Чёрная книга - Геннадий Русский

Понял умный чекист, что́ Алеша о нем думает, и говорит ласково, с укоризной: «Вы думаете, я вас на чем-то подловить хочу? Нам и так известны все, кто к вам ходил. Никакой тайны тут нет, - и перечисляет имена-фамилии. - Ведь верно?» Алеша молчит. Тогда чекист звонит. Входит барышня-секретарша. «Готов пропуск?» - «Да, вот он». - «Оставьте». И та уходит. «Ну вот, видите, я вас не обманываю. Арестовывать вас не за что, и сейчас вы будете свободны. Вы являетесь лишь свидетелем, и по существующим правилам должны мы с вами выполнить небольшую формальность: составить протокол свидетельского допроса. Вам надо ответить на некоторые вопросы, самые простые: знали ли вы старца Иринарха, как давно, кто к вам приходил. Впрочем, я всё это уже знаю и сейчас напишу на листке, а вы только подпишете». - «Нет», - говорит Алеша очень категорично. «Ну, тогда вы сами скажите мне, что написать. Ведь поймите, что иначе нельзя - без протокола». - «Ничего я вам не скажу». - «Извините, Алеша, я вас не понимаю, вы верующий человек и собираетесь лгать!» - «Я вам ничего не скажу». - «Но не говорить правду означает лгать!» - «Иуда сказал правду...» - «Да, а Петр трижды солгал и спасся. Знаю я, Алеша, эту поговорку, но она тут ни при чем. Поймите же, друг мой, - (ишь, как заговорил!), - нельзя нам без протокола. Какой-то документ должен быть составлен. Без этой формальности не обойтись, так положено. Подпишите - и вы свободны». - «Вы меня обмануть хотите, - говорит Алеша, - добром взять, да добро ваше хуже зла, палачи вас честнее».

Тут умный чекист только руками развел, встал из-за стола и прошел в угол, из графина воды выпить - совсем замаялся. «Ах, Алеша! - говорит. - Посмотрите, вот вам пропуск, обманываю ли я вас? Вы пока посидите здесь, подумайте спокойно, а я отлучусь ненадолго». Сам ушел, а на его место вошел конвойный, за Алешей дежурить.

Видит конвойный - неладно что-то с арестантом. Подходит к нему, а он трясется весь, лицо белее мела сделалось, глаза закрыты и губы что-то шепчут. Чекист-конвойный его встряхнул легонько. «Что с вами?» - спрашивает и воды ему дал. Алеша в себя пришел и тихо молвит: «Я за вас молился». - «За кого за нас?» - «За вас, людей зла, пусть Господь вас помилует, если может». - «Да чего за нас молиться? - конвойный засмеялся было. - Нам Бог не нужен!» - «Да, - говорит Алеша, - прокляты вы Богом и людьми и жестокая вам будет кара, такая жестокая, что я, почуяв ее, содрогнулся. И семя ваше будет проклято на семь колен, а мне ваших невинных детишек жалко. За них надо молиться. И еще надо молиться за весь русский народ, который вашу кару примет на себя, за то, что допустил вас и не уберегся соблазна. Детки ни в чем не виноваты».

Конвойный задумался. Малый он был простой, деревенский, крепко ему Алешины слова в голову запали, никак из головы не выходили, пробовал он совесть вином глушить, до белой горячки допился, из Чеки его выперли, с босяками-хитрованцами спознался, у нас на Сухаревке ошивался - от него-то мы всю эту историю знаем.

Пришел умный чекист, спрашивает: «Ну как, Алеша, надумали?» - «Нет». - «Устали вы, отдохните, а утром мы с вами на свежую голову эту глупую бумажку подпишем, и пойдете вы к своей жене, а то она целыми днями у нашего подъезда стоит, ее пожалейте».

Только Алешу увели, чекист со злости графин об стенку хлопнул. Вызывает к себе врача-профессора и кричит на него: «Что ж ты, старый хрен, такая мать, обманываешь?! Да я тебя за вредительство!.. Ничем твой порошок не помог!» - «Странно, - отвечает, - всегда помогал, вон Мотька-бандит в один прием раскололся и всю малину заложил...» - «Проваливай с глаз долой и чтоб изобрел порошок лучше́й!»

Утром новое мытарство начинается. Опять вызывает Алешу добрый следователь и ласковую речь ведет: «Я уважаю вас, Алеша, вы стойкий и смелый человек, и я также уважаю ваши убеждения. Они вам большую силу дают. Так, наверное, вели себя первые христиане. И наши революционеры тоже смело держались в царской охранке. У нас в России всегда были смелые люди, которые за свои убеждения шли на смерть. Возьмите раскольников, протопопа Аввакума или боярыню Морозову. Но они шли против истории, а вернее, история шла против них. Так вот поймите меня правильно, Алеша, вы и ваш учитель Иринарх идете против истории. Вы хотите служить прошлому, тому, что ушло, хорошо оно было или плохо, не будем спорить, но уже не вернется. Да, вы - сильные люди, но сила ваша расходуется впустую. На самом деле ваш путь - путь бессилия. Вы можете пострадать, погибнуть, и ваша совесть будет чиста, потому что вы считаете, что тем служите Богу. Но кому нужна эта жертва? Ну, пусть всякая жертва Богу угодна, но ведь не бесплодная жертва?»

Слушает Алеша, и опять что-то такое знакомое ему чудится...

А добрый следователь продолжает: «Вам не нравится новое, как и всем религиозным людям. Скажу вам честно, Алеша, в нашем новом мире многое плохо, и вот то, что вы сидите в Чека и мне приходится вас допрашивать - тоже плохо. Это потому, Алеша, что мы еще не знаем, как строить новую жизнь и совершаем слишком много ошибок, а зло ведь трудно простить. Но одно ясно, Алеша, - жизнь должна стать новой, лучшей! Очень трудно сделать ее такой, но я верю, что она будет такой! Вы очень молоды, Алеша, и не видели жизни. Вы знали своего старца, посты и молитвы, а чем живет мир - не знаете». - «Ваш мир живет злом». - «Нет, Алеша, нет. В мире не одни злые люди, и вы это знаете, вспомните своего старца и других людей, которых вы любите. Вы хотите сказать, что мир погряз во зле? Да, верно, но надо помочь ему покончить со злом». - «Допустив еще бо́льшее зло». - «Да, уничтожив зло злом!» - «Зло через зло не уничтожишь». - «Да, об этом еще Толстой говорил, не будем спорить. Мы чего хотим, Алеша, чего добиваемся любыми путями: сделать зло меньшим, если не совсем уничтожить, и чтобы люди жили лучше. Разве человек должен обязательно страдать? Разве это Богу угодно? Пусть люди живут счастливо на земле, а встретят ли они загробную жизнь или нет, это уже вопрос человеческой веры. Разве вы не хотите, Алеша, чтобы люди жили лучше, ну скажите? Ах, Алеша, вы совсем молоды и уже стремитесь в мученики, а мне бы хотелось показать вам ваших сверстников, чтобы вы посмотрели, как они работают, чем живут. Знаете что, давайте поедем к молодежи, сегодня интересный диспут, будут выступать поэты. Поедемте?» - и достает из кармана папиросы-гво́здики.

Алеша всё понял. Он встал и произнес:

- Отойди от меня, сатана!

- Что?! - оторопел следователь.

- Ты - бес лукавый. Заклинаю тебя именем Бога Живаго, Господа моего Иисуса Христа - сгинь и рассыпься в прах!

И только произнес он это, как следователь весь красный сделался, захрипел: «На помощь!», за грудь схватился, рухнул на пол и тут же дух испустил, и вылетел из фальшивой оболочки, из куклы восковой, всё он же - московский наш бес. Как ни хотели мы от него избавиться - никак не получается. Не покидает бес наше повествование. Сами посудите - кто ж еще такие умные да ласковые речи мог вести, кроме беса? Вылетел бес и еще Алеше грозится: «Теперь тебе смерти не миновать!»

Тут конвой вбегает, видит - начальника кондрашка хватила, и на Алешу кричат: «Это из-за тебя, контра!» Тут же мнимому начальнику - похороны по первому разряду и во всех газетах пропечатали: «Еще один сгорел на работе, не пощадил своей жизни в борьбе с врагами народа». А бес-то смеется и хихикает: «Вот как они меня отпевают! Ну да еще не такое будет! Я так хитро воплощусь - нипочем не разоблачишь».

После сего новые страсти Алешины начались. Долго и тягостно сказывать, други любезные, как таскали его по допросам, как допытывались и грозили по-всякому. Со всех сторон к нему подходили - ничего поделать не могут. Говорят: сейчас мы вам очную ставку дадим. Вводят отца Варсонофия, обстриженного наголо, в халате тюремном. Алеша к нему: «Благослови, отче!» Варсонофий тихо: «Не могу, руки перебиты». Поняли они, что у них осечка вышла. Вводят дьякона отца Гаврилу. Тот увидел Алешу и слезами залился: «Соблудил я окаянный! Мук не выдержал, всех оговорил! Прости, Алеша!» И бух - в ноги! Поняли они, что и тут у них осечка вышла. Злятся, убить Алешу готовы, зверски замучить, а сделать ничего не могут: нужен им Алеша, он один знает нужные имена. Да не говорит Алеша, стоит насмерть!

Сдались допросчики, говорят: «Ну, мы свое дело сделали. Много мы всякой контры встречали, но такой крепкой, как ты, не видали. А ведь придется тебе, друг наш Алешенька, рассказать всё про Черную книгу и всех, кто с этим делом связан. Мы бы, - говорят, - тебя, щенка, сами отделали, да есть у нас мастера - у них запоешь! И еще хочет видеть тебя одно высокое лицо...»

А «лицо» это, братцы, был «чужой сын»!

Нет, братцы, увольте, как хотите - не могу! Что толку, если спешить буду, лучше в другой раз пространнее доскажу. Не держите меня, право слово. Ну рюмочку, и тогда уж недлинно. Вон видите, сидит длинноухий, чего-то выслушивает. Шел бы ты отсюда, мил-человек! Запри-ка дверь, хозяин, да штофчик нам поставь, оно и веселее будет. А разговор наш совсем не веселый...