Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов

переправился на катере к Северному берегу, но как только сошёл на пристань, его убило шальным ядром.

Наконец дошли слухи об Ирине. Даша разузнала, что её увезли в Симферополь по распоряжению самого доктора Пирогова. Павел сильно переживал. Хорошо, хоть Александр не знал о болезни Ирины. На её место определили другую сестру милосердия. В первый же день она неаккуратно вышла к батарее Костомарова, чтобы перевязать солдата, и её разорвало бомбой.

В перевязочный пункт прислали двух студентов из Киевской медицинской академии. Отцу Иннокентию студенты не понравились. Они над ним насмехались. У студентов были прогрессивные атеистические взгляды. Странник устроил с ними долгий диспут, потом обозвал студентов безбожниками и грозил предать анафеме. В конце концов, собрал свой узелок и ушёл. Когда Павел спросил: куда же он, странник ответил, что теперь его можно отыскать в Гущином доме. Будет утешать безнадёжных. Там от него больше пользы.

***

Проснувшись, как обычно, в своей норе, Павел потянулся за трубкой. Хотел закурить, но кисет оказался пуст. Надо было сходить в город за табаком.

После потери редутов, полки прикрытия разместили прямо на Екатерининской. Теперь с трудом можно было пройти по этой широкой улице, превращённой в военный лагерь. Солдаты в одних рубахах сидели вдоль тротуаров или спали в тени, подстелив шинельку. Стояли ружья в козлах. Кашевары прямо посреди улицы разводили костры и колдовали над котлами. Тут же ели. Тренькала балалайка. Самые неутомимые пускались в пляс. А иные, собравшись в кружок, играли в карты. Офицеры, проходя по лагерю, не требовали становиться во фрунт и ломать шапки – ни к чему.

Офицер, получив задание в штабе, находил своё подразделение. Приказывал построиться. Солдаты надевали шинели, разбирали ружья и становились в шеренгу. Далее отправлялись на бастионы.

Павел подошёл к табачной лавке. Лака – вовсе не лавка, а столик, стоявший прямо на улице. На старой газетке были высыпаны сигары, спички, горка табака, дешёвые трубки, матерчатые кисеты. Лежала стопка нарезанной на квадратики тонкой бумаги для самокруток. Купив полфунта табака, Павел направился обратно к бастиону, как вдруг над ним просвистело ядро и шмякнуло в стену дома напротив.

– Даже сюда кидают? – удивился он.

– Бывает, – сказал солдат, стоявший рядом, намеревавшийся так же разжиться табачком. – Из-за шестого бастиону прилетает.

Ещё одно ядро разбило каменный забор в двух шагах от табачной лавки, упало и покатилось прямо под ноги Павлу. У него спёрло дыхание. Хотел по привычке отпрыгнуть в сторону и упасть. Но солдат, стоявший рядом, подхватил ядро, поднял.

– Ты что делаешь! – испугался Павел. – А если граната?

– Нет, – спокойно ответил тот, разглядывая чёрный шар. – Холодное.

Третье ядро ударилось в мостовую, подпрыгнуло и хрястнуло в грудь одного из солдат. Товарищи бросились к нему. Кликнули санитаров с носилками.

– Убило? – спросил Павел.

– Пока жив, но в Гущин дом понесли, – ответили ему.

***

Павел вылез из мин к концу дня, когда солнце закатилось, оставляя багровые полоски на небе. Французы и англичане уходили с позиций в лагерь, ставя возле пушек турецких солдат. Те стреляли плохо и редко, поэтому на бастионах наступало затишье. Из города подтягивались рабочие роты и принимались восстанавливать разрушения.

Вечер на удивление выдался тёплым. Небо засияло ранними звёздами. Даже сюда из города доносился аромат цветущих акаций и сирени.

Павла позвали в блиндаж к офицерам. Кто-то ополоснул свой стакан и налил в него чаю для гостя, другой одолжил свою ложечку, третий протянул своё блюдечко, четвёртый щедро насыпал сахару, пятый всунул кусок хлеба с сыром.

Самый голосистый из офицеров мучил гитару. Другие ему гнусаво подпевали. Примостившись на краюшке стола, четверо расписывали вист. А кто-то просто спал на узких дощатых нарах. В блиндаже царила какая-то безмятежная атмосфера, словно на ученьях под Красным селом.

Павел напился чаю, но в такой тесноте ему стало душно. Он поблагодарил за гостеприимство и выполз наружу. Решил проверить, как идут работы. Уже совсем стемнело. Солдаты принесли новые туры, насыпали их землёй, крепили кольями, сверху набрасывали мешки.

Павел встал у орудийного станка, заглянул в амбразуру. Было удивительно тихо. Лишь иногда с той стороны бахнет, и звёздочкой прочертив на небе дугу, падает бомба, с противным треском лопается. Иногда прожужжит пуля, щёлкнет, ударившись о камень. За горжой сидели солдаты смены прикрытия. Кто дремал, кто курил. Лиц не разобрать. Видны только у тех, что сидели ближе к образу. Перед иконкой теплились свечки, распространяя спокойный свет. К божнице иногда подходили солдаты, снимали фуражные шапки, крестились, шептали молитву и вновь пропадали во мраке.

– Ваше благородие, зря вы здесь стоите. Нехорошее это место.

Павел обернулся и увидел с другой стороны орудия матроса, покуривавшего трубку.

– Почему нехорошее? – спросил Павел.

– Пули сюда часто залетают, потому – нехорошее.

В подтверждение его слов две пули с хлопком ударились о канатный мат, закрывавший амбразуру. Третья прорвалась и звонко щёлкнула по стволу орудия, высекая искру.

– Но ты же сидишь, – удивился Павел.

– Так, я же здешний, меня пульки не трогают, – усмехнулся матрос, посасывая трубку.

– Кречен, отойдите! Вам дело говорят, – сказал Павлу командир батареи. Павел инстинктивно отпрянул в сторону. Командир батареи пояснил: – Здесь у меня бомбическая пушка стоит. Французы днём сюда ядра швыряют. Все надеются её сбить. А ночью думают, что мы починкой занимаемся, стреляют по амбразуре. Только вчера на том месте, где вы стояли моего лучшего комендора пристрелили.

Павел помнил командира батареи, как весёлого жизнерадостного, вечно сыплющего остроты, хорошо игравшего на гитаре и обладающего отличным бархатным басом. За время осады он сильно изменился. Стал неразговорчив, похудел, ссутулился. Никто давно не слышал, как он поёт. Командир батареи пригласил Павла к себе в блиндаж угоститься вином. Нора оказалась небольшая. Две кровати у противоположных стенок. Посредине в головах низкий столик. Доски в стенах почернели от сырости. Над одной из кроватей висела флотская полусабля с орденом Анны в эфесе. Дощатый потолок удерживали столбики из брёвен – своего рода колоннада. Небольшое окошко прорезано над самым потолком для отдушины.

Вино оказалось чудесным на вкус, с нежным фруктовым ароматом.

– Знаете что, – обратился к Павлу командир батареи. – Выбирайтесь из своего подземелья и переселяйтесь ко мне. Вторую кровать занимал кондуктор, так его убили три дня назад.

– Спасибо за предложение, но на кого я оставлю своих вшей? – усмехнулся Павел.

– Поверьте, вы найдёте здесь намного жирнее и злее. Так, что, если надумаете – милости прошу.

Павел поблагодарил хозяина за вино, но вежливо отказался от предложенного постоя. Пробрался обратно к себе в нору. Во мраке горела свеча. Павел удивился, как