Тайны виртуальной жизни - Алла Полянская

– Не знаю. – Билли-Рей задумчиво рассматривает узор на чашке. – Мы бы чердаком ушли, да где он, чердак… А пока идей нет.

– Да как же это – где чердак? – Эмилия Марковна даже руками всплеснула. – Да здесь же выход, в коридоре у меня!

– Как это?

– Ах, молодой человек, вы ведь не в курсе совершенно, другое поколение, да. – Эмилия Марковна покачала головой. – А ведь все эти квартиры были когда-то коммунальными. Общая кухня, общий коридор, удобства тоже… Здесь четыре семьи жило, а как стирку затеют – спасу нет от мокрых панталон. Вот и вывешивали на чердаке. А выход туда – в соседнем парадном, не набегаешься с тазом мокрого белья. И на улицу никак, пятый этаж, и сторожи потом, чтоб не украли, и ладно бы летом – можно на лоджии, по очереди, а зимой, а когда осень и дожди? А стирать надо обязательно, мы же культурные люди! В ванной все сообща для стирки приспособили, но с сушкой беда просто! Стирать по графику тоже не выход, постоянно мокрые простыни в коридоре, и копоть на них садится, и мажутся – а ну-ка, кто идет, тот руками отодвигает, и не нарочно же, а однако ж нехорошо выходит, вся стирка впустую. Ну, так мы посовещались, и контрабандой – понимаете, вступив в сговор, тайно – проделали лаз на чердак в аккурат из общего коридора. Лестница встроена, выдвинуть ее – и все. Мы очень дружно жили, не то что другие в коммуналках, у нас не случалось ни ссор, ни скандалов, все решали интеллигентно, дорожили своим и чужим покоем, да и детям надо было хороший пример подавать. Тут Николай Федорович тогда обитал, слева комната, – золотые руки, мастер! Вот он и сделал нам лаз, да так ловко, что не видно ничего совершенно! И вот как постираем – да хоть всей квартирой, – так никаких панталон в коридоре. Поднялся наверх, соседа попросил выварку с мокрым бельем подать, всегда ведь дома кто-то есть, четыре семьи – это много народу, и все, благодать. Сейчас открою вам, вот только лестница… Поди, заржавел механизм-то, давно не пользовались.

– Я посмотрю. – Билли-Рей одним махом допил чай. – Мы поднимемся на чердак, и лестницу я обратно пристрою.

– Ступайте за мной, молодой человек.

Эмилия Марковна выплыла из кухни, величественная, как английская королева, в своем оранжевом фланелевом халате, с тщательно причесанными, уже совершенно седыми кудрями. Я помню, как мы с ней познакомились: она позвонила ко мне в дверь с просьбой вызвать службу спасения, пожарных, милицию, Бэтмена, дух Пушкина – кого угодно, потому что Семушка в квартире один, а ключи она посеяла где-то. Ну что мне оставалось делать? Я захватила инструменты и открыла замок, чем повергла милую старушку в ужас. Пришлось рассказать о работе и о том, что я, мягко говоря, не афиширую род своих занятий. Эмилия Марковна секрет мой сохранила в целости, она оказалась на редкость умной теткой, да и немудрено это, если всю жизнь преподаешь психологию в университете. Она и сейчас пишет какие-то статьи в журналы, но с лекциями больше не выступает – ей уже тяжело.

– Паола, иди сюда.

Я собираю наши чашки, споласкиваю их в мойке и выхожу. Справа от двери стоит высокий, под потолок, шкаф. Створки его сейчас открыты, планка с вешалками отодвинулась, а из задней стенки выдвинулась лестница, вполне удобная.

– Столько лет прошло, а механизм как новый! – Эмилия Марковна смеется. – Николай Федорович был большой мастер на всякие хитроумные механизмы. Шкатулки с секретом делал, головоломки, игрушки детские – работал инженером, а это для души. Жена у него была милейшая женщина, работала в поликлинике медсестрой, и дети замечательные. В общем, Николай Федорович все это мастерил почти неделю, зато, извольте видеть, до сих пор работает. Я сама поставлю обратно, когда вы уйдете, здесь и ребенок справится.

– Ага, если найдет. – Билли-Рей хмыкнул. – Удивительная работа, никогда такого не видел. А вверху люк. Паола, подай наши рюкзаки, пора уходить, время дорого.

– Только обещайте мне, что, когда все закончится, вы ко мне снова заглянете, просто в гости. – Эмилия Марковна почти влюбленно смотрит на Билли-Рея. – Ай, вы такой милый мальчик, вы не оставили в беде Лялечку.

Вот с этой «Лялечкой» я подозреваю, что она меня дразнит. Из Эмилии Марковны милая старушка примерно такая, как из меня – Лялечка, и она это отлично понимает. Ее цепкий ум умеет мгновенно анализировать информацию, но людям посторонним знать это незачем: Эмилия Марковна, как и я, не любит показывать свою сущность – люди не понимают ее так же, как и меня. Мы не в стае, мы сами по себе, а это непросто в обществе, где привыкли заглядывать в чужие кастрюли и рыться в чужом исподнем.

– Паола, поднимайся.

Я смотрю на Эмилию Марковну и вижу тревогу в ее глазах.

– Я надеюсь, все утрясется.

– Я тоже, Эмилия Марковна.

– Подожди минуту.

Старушка резво засеменила в гостиную, полы ее халата заколыхались. Она, как и я, любит уютные халаты и плюет на мнение снобов насчет подтянутой домашней одежды. Ни к чему политесы, когда хочется отдохнуть, а ходить по дому при параде могут только очень странные личности, у которых в услужении есть люди, выполняющие всякую работу по дому.

– Вот. – Эмилия Марковна что-то сует мне в руки. – Это принадлежало еще моей бабушке. Это счастливое колечко, не знаю, как оно работает, но моя бабушка избежала и плена, и смерти, и маме оно помогало не раз, и мне тоже… В общем, это из разряда иррациональной веры, но тебе она нужна, а потому носи, оно тебе тоже поможет.

– Я… Вдруг что-то случится и я не верну?

– Не надо возвращать, оно теперь твое. – Эмилия Марковна вздохнула: – Дочери у меня нет, даже внучки нет, одни мальчишки, и у старшего внука тоже вот сын недавно родился. Передать некому, а значит, передам тебе – на удачу, тебе она очень пригодится. Ну, считай это моей причудой, детка. Полезай наверх, молодой человек уже проявляет нетерпение. Кстати, как его зовут?

– Билли-Рей.

Блин, я понимаю, как это выглядит в ее глазах, но я не знаю, как еще зовут Билли-Рея, мне всегда хватало этого имени.

– Паола!

Кивнув старушке, я поднимаюсь по лестнице. Даже мне это оказалось под силу: она наклонена под нужным углом. Ну, я не единственная толстуха в мире, видимо, были и другие, раз мастер, сработавший это чудо техники, выполнил все так, что ступени меня выдерживают.

– Давай руку.

Но я сама вылезаю, ухватившись за удобный поручень. Все предусмотрел Николай Федорович. Могу себе представить, как достали мокрые простыни жильцов, что они пошли на такие крайние меры – ведь это, если вдуматься, уголовная статья, порча имущества.

– Отсюда люк вообще не виден. – Билли-Рей отодвинул меня. – Эмилия Марковна, я закрываю.

– Удачи вам, дети. Берегите себя.

Билли-Рей прикрыл люк, словно отрезал нас от той, прошлой жизни. Я разжимаю кулак – на ладони лежит серебряное кольцо, плетенное причудливо, с оранжевым, очень хорошо ограненным камнем, весьма заметным. Я такие вещицы очень люблю, а кольцо село мне на средний палец левой руки, как там и было. Надо же, размер подошел.

– Отличное кольцо, судя по оправе, ему лет двести, не меньше. – Билли-Рей покачал головой. – Камень заметный, оранжевый, и огранка интересная. Все, Паола, идем.

Я никогда прежде не бывала на чердаке – именно потому, что люки-входы расположили не в каждом подъезде и нам не повезло. Хотя до сего дня надобности в чердаке я не испытывала. Но вот и выдался случай. Те, что пришли за мной, наверное, не сообразят, куда я делась. Они наверняка решили, что мы где-то в подъезде, скорее всего, у них был кто-то выставлен для слежки, а потому они знали, что из дома мы не выходили. А вдруг сейчас эти люди ринутся искать меня по соседям…

– Вряд ли. – Билли-Рей качает головой, опять угадывая мои мысли. – Слишком много шума. Думаю, твою квартиру обыскали ровно настолько, чтобы понять: тебя там нет. А теперь, скорее всего, выставили наблюдателей у подъезда, а нам бы надо выбраться из дома, не попадаясь никому на глаза.

– С торца есть пожарная лестница.

Я сказала это, а у меня похолодели кончики пальцев на руках и на ногах, даже закололо. Я не то чтобы боюсь высоты, но, когда я о ней думаю, мне это неприятно. И, наверное, получается, что высоты я все-таки боюсь, только подсознательно. Вот как можно не бояться мозгами, а в пальцах чувствовать противное покалывание от страха?

– Днем на нас обратят внимание.

– А мы спустимся со второго этажа. – Я помню, что несколько дней назад хоронили Тамилу Афанасьевну, а ведь жила она одна и родственников не имела. – Я дверь открою, там есть пустая квартира.

– Точно пустая?

– Позвоним на всякий случай.

Билли-Рей с сомнением качает головой, но он понимает: другого выхода нет.

Мы спускаемся по лестнице, и я радуюсь, что будний день, народ на работе. Главное, чтобы никто из пенсионерок в глазок не выглянул, но сейчас как раз самое время сериалов, и из-за некоторых дверей я слышу надрывные голоса всяких Педро и Марианн или бог знает кого еще, но разговаривают они всегда истерическими голосами с интонациями кликушеской страсти. Ну, многие пожилые люди это смотрят, роняя слезы. Я не знаю, что должно высохнуть у меня в голове, чтобы подобная гадость вызвала у меня что-то, кроме омерзения или смеха. Но сейчас я благодарна всем киноидиотам, создавшим этот розово-пластмассовый мир для миллионов наших бабушек, которые в жизни не видели ничего хорошего, а уж тем более – таких страстей, и сейчас, вместо того чтобы заглядывать в глазки на двери, роняют слезы над страданиями очередной влюбленной, желательно беременной, дуры, брошенной коварным доном Педро или кем-то там еще. А потом родится кто-то, кого с кем-то спутают или похитят, а потом через годы… В общем, мы спустились к искомой квартире, позвонили для порядка, и я открыла замок. Смешно даже называть это недоразумение замком.