Та, что меня спасла (СИ) - Ночь Ева

– Он мой сын, и вы не имеете права меня не пускать! – сквозь сон ломкий голос матери режет слух. Кажется, я даже невольно морщусь. Сколько я спал? Лучше бы он пустил её. Мать умеет добиваться своего. Всегда могла, если хотела. Хотя… картина прошлого изменилась, а сознание моё – нет. Не успело. Поэтому я до сих пор считаю её бабочкой в янтаре – лёгкой и весёлой, что жила беззаботно и ничем не была обременена.

– Ему сейчас нужен покой, как вы не понимаете, Эльза… как там вас по батюшке? – Жору сдвинуть с места нереально, но, памятуя, как она дралась с моими охранниками и располосовала рожу Севе, мать способна и не таких Атлантов на дно океана спускать.

– А я ему и не собираюсь мешать. Всего лишь домашняя еда и посижу рядом.

– Простите, но еду – нет. Не положено.

– Ну и ладно, – легко соглашается она, и, после непродолжительной возни, я чувствую её ладонь на своём лбу. От её простого жеста – заботливого и осторожного – становится легко. Я не открываю глаза. Продлить мгновение. Побыть ребёнком. Наверное, не важно, сколько тебе лет, потому что материнская рука даже в тридцать семь способна успокоить и умиротворить.

Прислушиваюсь к себе. Нет неприязни. Нет обиды. Наверное, я всё же принял её в своём сердце. Пусть не до конца. Такие, как я, сдаются не сразу, но, кажется, она принимает меня таким, какой я есть, и не требует меняться. Если я изменюсь, то сделаю это сам, без давления и влияния.

– Как там дети? – спрашиваю, как только за злобно плюющимся Жорой закрывается дверь палаты. – Как Че Гевара?

– Марк и Настя передают тебе привет и без конца спрашивают о Тае. Че метался и скулил. Тоже, наверное, скучает. Ты бы вернул домой девочку, Эдгар. Без неё нет ни дома, ни семьи.

– Леон? – подбираюсь внутренне. Он мой брат. Я должен его принять. Не знаю, как насчёт забыть и простить – пока с этим туго, но, если он не замешан в эту дикую историю с отравлением, не хотелось бы, чтобы мальчишка пострадал.

– Вернулся, – вздыхает мать, – я его уговорила. Заперся в своей комнате, выходит по нужде да к столу. Дай ему волю, он бы и на кухне не появлялся. Но я люблю во всём порядок. Он… виноват, конечно. И стоило большого труда переломить его. Но он тоже мой сын.

В её словах – та же тревога. Она не хочет его потерять. Это чувствуется. Моя мама-курица. Пусть это окажется правдой. Она неидеальна, но святых людей не бывает. А если они есть, я их не встречал. Поэтому пусть мои близкие – незнакомые и пока не совсем родные – станут тем якорем, что поможет мне укрепиться, а не потянет на дно.

– Тая пока не вернётся, – открываю глаза и прислушиваюсь к себе. Кажется, мне лучше. И в глазах не двоится. И не тошнит. Голова побаливает, но сносно. Важно продержаться и удрать к жене. Хоть на пару часов. Чтобы вдохнуть воздух, которым дышит она, прикоснуться. Она мой талисман. Сила, что поможет двигаться дальше.

Мать мне не возражает. Но в глазах её я читаю несогласие.

– Ты готова мне помогать? – спрашиваю и пробую на зуб её эмоции, выражение лица. Это мини-испытание. Да, я не способен верить безоговорочно. Вот такой я гад.

– Конечно. Всегда можешь на меня рассчитывать.

Я сжимаю её пальцы. Она улыбается мне сквозь слёзы. О, господи. Мне кажется, она горы перевернёт, если я попрошу. Мать поправляет мне подушку, подтыкает одеяло заботливо. Пока она суетится, я пишу смс Жоре. Прошу его отдать на экспертизу еду, что мать принесла из дома.

«Уже» – приходит короткий ответ. Молодец. Свалился я на его голову. Но дружба – она такая. Не выбирает удобные позы и моменты. Проверяется как раз в подобных испытаниях.

– Ручку, блокнот, – командую я матерью. – Поручи кому-нибудь, пусть купят. Неважно, какого качества.

Здесь нет моего ежедневника. Большая часть планов, набросков, расчётов хранятся в электронном виде. Но сейчас я намерено собираюсь попользоваться совершенно новыми вещами. Если информация уйдёт и отсюда, значит я буду знать от кого: по моей просьбе ребята Журавлёва поставили камеры слежения, которые я могу включать и выключать по своему усмотрению.

Я выстраиваю на белой бумаге пункты. В голове складывается стройная система взаимосвязей, последовательности действий. По крайней мере, есть чем заняться и убить время до ночи. Это похоже на запой у пьяниц, когда глушат водку, чтобы забыться. Пусть. Вместо водки – у меня план. Я делаю серию звонков. Ловлю взгляд матери, улыбаюсь чуть заметно. Её приоткрытый буквой «О» рот говорит о многом.

Она не знает меня таким. И сейчас пытается наверстать то, что упустила за долгие годы разлуки. А может, шпионит?.. Гоню прочь подозрения. Нет, только не близкие. Не родные. Пусть это будет кто-то другой. Совершенно чужой человек.

Мозг прошивает болью. Кажется, я разговариваю с тем самым мирозданием, в которое верит Линка Синица. Даже не разговариваю – уговариваю его вывести из подозрения всех, кто мне дорог. Наверное, это слабость. Но я ещё никогда не был настолько живым, как сейчас.

19. Эдгар

Слишком поздно вспоминаю, что отключил рабочий телефон. Пропущенные звонки от Таиной охраны. Запоздалая смс. Отчёт по Интернету.

Прикрываю глаза и про себя произношу самые грязные ругательства. Ругаю и себя, и охранников, и мою драгоценную жену, и её долбанутого дракона. Все словно сговорились довести меня до белого каления.

Если бы не мать, я бы ругался вслух. А так то ли уши её берегу, то ли объясняться не желаю. Я бы не хотел, чтобы мать вникала в наши с Таей разногласия. Если она будет на стороне моей жены, я, наверное, расстроюсь. Или разозлюсь ещё больше.

К ночи я себя так накрутил, что, наверное, мог бы огнём плеваться. Больная голова рисовала кровожадные картины наказаний. Но все мои воображаемые рукоприкладства заканчивались бурным сексом. Это почти нокаут. Я даже злиться на неё по-настоящему теперь не могу.

Тем не менее, входя в подъезд её «замка», я хмурил брови и скрипел зубами. Не перекипел, не растерял желание хоть как-то втолковать ей, что не стоит самовольничать. Что для этого у неё есть муж в конце концов, а у мужа есть специально обученные люди, готовые луну с неба достать за определённое вознаграждение.

Я делаю звонок.

– Открой дверь, Тая Гинц. Твой злой серый волк пришёл.

Сдавленный смешок. Через томительную минуту – щелчок замка. Я стремительно врываюсь в коридор, а она тут же приникает ко мне всем телом. Руки на затылке смыкает. Пальцами просеивает волосы и тут же находит злосчастную шишку. Как я и думал: попробуй что-нибудь скрой от неё.

– Я злюсь, – предупреждаю сразу.

– Я знаю, – кивает она. – А я тревожусь, – очерчивает пальчиками гематому. – О тебе по новостному каналу рассказывали.

Закрываю глаза и считаю до десяти. А потом до двадцати. Вот чёрт. Интересно, в каких кустах сидел этот журналюга, что поведал миру о сегодняшнем происшествии? Наверное, пас нас от клиники.

– Идите уже в бабушкину комнату, – машет небрежно рукой Альберт, мать его, Викторович. Словно назойливых мух гоняет. – Ваш шёпот не даёт мне сосредоточиться.

Интересно, зачем он сосредотачивается на ночь глядя. Но сейчас ни спрашивать, ни задирать его нет ни малейшего желания.

Тая ведёт меня за руку, и я мужественно дожидаюсь, когда за мной закрывается дверь.

– Тая! – рычу я, и тут же палец жены ложится мне на губы.

– Не ругайся. Я всё расскажу. И в ответ хочу того же. Кажется, надо собрать семейный совет.

– Дай мне время, – вместо того, чтобы отругать её, я начинаю торговаться. – Мне нужно немного времени, чтобы закончить кое-какие дела.

Она смотрит на меня внимательно и качает головой. Тянет к кровати.

– Сегодня ты будешь меня слушаться, – заявляет моя наглая жена. – Не ты у нас властный господин, а я твоя очень смелая госпожа.

– Зарвавшаяся, хочешь сказать? – бормочу я, пока она гладит меня по груди и подталкивает к белеющей в полутьме простыни.