Дважды рожденный - Федор Богданов

Совершенно верно: как он и полагал, теперь осталась одна маленькая струя, и вода почти не прибывает. Ура! Теперь он очень доволен: надо полагать, дворец будет спасен! Вот, что значит человек с сильной волей!

Дальнейшее совершилось, как в тумане.

Однажды он испытал сильную радость: вода совсем перестала течь через трещину. Затем он видит себя в круглой башне, заполненной сложными машинами, приборами, проводами и водой. Он карабкается и возится у отверстия. Отверстие громадно! Надо его забить. Он сует туда разный металлический хлам, вновь прилаживает динамо... Масса спаивается...

Вот он наверху башни. Перед ним раскинулись всевозможные сооружения. В просветах между ними он видел то, что теперь переживал в своих грезах: темную даль моря, темное небо, усеянное звездами. Ну, да, так оно и должно быть: ведь все это он видел много раз... Но прежде всего надо выкачать воду. Что, гоми разве уже теперь сами могут? Что ж, очень хорошо! Он чортовски устал от всего этого! Ему следует отдохнуть. К чорту этот собачий намордник! Он будет спать на этой лестнице и дышать свежим морским воздухом. Но гоми настойчиво тянут его вниз, вновь наряжают его в «намордник». Профессор не сопротивляется. Ну, пусть качают воду сами, чорт с ними! Только бы они действовали так, как он им указал.

Во дворце уже не было воды. Куда она девалась? Если ее выкачали, то какими силами?

А, милый Чон, здравствуй! Ты хочешь что-то показать Токи? Что ж, показывай. Что это за сооружение? Лодка! С иллюминаторами, узкая, гладкая лодка... Ну, несомненно это — субмарина, только уж очень велика. А какой в ней двигатель? Нет, профессор этого не понимает, таких двигателей у них на суше нет. А почему Чон ничего не сказал про этот двигатель? Может быть, он дал бы высокую температуру.

—Нет, — говорит Чон, — сплав, из которого построены наружные стены дворца и башен, нуждается в температуре в тысячу градусов, чтобы быть расплавленным. Каждый квадратный сантиметр (Чон выразился иначе, но профессор догадался, что речь идет о величине, равной квадратному сантиметру), — каждый квадратный сантиметр этого сплава легко выдерживает давление столба воды над ним, равного по длине нашему дворцу.

— То есть свыше двух километров, — сообразил профессор, — ибо дворец имеет в длину не меньше двух километров.

— Эта субмарина, как ты ее называешь, повезет слабых и детей, продовольствие и машины с горы За, если не удастся привести машины в действие. Остальные гоми последуют около.

— Надеюсь, Чон, что этого не понадобится теперь.

И опять профессор ушел. Он ощущал холод, но еще сильнее была усталость.

Он не помнил, где и как он заснул.

Неудачная попытка

Профессор сидел и раздумывал над тем впечатлением, которое у него осталось от пребывания наверху головной башни. Он слабо представлял себе поверхность моря, усеянное звездами небо, но у него крепко засела в голове мысль:

— Гоми ни в коем случае не могли быть творцами этих грандиозных сооружений.

Профессор и теперь еще видел перед собой грандиозные платформы, подобно волнам, вздымающиеся ритмично на поверхности моря, какие-то провода и гигантские цепи, чудовищные грубы, сложные вышки, напоминавшие ветряные двигатели, рычаги, винты, многочисленные остроконечные мачты и т. д.

Все это мерно и послушно двигалась, шумело, дрожало и в общем производило впечатление сложного и могучего сооружения.

Не может быть, чтобы рахитичные, без проблеска гениальности рыбы-люди могли создать что-нибудь подобное! А вместе с тем не люди же на земле, не его же сородичи строили все это! Если бы это было так, то невозможно, чтобы он, профессор, не знал или даже не слышал об этом. Не может быть! Разговоры в печати или в обществе об этом были бы. Даже если он и очень долго был без сознания, то и за это время не успели бы люди настроить столько чудесных дворцов: ведь Чон уверяет, что их много. А геологические часы? Гоми, по всей вероятности, живут в этом дворце тысячелетия... Нет, ему, должно быть, не выбраться из этого лабиринта сомнений! В самом деле, ведь даже и сотню лет назад не умели возводить подобных сооружений не только под водой, но и на поверхности земли, а тут, повидимому, прошли тысячелетия с тех пор, как впервые возник этот дворец.

Но не гоми же виной всему этому! Ведь это — дети. С каким страхом смотрят они на него теперь после того, как ему удалось подвинуть их на подвиг их собственного спасения!

Машины заработали, башня вновь задрожала, от их сотрясения, вновь действовали все рычаги...

Дворец был спасен!

Гоми, должно быть, помнили об этом! Помнили также и о том, кому они были обязаны этим.

При встрече с профессором они почтительно давали ему дорогу и даже как будто склонялись перед ним.

— Чорт возьми! — восклицал часто профессор. — Они принимают меня за важного барина. Это интересно.

Профессор уже больше не ходил на пищевую фабрику и был предоставлен самому себе.

Даже Чон, и тот стал почтительнее с ним.

— Скажи, Чон, чем объясняется эта странная перемена отношений ко мне всех гоми? — спросил как-то профессор.

— Токи не похож на гоми, он не родился здесь, происхождение его для всех непонятно, даже для меня... Он сильный — заставил машины действовать, спас «племя»... Умеет из ничего создавать силу, которая превращает воду в пар, плавит металлы и даже может внезапно пресечь жизнь.

Профессор рассмеялся.

— Ты, Чон, умнейший среди гоми. Неужели ты никогда не слыхал об электричестве? Разве ты не знаешь, чем двигаются у вас машины?

— Нет, я ничего такого не знаю.

— Чему же вас учат в школах таким образом?

Чон опять не понял профессора. После длинных объяснений Чон возразил:

— Школы... Таких вещей у нас нет, и я не понимаю, что это такое. Но каждый гоми что-нибудь знает. Когда гоми достаточно подрастет, он сам по своему выбору изучает то, что ему хочется: изготовлять пищу, одежду, смотреть и управлять машинами, приборами. Он сам выбирает себе соответствующего учителя, и тот охотно посвящает его во все, что знает сам.

— Если вам неизвестно электричество, то какая же сила по-твоему заставляет двигаться ваши машины?

Чон стал старательно и толково объяснять, но девять десятых из того, что профессор слышал, было для него непонятно. У профессора осталось такое впечатление, что вряд ли сам Чон много знал о том, о чем рассказывал.

— По крайней мере объясни мне, — сказал профессор, — почему свет не потух во время катастрофы?

— У потолка между стеклами пустое пространство, и там заложен источник света, не связанный ни с чем.