Звезды-свидетели - Анна Данилова

— У меня были кое-какие сбережения. Но к тому времени, когда потребовалась операция, они уже закончились.

— Сколько лет было твоему Антону?

Она оглянулась, словно искала кого-то, кто мог бы подсказать ей правильный ответ. Потом как-то неопределенно пожала плечами и сказала:

— Полгода.

— Что было потом?

— Потом? Я застрелила его.

— Кого?!

— После похорон Антона я убила своего босса.

— Фамилию его можешь назвать?

— Зачем тебе? Чтобы сдать меня?! Нет, я ее тебе не назову.

— Да ты ее просто не знаешь!

— Знаю! Но не скажу.

— Может, у тебя в запасе есть и еще какие-то другие истории?

— Это неважно!

— И что ты теперь собираешься делать? Прятаться у меня всю жизнь?

— Нет. Пережду какое-то время и уйду. Только, пожалуйста, не сообщай никому, что я здесь, а? Пройдет время, эти дела закроют, и я останусь на свободе.

— Послушай, Нина, скажи-ка, пожалуйста… Ты и в самом деле считаешь нормальным, что молодая девушка спокойно перебила такое количество народу?!

— А ты считаешь нормальным, что подлецы продолжают жить и приносить страдания обычным людям? Посуди сам: разве посадили бы Вадима с Андреем в тюрьму, изолировали бы их от общества?

— Не знаю. Но и это тоже не метод!

— А то, что мачеха воспользовалась мягким характером своей падчерицы и после смерти мужа присвоила себе обманным путем две квартиры?!

— Так она их все же присвоила?

— Присвоила! Жульническим путем! И собиралась меня отравить! И все эти люди должны спокойно жить? И пользоваться тем, что им не принадлежит? Или ты думаешь, что этого Моисеева надо было оставить в живых?!

Моисеев! Вот! Проговорилась. Вероятно, это и был хозяин фирмы, из-за которого, по ее утверждению, погиб ее сын.

Уф! Нет, так дальше продолжаться не может! Но и запереть эту «Нину» — или как там ее? — в чулан он тоже не может. Окажись она на свободе по окончании снегопада — не будет она молчать, заявит, что Герман ее похитил и держал взаперти! Но самое главное — если бы она освободилась из чулана, то сама убила бы его. У нее бы рука не дрогнула!

— Послушай, оставь меня в покое со своими убийствами и смертями! Я скоро с ума сойду. Ты — обыкновенная девушка и не можешь решать, кому жить, а кому умирать! К тому же я уверен, что и ты сама тоже не без греха.

Она медленно поставила чашку с давно остывшим чаем на стол и посмотрела на него так, как если бы пыталась понять, что ему известно о ее грехах.

— За свои грехи отвечу я сама! — неожиданно дерзко бросила она.

— Да? Вот как? Тогда почему же ты взяла на себя миссию судьи и палача в отношении других людей?

— Оглянись лучше на свою жизнь! — Она смотрела на него уже с явной ненавистью.

Господи, Герман, остановись… Она же сейчас набросится на тебя!

— А что мне оглядываться-то? Я ничего особенного не совершал в своей жизни. Никого не насиловал! Никого не принуждал к сожительству!

И тут он замолчал. Ему показалось, что он сказал нечто лишнее. Да, он никого не принуждал к сожительству с ним, но, быть может, он принудил Веронику к сожительству с Мишей? И вообще, сделал ее несчастной? Что, если так и «Нине» об этом известно? Поэтому она и приехала к нему, чтобы разобраться за подругу? Кроме постыдной истории с бывшей женой, которую он, можно сказать, сам отдал в руки Гурину, ему и припомнить-то было нечего.

Воспоминания, которым он предавался не так давно, пытаясь заснуть, нахлынули на него с новой силой.

В памяти Германа возникли некоторые подробности их семейной жизни с Вероникой, и его обжег жгучий стыд за свою холодность по отношению к бывшей жене, к тому, что он вообще в последнее время их совместного существования воспринимал ее не как человека или даже не как существо, способное чувствовать боль, а как нечто неодушевленное, назойливое, от чего надо бы поскорее избавиться.

А если она понимала все это и, несмотря на все свои страдания, продолжала ухаживать за ним, готовить ему, спать с ним? Зачем она это делала? Идиот! Она, безусловно, любила его! Может быть, она даже замуж вышла за Гурина только лишь потому, что он, Герман, так хотел. Выполнила его очередное желание.

Но как «Нина» могла об этом узнать? Может, они с Вероникой когда-то пересекались? Но где? Как? Или они стали подругами после того, как Вероника вышла за Михаила? Чтобы понять это, неплохо было бы узнать, откуда родом и вообще чем занимается эта лже-Нина! Ясно, что никакая она не Нина Вощинина, стало быть, и не психолог, работавший в школе.

Несколько минут они смотрели друг на друга, стараясь выдержать взгляд сидевшего напротив человека, пока Герман не моргнул. Значило ли это, что «Нина» сильнее его? Безусловно, сильнее, раз она смогла так спокойно убить столько человек, а потом еще и навязаться ему, известному человеку, и поселиться в его спальне! А он бы так смог? Да если представить себе самое ужасное — что он, к примеру, убил человека, например, сбил его машиной, — что бы с ним сталось? Он бы извелся весь! Сошел бы с ума от страха и горя! И это при том, что он не собирался убивать этого случайного прохожего. А она хотела — и убила. Хладнокровно. Стреляла ли она из пистолета, наполняла ли шприц лошадиной дозой героина, подливала ли яд в кофе… Как профессиональный убийца!

Кстати, а почему бы и нет? Может, она и есть профессиональный убийца? И всех этих людей ей кто-то «заказал»? Но кому они нужны, эти люди, подлецы и подонки? И кому потребовалось платить деньги за их смерть?

Нет! В том-то все и дело, что она сделала это сама, по своей воле, издав и подписав им смертный приговор и исполнив его, как завзятый палач. К тому же кто еще мог пожелать смерти этим людям, которые причинили боль именно ей, а не кому-то другому?

Хотя… А как же настоящая Нина Вощинина? Ее ведь нет в живых, если верить Леве. Ее муж и его приятель Андрей «устроили групповуху» (по словам Левы), после чего она и покончила собой. Так, значит, «Нина» — это не Нина, а какая-то совсем другая девушка. Но она откуда-то знала ту Нину! Может, они были подругами?

Когда окажется возможным поговорить с ней начистоту? Сейчас, когда за окнами — ночь и снег, или потом, когда у него появится шанс сбежать из этого дома? От нее? От реальной опасности?

— Ты сказал, что никого не насиловал и никого не принуждал к сожительству, — повторила она тихо. — Но разве только в этом заключается зло?

— Послушай, прошу тебя, давай ляжем спать! Я понимаю, ты слишком возбуждена и напугана своими кошмарами. Я устроюсь на одной кровати с тобой, под своим, разумеется, одеялом. Обниму тебя, просто так, по-человечески, чтобы немного успокоить. Может, тогда ты не станешь изводить меня своими фантазиями?

— Если тебе не противно спать со мной, — всхлипнула она. — Я же знаю, что ты побаиваешься меня!

— Да вовсе я не побаиваюсь! Иди ложись, я сейчас приду.

— А молока у тебя нет?

— Нет.

— Жаль. Молоко с медом хорошо успокаивает перед сном.

Он взял одеяло, подушку и пришел в спальню. Она подвинулась к самому краю, улеглась, укрылась одеялом, Герман (одетый по этому случаю в свою новую пижаму) заботливо подоткнул его, провел ладонью по волосам девушки, устроился рядом, тоже укрылся, обнял ее свободной рукой.

— Ну что, давай спать. Спокойной ночи.

— Лампу погасить? — прошептала она, прижимаясь к нему.

— Как хочешь.

Она выпростала руку из-под одеяла, протянула ее и погасила ночную лампу, стоявшую в изголовье.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил Герман и еще крепче обнял девушку. Представил, что его в таком положении увидел бы Рубин… Что бы он подумал?

10

Проснулся он от шума и не сразу понял, где находится. Вернее, он вспомнил, что заснул на своей кровати, в спальне, но рядом с ним на постели никого не было. Больше того, та часть, где должна была лежать Нина, оказалась застелена, подушки взбиты и уложены аккуратно одна на другую.

За окном ревели трактора, казалось, сама земля на много километров вокруг гудит и ревет мощными моторами.

Набросив тулуп, Герман выбежал на крыльцо. В глаза ему ударило солнце, все было таким белым, сверкающим, а за воротами вовсю трудились два новеньких красных снегоуборочных трактора. Еще он увидел двух мужчин в синих комбинезонах, которые широкими лопатами расчищали его двор и уже почти подобрались к калитке, ведущей в курятник.

Вокруг гаража все было тщательно расчищено, и на истончившемся слое снега отпечатались заметные следы колес…

Герман, уже догадываясь о том, что тут произошло, бросился к воротам гаража. Они оказались не заперты. И, конечно же, — машины там не было!

— Ваша жена уехала еще час тому назад, — широко улыбнулся ему один из рабочих. — Долго спите, Герман Григорьевич!

Это Лева. Это он все организовал! Герман набрал его номер. Лева громко пожелал ему доброго утра.