Звезды-свидетели - Анна Данилова

Герман почувствовал, как холодеют его руки на клавишах…

8

Ночью он не спал. Знал, чувствовал, что за стеной, в его спальне, Нина тоже не спит. Теперь, когда она призналась ему в том, что убила и собственного брата, сымитировав передозировку, а попросту — вкатив ему лошадиную дозу героина, в результате чего он умер, Герман уже не сомневался в том, что она сумасшедшая. Поэтому решил вести себя с ней так, словно он верит каждому ее слову.

Рубин около полуночи прислал ответ на его вопросы, связанные с личностями так называемого мужа «Нины» и его друга — Вадима Борисова и Андрея Вербова.

«Старик, может, ты еще не спишь? Короче: Вадим Борисов, предприниматель, 1983 г.р., был женат на Нине Яковлевне Вощининой, 1985 г.р., выбросившейся из окна в прошлом году. Его друг, тоже предприниматель, Андрей Вербов, 1980 г. р. Словом, Гера, в июле прошлого года их обоих нашли застреленными на даче Вербова, в Подмосковье, в местечке под названием Солнечная Поляна. Гера, ты где? Ты жив ли, мой друг? Твою мать!»

Рубин был в Сети, поэтому Герман с разрывом в сорок минут ответил ему, барабаня по клавишам дрожащими пальцами.

«Лева, это черт знает что такое! Убийцу нашли?»

«Гера, ты жив! Слава богу! Убийца не найден, но предполагается, что этих двоих пристрелил возлюбленный Нины Вощининой — и сразу же после того, как она покончила с собой, скрылся, его до сих пор ищут. У следствия есть версия, что этой Вощининой ее муж и его приятель устроили групповуху, после чего она и покончила с собой, выбросившись из окна высотного дома».

«А что про Маргариту Вощинину?»

«Ничего. Но была некая другая — Маргарита Сомова, с Цветного бульвара. И у нее действительно был сожитель, Роман Ковальчук. Труп этой женщины нашли в ноябре прошлого года в квартире, где она жила со своим сожителем. Ее отравили. Роман Ковальчук до сих пор находится под следствием».

«?!»

«Там темное дело. За месяц до этого убийства таким же образом была отравлена в кондитерской падчерица Маргариты Сомовой — Елена Сомова. У следствия сложилось мнение, что и падчерицу, и мачеху убил нигде не работавший Роман Ковальчук, чтобы завладеть квартирами на Цветном бульваре и Трубной улице. Но я это так, схематично излагаю. Послушай, Гера, я бы тебе позвонил, но понимаю, что ты не можешь разговаривать, чтобы не привлекать внимание. Что с тобой происходит? Кто эти люди?! И какое они имеют отношение к той женщине, которая у тебя сейчас находится?»

«Хотел бы и я это знать».

«Наверное, глупо спрашивать, читаешь ли ты Бунина?»

«Начал».

«Ну и снегопад! И надо же было такому случиться!»

«Лева, я устал, хочу спать».

«Я буду молиться за тебя. И еще — читай Бунина!»

Он отключил Интернет. Подумал — неплохо бы, если Нина все-таки заснет, выкрасть у нее пистолет.

И вдруг он вспомнил о пузырьке с ядом! А если она и его отравит?! Какой же он идиот, что согласился приютить у себя эту преступницу! Или сумасшедшую? Он теперь уже и не знал. Рубин, всемогущий Рубин со своими связями, сумел собрать информацию по тем делам, к которым его незваная гостья могла быть причастна. Или же она все это нафантазировала? Мало ли какие психические отклонения у нее могут быть? Возомнила себя погибшей Ниной Вощининой, примеряла на себя ее трагическую судьбу… Не зря же она все пыталась донести до него ту крайнюю степень унижения, которую могла бы испытать она в том случае, если бы ее изнасиловал муж и его приятель! «…если бы я, повторяю, оказалась женщиной с более тонкой и ранимой душой, не вынесла бы изнасилования и выбросилась из окна…» Это могло означать только одно — Нина, вернее, лже-Нина была знакома — или откуда-то узнала историю настоящий Нины Вощининой! Возможно, она знала эту историю не понаслышке. Быть может, она вообще работала следователем по этому делу, или была (и является до сих пор) женой следователя? Или жила где-то по соседству. Словом, каким-то образом у нее даже оказался паспорт этой несчастной женщины. И ладно бы одна история! Так еще и новое убийство — «Маргариты с Цветного бульвара»! Мачехи. Вот только фамилия этой Маргариты не Вощинина, а Сомова.

Очень странная история!

Герман был совершенно сбит с толку. Он, прислушиваясь к тишине, все же заставил себя подойти к двери, ведущей в спальню. Стучать не стал. Он лишь медленно и очень осторожно повернул ручку и, когда она опустилась до предела, надавил на дверь, и она поддалась. Образовалась небольшая щель, в которую он увидел кровать и лежавшую к нему спиной, свернувшуюся калачиком под одеялом девушку. Понять, спит она или нет, было невозможно. Сумка стояла в нескольких шагах от него, и ему надо было бы лишь совершить несколько проворных движений, чтобы схватить ее и втащить в гостиную. Даже если Нина не спит и все слышит, он все равно успеет опередить ее и забрать сумку. И скажет ей, что у него не было другого выхода, он возьмет лишь пистолет и яд, а деньги вернет. Но так, во всяком случае, он будет спать спокойнее.

Но она не проснулась. Он схватил сумку, унес ее в ванную комнату, заперся там и, присев на корточки, принялся изучать ее содержимое.

Деньги… Много. И, хоть он и не эксперт, но они очень похожи на настоящие. Есть и новенькие пачки, есть и с потрепанными купюрами, потемневшими. И банковские пачки, и просто деньги, перетянутые цветными тонкими резинками.

Сбоку, в отдельном кармане сумки, лежал пистолет. Герман, обернув руку полотенцем, достал его и плотно завернул в это же полотенце. Тяжелый белый ком с пистолетом он сунул в корзину с бельем. Нашел он и пузырек с предполагаемым ядом. Так же, обернув руку уже другим полотенцем, спрятал пузырек за унитаз. Оказалось не таким уж легким делом придумать, куда понадежнее засунуть эти орудия преступления.

Сумку с деньгами он вернул на место. Задержался на мгновение — Нина ровно дышала, вероятно, она в самом деле спала.

Ну вот, теперь он хотя бы не станет бояться за свою жизнь. Но все равно находиться под одной крышей с явно неадекватным человеком опасно.

Герман постелил белье, выключил свет, улегся и задумался: что его ждет дальше? Может, все-таки не рисковать, попросить Рубина организовать расчистку дороги? Или же ему самому следует связаться с администрацией поселка Киселево и попросить за вознаграждение расчистить снег на лесной дороге? И когда все это устроится, он попросту сбежит отсюда? Но тогда надо заранее подготовиться, раскопать снег перед воротами гаража и саму дорожку к воротам. Уж это-то, кроме него, никто не сделает. И что дальше? Он сбежит, а как же его куры? Они замерзнут, умрут от холода и голода.

А если поговорить с этой «Ниной» по душам и выяснить, что ей от него нужно? Можно же ей предложить просто пожить одной в его доме, пообещав никому о ней ничего не рассказывать! Ведь главное для нее — спрятаться от тех, кто разыскивает убийц. Но ведь убийства Вадима Борисова и Андрея Вербова произошли в прошлом году! Так почему же она ищет укрытия именно сейчас? И кто знает, так ли уж она виновна в этих убийствах? Может, и пистолет вовсе не ее? Может, она просто излишне впечатлительная особа?

У Германа голова шла кругом. Одно его радовало — он успел записать ноты целых трех музыкальных тем для будущего фильма. И удивительно, что они рождались в таких тяжелых, нервных условиях, вместо того чтобы возникнуть в его сердце чуть раньше, когда он жил один и его не волновало вообще ничего, кроме собственного творчества. Сейчас же, когда его жизни угрожала реальная опасность, вместо того чтобы начать активно действовать — настаивать на том, чтобы Рубин организовал расчистку лесной дороги и окончательно вызволил бы его из снежного плена, а заодно и избавил от этой странной особы, — Герман позволял ей спать в его постели, выслушивал ее очередные дикие признания и сходил с ума от страха за свою жизнь.

Он то жалел себя за свою мягкотелость и трусливость, то презирал. Он осознавал — женщин он как не понимал, так и не сможет понять никогда. Они наверняка представители какой-то другой цивилизации, другого разума, и все в них принципиально отличается от внутреннего устройства мужчин.

У него не складывались отношения с женой. С самого начала их супружеской жизни. Если прежде она восхищала его абсолютно всеми своими качествами и он просто жизни не мог себе представить без нее, да просто в ее присутствии превращался в дурака, то потом все это куда-то подевалось.

Вероника была очень красива, женственна, может быть, в чем-то глупа, но ему так нравилось иметь ее как бы в своей собственности, видеть ее каждый день, обнимать, любоваться ее телом, гладить по волосам. Удовольствий от жизни с ней было миллион! Он сам себе напоминал тогда человека, выгодно приобретшего некую дорогую и очень красивую вещь, которая нравилась ему все больше и больше. Если до брака он видел ее лишь одетой — они гуляли, ходили в гости, в рестораны, на танцы, целовались в парке на скамейке или обнимались, сидя на последнем ряду кинотеатра, — то теперь у него появилась возможность видеть ее в нейлоне и кружевах, с распущенными волосами, чувствовать ее нежное тело, вдыхать запах ее теплых волос. Она готовила ему еду, стелила постель, гладила его рубашки. Они вместе куда-то ездили, путешествовали. Он пришел в себя, лишь поняв, что запустил свою работу и из жизни исчезли та тишина и покой, при наличии которых он только и мог рождать музыку. У него появилось много новых удовольствий, наслаждений и радостей, но исчезла музыка. Его музыка! Он словно бы предал ее. Он садился за рояль, но не мог сосредоточиться. Присутствие Вероники начало его нервировать. Шелест ее шелкового халата, когда она проходила мимо него с чашкой кофе, чтобы расположиться на диване перед телевизором, сводил его с ума. Ее возня во время уборки квартиры, звуки и запахи, доносившиеся из кухни, которые вроде бы должны были благоприятно действовать на него, поскольку здесь теперь поселилась женщина, обязанная поддерживать чистоту в доме и готовить еду, раздражали его невыносимо. Он вдруг понял, что потерял свободу и самостоятельность. Теперь, прежде чем куда-то отправиться (да хоть к Рубину на коньячок или на преферанс в теплую компанию близких друзей), он должен чуть ли не отпрашиваться! И это при том, что ему-то было (положа руку на сердце) глубоко безразлично, как проводит свой день Вероника. Быть может, потому, что он доверял ей и верил — она любит его, а может, и в самом деле в ее отсутствие он просто отдыхал или пытался представить себе: ничего не было, этот брак с нею ему просто приснился. Вот если можно было бы совместить обе эти жизни — ту, которой он жил прежде, занимаясь музыкой и общаясь с теми людьми, кого он любил и с кем ему было интересно, и ту, в которой он жил бы с неназойливой Вероникой, удовлетворявшей все его скромные желания, — вот тогда он, вероятно, был бы вполне счастлив. Но жизнь-то одна, и отравлена она оказалась именно любовью и постоянным контролем со стороны его жены. Он растолстел, стал много спать, а вечера и вовсе проводил под мягким боком у жены, под негромкий звук телевизора. Жизнь его как бы приостановилась, и что ему следовало бы сделать для обретения прежней жизненной бодрости и энергии, своей творческой потенции, он не знал. Вернее, знал, но боялся сказать об этом Веронике.