Царьград. Гексалогия - Андрей Посняков

Лешка осторожно, на цыпочках, прокрался в горницу и растолкал кого‑то из близнецов:

– Вставай, Лука!

Парнишка открыл глаза:

– Я – Леонтий.

– Тсс! – Алексей зажал ему рот рукою. – Не кричи так. Вот что, Леонтий, где у нас грим?

– Грим? Зачем грим?

– Накрасишься, потом пойдешь на двор, умываться. Не сильно – просто размажешь по лицу грязь… Да, кудри… кудри тоже пригладь, намочи…

– Зачем это все?

– Нужно. Понимаешь? Нужно… Там, в трапезной, турки… Я скажу, что говорить… а чего – ни в коем случае. Ну, давай, мажься! Отыскал грим.

– Да…

Алексей подошел к окну. Узкое! Черт, узкое…

– Лука, протиснешься?

– Я Леонтий.

– Какая разница? Ну?

Юноша оперся руками о подоконник.

– Пролезешь, пролезешь – ты же уже тоньше меня.

– А очень нужно?

– Очень!

Леонтий вздохнул:

– Тогда попробую… Нет, полезу!

Он живо скинул рубаху и, без лишних слов, рыбкой нырнул в окно – да так ловко, что вмиг скрылся в тумане. И вот уже в окне показалась его довольная рожица:

– Ну, как?

– Отлично! Не знал, что ты так умеешь.

– Мы с братом бывшие акробаты… Плечо только поцарапал… Саднит.

– Ничего, всяко, заживет до свадьбы. Вот, – Лешка скинул с себя рубаху и протянул пареньку. – Возьми, наденешь.

– Но это же не моя!?

– Так надо. Запомнил, как себя вести? Сможешь все сделать, как сказано?

– Я же актер!

– Ну, ладно… Удачи тебе, Лука!

– Да я же…

– Знаю – Леонтий. Оговорился, извини.

Хрупкая фигура юноши скрылась в тумане.

Алексей выждал немного и выскользнул в коридор, поближе к трапезной. Затаился, прислушался… Ага! Кажется, вовремя. У‑у‑у, какие запахи! Прямо слюнки текут.

– Эй, парень, а ну, подойди сюда!

Вот он, голос Феклы!

– Так я ж к вам уже подходил!

Лука – ах, нет, Леонтий – ответил правильно, так, как учили.

– Ну, что, справил свои дела, вымылся?

– Да… ой, вы подошли так неожиданно, я даже испугался.

– Что‑то ты во дворе показался мне вроде как выше…

– Туман.

– Ну да, вот именно, туман… Чего только не привидится!

– Так вы меня зачем‑то звали?

– Звали? Н‑нет, ты мне не нужен. Иди, иди, парень, спи.

Вежливо попрощавшись, Леонтий – точно, Леонтий! – быстро зашагал в людскую. Скользнув за парнишкой неслышной тенью, Алексей на ходу перекрестился: слава Богу, кажется, пронесло. И, тем не менее, он так и не уснул – еще бы! – ожидая от Феклы – или как ее там по‑турецки? – любой самой неожиданной каверзы. Да уж, от этой коварной девчонки всего можно было ожидать.

Турки и Фекла покинули постоялый двор довольно быстро. Впрочем, на улице уже занималась заря. Пора было уходить и артистам.

Леша живо разбудил всех:

– Вставайте, други!

Споро поднявшись, вся труппа во главе с Периклосом отправилась в путь к причалу. Сонный Микол, хозяин постоялого двора, все же соизволил проснуться и проводил постояльцев до самых ворот. Прощаясь, придержал за рукав Лешку, шепнул:

– «Калим‑бей» сегодня идет к Никополю.

– Какой Калим‑бей? Ах, да, галера…

– А назавтра повернет обратно. Смотрите, как бы вас не догнал.

– Благодарю за предупреждение, – Алексей вынул из кошеля аспру. Маленький серебряный кружочек тускло блеснул в свете зачинавшегося дня. Брезжил рассвет.

– И, вот еще что, – чуть задержавшись, обернулся Лешка. – Вчерашние гости… Они тоже отправятся с «Калим‑беем»?

– Какие гости? – поначалу не понял Микол. – А, турки. Да, с «Калим‑беем»… Хотят немного спуститься вниз по течению. Ищут кого‑то… А этот их командир – молодой, да ушлый! – с неожиданным уважением отозвался кабатчик. – Еще безусый совсем, а гляди ж ты… Сипахи его побаиваются.

Ну, еще бы…

Лешка ничего не сказал, лишь вспомнил, с какой легкостью Фекла расправилась с башибузуками. Да уж, такую девку не грех и побаиваться. Ежели что не по ней – убьет и слова не скажет. Вот уж интересно, кто же она такая? Турчанка? Но – ходит сейчас в мужском платье, да еще постоянно – с отрытым лицом, что для мусульманской женщины – смертный грех, вовек потом не отмолится. Правда, турки используют и христиан, и огнепоклонников… кого только не используют. А ислам – только для избранных! Остальные – «райят», быдло – пусть платят налоги, они на христиан куда как выше. Или вот еще есть так называемая фетва – разрешения на что‑либо. Например, многие выпрашивают у какого‑нибудь знакомого муллы фетву на питие вина в «лечебных» целях. Дескать, не пьянства ради, а токмо здоровья для. Вот и для шпионки‑разведчицы – а именно ею, похоже, и являлась Фекла – могли выдать специальную фетву. Разрешили грешить: ходить в мужском платье, открывать лицо… и спать, с кем захочется. Как эта хитрая и коварная девка попала к башибузукам? Наверное, ошиблась – и на старуху бывает проруха – приняла за своих. Скорее всего, пробиралась в Румелию из Валахии… наверное, успела там что‑то эдакое натворить, спешила… Вот и попалась по глупому, всякое в жизни случается. Прикинулась паломницей‑замарашкой – для этого прямо театральный талант нужен. Актриса! Что и сказать, актриса… Чулпан Хаматова… А ведь, кстати, похожа чем‑то!

Путники затаились, немного не доходя до причала, в орешнике. Старик Периклос так и вообще остановился на своей тележке еще дальше, и Лешка сейчас молился – лишь бы осел не закричал. Предложить оставить животное на постоялом дворе у Алексея не поворачивался язык – ослик Терентий, похоже, давно уже являлся полноправным членом труппы. Ладно, может быть, удастся договориться с хозяином барки? Как его? Шкипер… Шкипер Данчо Ребов. Конечно, придется переплатить, но деньги есть – вчера поработали на славу.

Туман постепенно исчезал, расслаивался, и вот уже сквозь грязно‑белые куски его проглянула серо‑голубая гладь Дуная. Первые лучи восходящего солнца золотили редкие палевые облака, позади, в селе, начинали свою утреннюю песнь петухи. Не поели еще – село зажиточное, впрочем, здесь, в Румелии, таких много. Турки даже ослабили налоги, и весьма сильно по сравнению с имперскими. Пока…

Хищный корпус турецкой галеры приткнулся кормой к самому концу причала. Мачты были сняты, по всему, судно намеревалось сейчас идти на веслах. Тем более – вниз по течению. Дожидаясь, когда турки отчалят, Алексей с невольным восхищением рассматривал изящные обводы галеры – украшенную великолепной резьбой корму с разбитым на ней шатром, узкий мостик – куршею – тянувшийся от носа к корме, с балюстрадой и натянутым сверху тентом, резной нос с тараном в виде позолоченной львиной морды – судя по этой детали, судно было трофейным, венецианским или греческим – Аллах запрещал правоверным изображать людей и животных.

Вот на куршее показались люди… Ага! Комит и два подкомита. Закричали, замахали плетками, будя спящих у весел гребцов. На корме показался какой‑то расфуфыренный франт в длинном парчовом кафтане и зеленой чалме – вероятно, капитан галеры. Да, капитан… Вот он махнул рукой – и подкомиты забегали еще быстрее, щедро угощая плетью прикованных к веслам гребцов – шиурму. Слышно было, как матросы выбрали якорь. Галера дернулась, взмахнула веслами – ух, и красотища же! – и, вспенив узким носом воду, плавно отошла от причала. Задавая темп гребле, зазвенели на корме кимвалы.

Ну, наконец‑то! Скатертью, как говориться, дорога. Господа артисты обрадовано переглянулись. А Леонтий – да‑да, Леонтий, не Лука – радостно подмигнул Алексею:

– Пора?

– Пора, пора, парень!

Хотя, может быть, это все же был и Лука… Позади, в орешнике, призывно закричал ослик Терентий.

Шкипер Данчо Ребов оказался высоким статным мужчиной лет тридцати, с некрасивым, но почему‑то весьма располагающим к себе лицом и большими кранными руками. Он стоял у левого – того, что притулился к причалу – борта барки и смотрел на подходивших артистов.

– Мы – актеры, – подойдя, пояснил Алексей.

– А, явились, – улыбнулся шкипер. – Я – Данчо Ребов. Это про вас мне говорил дядька Микол?

– Про нас, – улыбнулся Лешка.

Шкипер перевел взгляд на подъехавшую повозку:

– Осел тоже с вами?

– Без него никак нельзя, – покачал головой Периклос. – Кто же будет перевозить реквизит? Сами не натаскаемся.

– За осла и тележку – отдельная цена.

– Само собой…

– Восемь аспр!

– Хэк… Ладно.

Сладившись с ценой, балаганщики перебрались на барку – небольшое плоскодонное судно с широкой кормой и ничуть не менее широким носом. По уставленной каким‑то объемистыми тюками палубе уже бегали матросы… нет, скорее, конюхи или погонщики – шестерка лошадей, запряженных цугом, уже дожидалась на берегу в упряжи.

– Мощность двигателя – шесть лошадиных сил, – хмыкнув, в полголоса пошутил Алексей.

Ослика, кстати, взяли‑таки на борт. Ну, еще бы… Восемь аспр.

– Ну что, все поднялись? – шкипер осмотрел пассажиров.

– Все.