Особый отдел и тринадцатый опыт - Юрий Брайдер

— Что тут странного? А вдруг это красивая баба, вроде тебя.

— Да нет, это мужчина, причем уже изрядно потасканный.

Вокзальная стоянка была сплошь забита машинами, среди которых не замечалось ни единого «Запорожца», прежде наряду с длинными чубами и необъятными шароварами считавшегося чуть ли не символом Украины. Это тоже кое о чём говорило. Страна собиралась двигаться в будущее не на консервных банках, снабжённых колёсами, а на полноприводных джипах.

— С чего начнём? — оглядываясь по сторонам, осведомилась Людочка.

— Как всегда, с наведения мостов, — ответил Ваня, которого свет дня отнюдь не красил. — Я буду солировать, а ты подыграешь… Что так смотришь?

— Очень уж ты страшненький, — печально молвила Людочка. — Похож на чахоточного гномика.

— Ничего, страшненьким охотней подают. И доверия к нам больше. Ты и сама сегодня могла бы не краситься.

— Привычка — вторая натура. — Людочка развела руками.

В общих чертах их задача была определена ещё до отъезда: от контактов с официальными лицами воздерживаться, искать очевидцев, собирать любые сведения, касающиеся взрыва, не чураясь при этом и слухов, вне зависимости от достигнутых результатов вечером выехать в Крым и всю командировку завершить в течение двух суток.

Поменяв рубли на гривны, с непривычки казавшиеся ничего не стоящими пёстрыми бумажками, Людочка подвела Ваню к тому месту, где происходила посадка на прогулочных лошадок.

Обязанности форейтора, если можно так выразиться, выполняла девчонка лет семнадцати, одетая в спортивный костюм и мягкие полусапожки С помощью Людочки она вскинула Ваню в седло и двинулась вдоль ограды сквера, ведя низкорослую спокойную лошадку под уздцы.

В компании двух особ одного с нею пола девчонка ощущала себя стеснённо и всё время стреляла глазками по сторонам: надо полагать, выискивала в пёстрой вокзальной толпе прекрасного принца.

— Как коняшку звать? — спросил Ваня.

— Дуся, — со вздохом ответила девчонка, изнемогающая от женского засилья.

— Можно её печеньем угостить? — Ваня погладил Дусю по давно нечёсаной гриве.

— Нельзя, — отрезала девчонка. — Она тебя за руку цапнет, а отвечать потом мне.

— Лошадь не собака, зачем ей кусаться? — Ваня изо всех сил старался разговорить строгую девчонку.

— У которых зубы есть, они все кусаются.

— А если я на Дусе в Москву уеду?

— Езжай. Только сначала заплати тысячу долларов, — пожала плечами девчонка.

— Почему так дорого? — в разговор поневоле вступила Людочка.

— Потому что породистая, — ответила девчонка. — Она раньше в цирке выступала.

— Мама, купи коняшку, — заныл Ваня. — Я не хочу больше на поезде ездить.

— Это она потому такая капризная, что в вагон боится заходить, — пожаловалась Людочка. — В прошлом году на станции метро, возле которой мы живём, случился террористический акт. Вот малышка и перепугалась.

— Лечить надо, — посоветовала девчонка. — Я в детстве тоже гуся испугалась. Даже заикаться стала.

— Вылечили?

— А то! — Девчонка гордо расправила плечи. — В самодеятельности пою.

— У нас, знаете ли, вообще жизнь нервная, — пожаловалась Людочка. — Взрывы, убийства, налёты… У вас, наверное, в этом смысле гораздо спокойнее?

— Спокойнее, — опять вздохнула девчонка. — Вечером даже сходить некуда.

— Кстати, я слыхала от попутчиков, что на вашей железнодорожной станции тоже произошёл взрыв. — Людочка решила, что собеседница созрела для доверительного разговора. — Это правда?

— Раз говорят, значит, правда… Но-о-о! — Девчонка заставила лошадку ускорить ход.

— Жертв, надеюсь, не было? — продолжала допытываться Людочка.

— Откуда мне знать? Я не в морге работаю, а на конюшне. Наши клячи целы — и слава богу… Слезайте, приехали.

Пока осоловевший от тряски Ваня сползал с лошадиной спины, девчонка с затаённой надеждой озиралась вокруг, но, как всегда, напрасно — прекрасные принцы, словно бы сговорившись, обходили харьковский вокзал стороной.

Окончательно убедившись, что раздобыть нужную информацию будет не так-то просто, Ваня и Людочка решили разделиться, дабы каждый действовал в своём привычном амплуа. Ведь недаром говорится: для тонкой работы второй пары рук не надо. А поговорку насчёт того, что гурьбой даже батьку бить легче, наверное, придумали слабаки и трусы.

Людочка проводила Ваню в женский туалет, где, запершись в кабинке, он сменил платьице, бантики и гольфики на костюм маленького бродяжки, до поры до времени хранившийся в дорожной сумке. В таком виде можно было смело отправляться в скитания по злачным местам, окружающим любой крупный железнодорожный узел.

Что касается Людочки, то она вернулась на вокзал и попыталась свести мимолётное знакомство последовательно с продавцом газетного киоска, носильщиком, парикмахершей и даже молоденьким милиционером, прохаживавшимся возле банкоматов, менявших на гривны любую конвертируемую валюту.

Харьковчане охотно шли на контакт, откровенно отвечали на любые вопросы, но, как только речь заходила о пресловутом взрыве, беспомощно разводили руками. Короче, разговоров было много, а толку мало.

После полудня они встретились в укромном месте. Людочка кушала мороженое, Ваня нервно курил.

— Ну что? — спросил он.

— Да ничего, — ответила она. — В смысле, ничего интересного.

— У меня то же самое. Узнал адреса пары здешних малин, видел, как вокзальные воры сбывают краденое, обещал взять на реализацию партию кокнара, но про взрыв ни-ни. Никто ничего не знает. Даже угловороты, которые всегда держат нос по ветру.

— Угловороты? — удивилась Людочка. — Это ещё кто такие?

— Чемоданные воры, — пояснил Ваня. — Какая ты ещё наивная!

— Какая есть. Зато не пью на работе, как некоторые.

— Ладно, не доставай… А если этого взрыва вообще не было? Шарахнула где-нибудь в депо бутыль с перебродившей брагой, вот и подняли хай.

— А как же письмо Гладиатора? Нет, будем копать дальше. Надо выходить непосредственно на железнодорожников. Ведь в тот день на путях работали десятки людей. Составители, смазчики, стрелочники, обходчики… Маневровый диспетчер в конце концов. Этот наряду с дежурным по станции должен знать больше всех.

— Скажет он тебе, как же… Давай лучше пообедаем. Деньги-то все у тебя остались.

— Ага, доверь их тебе! Я пошла занимать столик, а ты пока где-нибудь переоденься. В таком виде приличные места не посещают.

Они расположились в уютном летнем кафе, куда время от времени долетала водяная пыль фонтанов. Когда официант направился к их столику, Ваня тоном, не допускающим возражений, потребовал:

— Закажи мне сто грамм, иначе я за себя не ручаюсь.

— Хорошо. — Людочка поняла, что это тот самый случай, когда спорить себе дороже. — Сто грамм, но не больше. И пить будешь так, чтобы посторонние не заметили.

— Не учи учёного. — Глазки Вани, мутноватые после ночных возлияний, алчно зажглись.

Однако, паче чаяния, их заметили. Не успел Ваня опорожнить свой стакан, в который Людочка для вида плеснула немного минералки, как к их столику подошли двое молодых людей, блондин и брюнет, к числу обслуживающего персонала кафе не принадлежавшие.

— Добрый день, — сказал блондин, принявший до-вольно странную для этого места позу: руки по швам, каблуки вместе. — Почему вы спаиваете несовершеннолетнюю?

— Никто никого не спаивает, — стала неловко оправдываться Людочка, однако брюнет, всем другим вертикальным позам также предпочитавший стойку «смирно», понюхал злополучный стакан и брезгливо скривился, будто учуял не благородные алкогольные пары, а по меньшей мере смрад фекалий.

— Ваши документы! — потребовал блондин.

Пришлось предъявить свой когтистый-клокастый. Мельком глянув в паспорт, блондин сунул его в карман и сказал голосом, которым принято обращаться к уличным хулиганам, а отнюдь не к милым девушкам:

— Попрошу пройти с нами.

— Я гражданка России! — запротестовала Людочка.

— Да хоть Буркина-Фасо. Сопротивляться не в ваших интересах.

— Да кто вы такие?

— Об этом узнаете чуть позже.

— Придётся подчиниться силе… — Людочка отодвинула недоеденную котлету. — Пойдем, малышка.

— Куда? — наивно удивился Ваня. — А разве это не группа «Смэш»? Я думала, они нам споют…

Долго идти не пришлось. Пятиминутная прогулка по закоулкам огромного вокзального здания привела их в комнату, двери которой не имели ни таблички, ни номера.

За неказистым письменным столом сидел лысый мужчина преклонных лет с седыми вислыми усами, что делало его весьма похожим на гетмана Мазепу, как того изображают на иллюстрациях к поэме Пушкина «Полтава». Не хватало только широченных шаровар, булавы и оселедца.

Молодые люди оставили паспорт седоусому и, печатая шаг, удалились.