Святослав (Железная заря) - Игорь Генералов

Сватались и женились по славянскому обряду со смотринами, «казанием сряды». Предслава, заробев сначала, показалась строгому свату, потом поплыла, понесла себя, развернув плечи и гордо подняв подбородок. Невелика ростом, тонка в талии, легка на ногу. Асмунд, хмурясь, переглянулся с Володиславом, поважничал, прося повернуться невесту и так и эдак, остался доволен.

Кони княжеского поезда ясской породы, малорослы, поджары, в серебрянной и медной сбруе. Сам жених в казовом редром расшитом узорами зипуне, в алой отороченной куницей шапке, в зелёных тимовых сапогах. Нерешительно и неуклюже идёт к крыльцу невесты, будто впервые, слез с седла. Гостей видимо-невидимо — из Корчева, Сурожи, Корсуня и ещё каких-то местных городков, но всех их Святослав не замечает, отвык давно уж робеть на рати, но здесь волновался, облизывая пересохшие губы, сбежал бы, но ноги одеревенели.

И вот он с дружками, перевязанными пёстрыми полотенцами, идёт к невесте. Горница натоплена, повсюду в столицах горят византийские свечи. Вывожальницы ведут к столу невесту. Святослав шагает ей навстречу. Невеста в шитом жемчугом венце, в свите, крытой царьградской парчой, увидев близко лицо жениха, заходится румянцем. Гости восторженно ахают, у жениха на миг останавливается сердце. Любил ли он Предславу? Он сам не знал. Любовь — это, наверное, когда чего-то очень хочется и это тебе нравится, как походы, например. Впрочем, Предслава была красива, лучше многих девок, что он встречал. Сейчас же она была чудо как хороша, и, услышав и почувствовав восторг гостей, не выдержал и гордо расхмылил. Принял из рук невесты чарку, затем, чуть наклонившись через стол, звонко поцеловал её. Володислав, необычайно серьёзный, благословил молодых.

Невесту выводят из терема с закрытым лицом. Светлый её наряд — знак траура, ибо она уже умерла для своего рода. Волхв, что ждёт молодых в храме Перуна, введёт Предславу в киевский княжеский род, тем самым «оживив» её. Сейчас она «мертва» и потому её лицо закрыто плотным платом, потому путь до приготовленного возка охраняют кмети с обнажёнными мечами, священное железо охраняет невесту от козней нежити и чёрной силы, ибо она беззащитна, так как вышла из одного рода и ещё не вошла в другой. Гости громко поют «Славу». После храма они поедут поклониться могилам предков, и уже на пиру, когда всё позади, слушая поздравления, меж печальных свадебных песен, Святослав взглядывал на жену с большим вожделением, любуясь и понимая, что она нравится ему всё больше и больше.

В холодной клети, стараясь не смотреть в глаза мужу, робея перед первой ночью, Предслава стянула со Святослава мягкие сапоги. Из сапог, звякнув, выскользнуло несколько серебрянных щелягов-диргемов — подарок жене за разувание мужа. Положив Предславу на постель и глянув в широко открытые испуганные глаза, он улыбнулся и как можно нежнее шепнул:

— Не бойся!

Казалось, мгновение прошло, когда гости начали бить о стены горшки, принуждая молодых показаться. Святослав, повязав на Предславину рубаху алую ленту, вынес её гостям на показ...

Гуляли второй день. Ряженные гости с гиканьем и посвистом гоняли ряженого, потерявшего ради веселья всякое степенство свата. Догнав, валили и пороли соломенным кнутом. Гости хохотали до упаду, смеялся и сам Святослав, слегка хмельной от выпитой чарки пива, снявшей напряжение первого свадебного дня. Ещё неделю гулял поднятый на уши Тмутаракань, всюду пели песни и орали пьяные.

Близилась весна, и Святослав со своими людьми засобирался домой. Предслава заранее боялась встречи с грозной всемогущей свекровью. Ночью, прижимаясь к мужеской груди, роняла тихие слёзы. Хоть и успокаивал её Святослав, но знала понаслышке, что в суровом Днепровском краю перед Ольгой робеют бывалые воины, и даже внушавший уважительный трепет Асмунд не вдруг одобрил свадьбу.

Отчаливали от Тмутараканя провожаемые шумными боспорскими русами. Святослав почти с сожалением оглянул полюбившиеся ему берега, где он познал тяжесть морских походов, разгульную удаль пиров, и где он нашёл жену, что будет напоминать о времени, проведённом здесь. Лёгкая улыбка и сейчас трогает уста Святослава, когда он вспоминает о том как завязалась дружба между ним и Икморем. О том, как ходили они на охоту на вепря и на лань к касожским горам, как зашедшим в бухту штормом перевернуло лодку, на которой они рыбачили и друзья едва не утонули. Пока стремянный разжигал на берегу костёр, чтобы сушить одежду, Икморь со Святославом носились друг за другом, разгоняя по жилам стынущую кровь, не позволяя холоду сковать тело. Как ездили к ясам, ели сочную баранину, поджаренную на костре, а бойкий черноглазый горец в косматой шапке рассказывал страшные небылицы про людей, поросших козьей шерстью и копытами вместо рук и ног... В эти мгновения он понял своего отца, которого неотвратимо тянуло на берега Боспора Киммерийского, и Святослав не сомневался, что в Вышгороде будет скучать по ним.

Глава 16

С матерью у Святослава разговор был долог и труден. Ольга ничего по поводу свадьбы не стала высказывать Асмунду, хоть тот и явился по приезде к княгине рассказать о поездке. Напряжённо ловил взгляд Ольги, ожидая её гнева. Ольга поняла, что с кормильца спрашивать нечего: сын и так бы свершил задуманное, но и с Асмундом бы рассорился, а это было совсем ни к чему. Святослав стоял пред нею набыченый, расставя широко ноги в алых сапогах, как на кулачном поединке, заранее настроясь на жёсткие материнские выговоры. Ольга, строгая, как всегда, в голубом летнике, в тёмном, расшитым жемчугом вдовьем повойнике, не повышая голоса, твёрдо выговаривала сыну:

— Не признаю твоей жены! Ты будущий князь русский, и не в воле твоей жениться на том, ком вздумается!

— Предслава не безродная, она дочь архонта Боспорского княжества! — возражал Святослав, нарочно назвав греческими словами звание Володислава, зная, что матери, воспитанной на ромейских книгах, это должно понравиться, но от самого упоминания Тмутараканя Ольгу коробило.

— Хватит уже боспорского сброда! Я тебе задумала в Царьграде невесту найти, для того туда и еду.

Княжич слышал о готовящейся поездке в Царьград, но это отходило посторонь перед предстоящей беседой о его свадьбе. Только сейчас, он начал обмысливать слова матери, немо смотря сквозь неё. Ольга, успокаиваясь, поднялась с резного кресла, обошла столешню, подошла к слюдяному окну, снова заговорила:

— Пойми, сын, не для того власть дана нам, чтобы использовать её для собственных желаний и утех, — она плавным движением руки остановила пытавшегося возразить Святослава. — Тебе надлежит ехать со мной на встречу с базилевсом Константином.

На миг перед глазами проплыл Херсонес-Корсунь с его могучими стенами, каменными храмами христианскому Богу, с многоликим кишением народа. Говорили, что Царьград много больше Корсуня, и это никак не укладывалось в голове. «Поглядеть бы!» — мелькнула мысль, но упрямство против всего того, что заставляла его делать Ольга (пора бы вырваться из-под её власти, ведь сам муж уже и способен решать!), принудило ответить:

— Не поеду!

Княгиня вопреки ожиданиям лишь пожала плечами:

— Как знаешь. Без тебя всё решится.

И понял, что юношеской гордостью не переломить её воли, что и решит вопреки его желаниям, и от этого бессилия перед княгиней стало обидно. Также обидно было, когда стал собираться поезд Ольги, когда в Вышгород стали съезжаться приглашённые со всех русских земель и в глазах зарябило от пёстроцветия летних ферязей и расшитых шёлковых летников. Приехала старая знакомая Ольги, Альда, из Плескова, прибыла даже жена полоцкого князя Рогволода с многочисленной свитой. Город напоминал ярмарочный праздник, но праздник был не для Святослава, которому та же гордость не позволила попроситься со всеми в поездку. Предслава была в тяжести, и княжич, предоставив хлопотать над ставшей капризной женой холопкам, пропадал с дружиной на охоте. Он пропустил княгинин отъезд и вернулся в показавшийся пустым город, где только и говорили, что кораблей, отплывших в Царьград, было не счесть и они отплывали целый день.

В конце месяца серпня[36]русская княгиня со свитой числом в полторы тысячи человек была около Константинополя. Как раз в это время жена княжича Святослава разрешилась от бремени, и первенца сына нарекли Ярополком.

Глава 17

Города, потом произрастающие из них государства почти всегда вырастают на торговых путях. Ложился первый камень, бревно ли первого дома. Проезжающий мимо путник останавливался, покупал, продавал. Приходили люди, осаживались, ремеслиничали, пахали землю. Случались и лихие набеги, и от охочих до наживы ставили крепкие стены, кормили сильную дружину, хочешь мира — умей защитить себя. И вот развивается ремесло, растет торговля, множится люд, купцы из других стран не просто заходят, а строят гостиные дворы.