитают на Луне: мать-Земля, даруя земное существование, поглощает лишь наши бренные останки, мать-Луна рождает вечную жизнь души. Эго верование дожило до наших дней: есть медиумы, и сегодня готовые пообщаться с бессмертными душами — пришельцами с ночного светила.

Но во все времена туманное светило, хотя являло людям несомненный образ возрождения, представляло собой лишь иллюзию бессмертия. Необъяснимое ощущение вечности души, всегда находящейся на грани существования и небытия, определяя их взаимопереходы, при ярком свете дня и для внешнего разумного мира предстаёт иллюзорным. И потому мифы о бессмертии, связанные с Луной, одинокой среди тёмного ночного неба — единственной, владеющей секретом перерождения и не способной поделиться своим знанием с людьми — часто имеют налёт странности и негативную окраску.

Так, культурный герой китайских мифов, стрелок И, добыл у владычицы Запада и страны мёртвых Си-ван-му снадобье бессмертия, которое он думал разделил, со своей женой Чан-э. Но оно могло вознести на Небо только одного, а выпив его вдвоём, они вечно жили бы на Земле. И Чан-э, желая стать богиней, приняла снадобье бессмертия одна. Она улетела на Луну и стала её божеством, вечно одиноким и печальным. Вместе с ней там живёт только лунный заяц Юэ ту, толкущий в ступке снадобье бессмертия. Чан-э отождествлялась с древней лунной богиней Чан-си, и, очевидно, сначала в мифе шла речь о самой Луне, предстающей в облике женщины, упрямой в своём женском намерении вечно жить и хранить в себе жизнь, которую она должна передать по эстафете времени человеческому роду.

Другому смертному, греческому прекрасному юноше Эндимиону, боги по просьбе его возлюбленной Луны Селены даровали бессмертие и сохранили молодость в обмен на вечный сон. Это не помешало Селене родить от него 50 дочерей, по числу недель года, но сама жизнь во сне предстаёт лишь иллюзией бессмертия, пряча Эндимиона от людей в пещере. Сон — аналог смерти, столь же цепко держащий человека в своих объятиях, как и она. Недаром в шумерском мифе Гильгамеш, стремящийся победить смерть, получает мудрый совет: "Одолей сначала сон".

Образ Селены в наибольшей степени раскрывает прекрасные мечты души-Луны, и это значение переходит на астероиды Селена и Эндимион: последний может обозначать возврат души к бессознательной природной непосредственности существования.

В южноафриканском мифе Месяц, чтобы сообщить людям о бессмертии, посылает к ним зайца и велит сказать: подобно тому, как он умирает и возрождается, и они будут, умирая, воскресать. Однако Заяц, в спешке перепутав, сообщает людям, что будут умирать, подобно Месяцу, а воскресать не будут — что и предопределяет их отношение к жизни. Посланниками Месяца к людям выступают и другие звери — и иногда боги посылают для верности нескольких гонцов — но до людей доходит всё же перепутанное и неправильное сообщение об их судьбе и судьбе Луны, оставляя проблему нерешённой[106].

Порой послание богов к людям нарочно искажается змеёй, и та присваивает себе дар бессмертия, которое боги уготовили человеку. Научившись сбрасывать свою кожу, змея сама овладевает искусством обновления. Она крадет цветок вечной молодости, который Гильгамеш достал со дна моря. Папуасы отождествляли Луну со змеёй. Греки, литовцы и африканские негры считали, что в змеях продолжают жить души умерших, а древнеегипетские тексты называют змей "живыми душами". Есть гипотеза, что и современный знак бесконечности — лежащая восьмёрка — восходит к образу двух переплетённых змей, связанных с изменчивой стихией воды[107].

Вавилонский первочеловек Адапа имел шанс стать бессмертным, если бы, взойдя на небо, взял предложенные ему там хлеб и воду жизни (и вслед за ним стал бы бессмертным человеческий род). Но он отказался от них по совету коварного сатурнианского бога Энки, создателя людей, определившего их смертную судьбу (здесь можно вспомнить связь Сатурна со смертью).

Новозеландский культурный герой Мауи, чтобы добыть для людей бессмертие, должен был войти внутрь повелительницы смерти и выйти у неё изо рта — умереть и возродиться, пока она спит. Он строго-настрого запретил всем птицам петь и смеяться, пока он будет это делать, чтобы не разбудить владычицу Ночи. Но маленькая птичка тивакавака не смогла удержаться и громко расхохоталась, увидев его влезающим в старую повелительницу. Та проснулась, крепко схватила Мауи и не выпустила его больше. Так смерть посетила мир, и вслед за Мауи стали умирать другие люди. Если бы он вышел невредимым из объятий царицы мрака, люди не умирали бы.

Все мифы дружно констатируют неудачу человека обрести бессмертие — но только ли? Ведь, сколь бы примитивными они нам не казались, они вполне конкретно указывают на средства этого: развитие способности к перерождению — быстроты и изменчивости своей природы, которую наглядно являет небесный образ Луны. А говоря более научно, достижения безинерциальности, которая бы могла преодолевать тяжесть и распад материи. В свете современных представлений о том, что тело состоит из заряженных частиц, скрывающих в себе колоссальную энергию, это не выглядит столь уж невозможным. Если мы серьёзно отнесёмся к тому, что мифы безуспешно пытаются донести людям, то даже увидим путь: всегда одинокий, то есть индивидуальный, и связанный с погружением в сон, то есть уходом от привычного разумного восприятия в бессознательные доселе сферы. Мифы отразили образ некоего знания, доступного древним не хуже, а, может быть, и лучше, чем нам. И всё же — они усомнились в нём. Почему? Значит, не в этом был кардинальный путь человеческой эволюции?

Кардинальный знак Рака, уходя в себя, пятится назад. Архетип Луны возвращает нас к прошлому: к земной истории, которая шаг за шагом формирует индивидуальный слепок человеческой души. На каком-то этапе внешние события становятся лишь материалом для её оформления: индивидуальность приобретает ценность большую, чем весь мир. Но подчинение Вселенной индивидуальному центру, обретенному предыдущим архетипом Льва, является эволюционным тупиком.

Обретая самостоятельность, душа стремится обособиться, замкнуться в себе, чтобы себя сохранить. Стремление себя сохранить — это то, что создает память, отличающую человека