Суверенитет духа - Олег Матвейчев

А вот о духовном лидерстве Запада, как раз можно говорить с момента его рождения, в Греции, и с «возрождения» в Европе. Именно дух обеспечил Греции победу над Персией. Именно греческих дух вел Александра Македонского и через него был распространен на всю «ойкумену».

Именно греческая ученость была образцом для римлян. Именно наследниками эллинистического мира и Рима видела себя Византия. Именно от греков набирались мудрости и арабы, через которых потом Европа заново познакомилась со своими же истоками после Крестовых походов.

Именно на основе возрождения прежней Греко-римской философии стали возможны научные открытия Нового времени, успехи в технике, научно-техническая революция, вслед за ней военное и экономическое господство над всем миром, продолжающиеся и по сей день.

Господство Запада (и Америки, как квинтэссенции Запада) над планетой имеет исключительно духовные, гуманитарные основания. Всякий, кто говорит о «бездуховности Запада» извращает дело с точностью до наоборот, и будет всегда заблуждаться насчет своих возможностей, будет не в состоянии ни поставить проблему Запада и России, ни решить ее.

Мы хотим правильно поставить проблему, а значит, для начала, мы должны вернуться к точке размежевания Востока и Запада и понять, как Запад действительно себя идентифицировал.

Впервые Запад осознал себя Западом после победы Греции в войне с Персией. Военное поражение, нанесенное Персии, было на самом деле чудом. Ведь Персия покорила почти всю известную тогда грекам вселенную, ойкумену, уже одно это должно было сломить дух. Персидская армия была единой, а греческие полисы раздроблены, Персия была богаче, в ее распоряжении были и все людские ресурсы покоренных стран. Тем ни менее, несколько побед греков над персами всерьез заставили задуматься о причинах превосходства.

И сразу стало ясно, что «кадры решают все». Основным различием было различие в качестве «человеческого материала», в гуманитарном превосходстве греков.

Разделение на «западную свободу и восточное деспотическое рабство», появившееся 2,5 тысяч лет назад, стало матрицей, в которую до сих пор упаковывают и политику, и идеологию, и науку, и искусство в самых различных масштабах.

Что, однако, означает эта «свобода» и «рабство»? Какие процессы предшествовали греческой победе? Что происходило в Греции в течение 300 лет, когда создавался этот невиданный качественный «человеческий материал», в результате чего каждый грек стал «стоить» сотен и даже тысяч единиц персов?

У нас привыкли воспринимать слово «свобода» как нечто простое и легкое, как нечто естественное. То есть, человек свободен от рождения, а дальше, в процессе жизни, его свобода может либо сохраняться (в лучшем случае), либо убывать и ограничиваться. Если ограничения существуют, то с ними надо бороться и возвращать себе свободу. На самом деле, конечно, никакой свободы от рождения у человека нет. С тем, что у человека есть от природы, от рождения, человек даже и выжить больше, чем несколько часов не может. Все человеческое в человеке обеспечивается семьей, обществом и т.д. Свобода как высшее проявление духа, тем более, максимально далека от природы, и существует скорее, как исключение, нежели, как правило. Даже у отдельных личностей она проявляется в редкие моменты жизни, а как общественный феномен существует в результате долгого духовного труда нескольких поколений, как и было в случае с древними греками.

Пространство свободы каждого из них обреталось через освобождение своего духа для самого духа, то есть для самого важного, что у духа есть. Когда восточный факир, а ими была наводнена древняя Эллада, отрезал себе палец, и усилием духа в течение нескольких часов заживлял рану, это означало для грека, что дух используется не по назначению, что это подобно стрельбе из пушки по воробьям, что негоже тратить годы жизни на соответствующие тренировки по заживлению пальца, когда лучше просто приложить к ране какую-нибудь траву, забыть о ней, а сэкономленное время потратить на то, что более достойно духа. Когда сегодня, спустя 2,5 тысячи лет, современный человек видит все того же индийского гуру, который путем десятилетних тренировок научается за час заживлять на себе раны или не чувствовать боль, он приходит в восторг, и даже отрекается от западной цивилизации в пользу «восточной духовности». Но на самом деле, подлинные чудеса демонстрирует как раз западная цивилизация: она может не только заживлять раны, спасать от гангрены, она победила холеру и чуму. Никакой индийский йог не может встать посреди Лондона, а через пять часов оказаться в Дели. Но западный человек с помощью самолета запросто может это сделать. Многие гуру хвастаются, что разговаривают с духами и видят их (правда, их разговоров никто не слышит), на зато все люди западной цивилизации на расстоянии в несколько тысяч километров видят и слышат друг друга с помощью телевизоров и телефонов.

Парадокс, но именно нынешний западный человек, имея за спиной очевидные преимущества «чудес техники» над чудесами восточных факиров, идет в «паломничество на Восток». А вот древний грек, который еще не имел возможности увидеть, что вырастет из «западного духа», который не мог еще предъявить восточному йогу ни телевизоров, ни самолетов, ни мобильных телефонов, тем не менее, уже тогда ощущал себя более свободным, более исторически правым, более благородным, более духовно высоким.

Конечно, то, что сказано выше, ни исчерпывает сложный комплекс феноменов, присущих специфическому греческому (западному) духу. Взять, например, такой феномен как язык, слово, логос. Для восточного человека слова ― это сотрясание воздуха, это нечто мимолетное, это «всего лишь слова». Слова и речи используются для того, чтобы что-то скрыть, запутать, польстить, для того, чтобы получить временное ситуативное преимущество. Слова могут использоваться для восхваления и соблазнения, для просьб и приказов, но в любом случае ― роль языка ― подчиненная. Совсем иное отношение к слову было у греков. Как это ни парадоксально, для них, логос ― это самое стабильное, что есть в хаотическом мире. Все меняется, логос остается, поэтому человек должен быть, если он хочет быть твердым, послушен логосу, поэтому человек, если он хочет быть мужественным, должен не манипулировать словами, а держать слово. Держание слова, в свою очередь, запускает механизм подтверждения взаимных ожиданий, включает положительную обратную связь и увеличивает взаимное доверие членов общества, что сказывается и на политике и на экономике. Но главное в логосе ― это его способность не путать и скрывать, а способность открывать. Для грека логос ― то, что открывает все сущие вещи.

Интерпретация логоса как открывающего, как дара нацеливает грека на познание всего сущего «так-как-оно-есть-на-самом-деле». Между человеком и сущим нет никаких искажающих преград, точнее, они есть, но они могут быть преодолены. Важно, что принципиально человек есть тот, кто может знать истину. Истина интерпретируется как открытость, откровенность. Открытость всего сущего для человека и откровенность человека по отношению к сущему и к другому человеку. Это бесконечно далеко от восточных хитростей и дипломатий, от восточных лести и наушничества. Это бесконечно далеко от восточного представления о том, что мир лежит во зле и что вместо истины нам дана сплошная кажимость. Поэтому понятно, что на Востоке может быть бесконечное количество мудростей и мудрецов, ведь каждый из них ― автор новой иллюзии, нового обмана. Для греков впервые во всей истории это оказалось неприемлемо, и они первыми выдвинули идеал, если так можно выразиться, «объективного познания». Восточных гуру называли мудрецами, софос. Греческие же мыслители называли себя философос ― любителями мудрости. Различие здесь примерно такое же, как различие между пьяницей и ценителем вин. Один вливает в себя все подряд без разбора и ценит не вино, а опьянение. Другой дегустирует, выстраивает иерархии относительно соответствия данного напитка ни чему-то внешнему, типа опьянения, а самой сущности вина.

Коль скоро феномен можно познавать так, как он есть, из него самого (теория), коль скоро можно выстраивать иерархии знания в зависимости от того, несколько нечто не есть оно само, возникает возможность упорядочивания и трансляции порядка другому человеку через открывающий логос. Если восточный мудрец был просто опытным и свои практические умения, свой опыт он мог передать, разве что заставляя учеников пройти тем же изнурительным путем что прошел сам, то западный ученый мог передать ученику посредством логоса готовый результат вместе с кратчайшим путем (метод по-гречески ― путь) к нему. Это называлось технэ ― техника.

Наука и техника исконно есть греческое и западное, в любой науке и шагу нельзя ступить без греческих терминов, равно как и методологии науки как таковой. Но все то, что называется научно-техническим прогрессом базировалось на освобождении себя для сущего-как–оно-есть, на истине как открытости, на независящем от практических потребностей созерцании (теории), на открывающем логосе. В основе «технического» лежало, как говорят «гуманитарное», в основе «физики» ― «лирика», а если быть боле точным ― мета-физика.