Операция «Соло»: Агент ФБР в Кремле - Джон Бэррон

Проблема заключалась в том, что каждый год на поступление в нее претендовали тысячи и тысячи мальчиков, а отбирали только 140 человек. Сестра Мария уверила Бойла, что он сможет стать одним из них при условии, если после уроков будет готовиться с ней к вступительным экзаменам.

В сентябре 1943 года Бойл поступил в среднюю школу в Реджисе, и с первого же дня начались строгости. Иезуит объявил новичкам, что правила школы превыше всего и только половина принятых успешно ее заканчивает. Бойлу ежедневно приходилось ездить из Нью-Джерси на автобусе и метро и вставать в пять утра, чтобы успеть на утреннюю службу. Священники аплодировали успехам школьной баскетбольной команды, капитаном которой он был, но на следующее утро не делали ему никаких скидок, хотя и знали, что он добирался домой только к часу ночи. Он был уверен, что после вечерней игры его вызовут на уроке первым:

— Мистер Бойл, не угодно ли начать читать?

На тренировки и игры уходило много времени, и ему вечно приходилось бороться с академическими задолженностями. Однако в 1947 году он в числе 69 учеников успешно закончил курс.

Колумбийский университет, будучи типичным представителем Лиги плюща,[11] не снисходил до того, чтобы предлагать спортивные стипендии для привлечения профессионалов. Баскетбольный тренер изложил это Бойлу в более изысканной манере:

— Вы получите ссуду, которой достаточно, чтобы оплатить ваше обучение, книги, одежду и расходы на жизнь. По истечении четырех лет ссуда будет погашена. Вы ничего не будете должны.

Бойл был в восторге, что сможет учиться в знаменитом университете, изучать физику, играть в баскетбол и даст возможность семье гордиться его успехами, не будучи им в тягость. Отец, который к тому времени оставил работу в доках, пристально посмотрел на него с тревогой и печалью:

— Занять тысячи долларов, не собираясь отдавать! Это мошенничество или воровство. Разве ты не отличаешь хорошее от дурного? Ни один из моих сыновей в подобном жульничестве участвовать не будет.

Вместо университета он оказался в скромном колледже святого Петра так близко от дома, что мог ходить туда пешком. Там он изучат физику до тех пор, пока программу по ядерной физике не закрыли из-за отсутствия студентов, а потом перешел на специализацию по математике. После церковной школы учиться в колледже было легко; он добился блестящих успехов как в учебных аудиториях, так и на баскетбольной площадке, и уже предвкушал, что по окончании колледжа в 1951 году женится на девушке, которую знал со школьных лет. Когда в 1950 году произошло вторжение Северной Кореи в Южную, он пытался поступить в морскую пехоту, но отец его остановил.

— Лучший солдат — образованный солдат. Сначала получи диплом.[12]

После окончания колледжа и получения диплома он поступил в морскую пехоту, где по окончании офицерских курсов ему присвоили звание второго лейтенанта и направили в армейское артиллерийское училище Форт Силл, штат Оклахома. Оклахома ему понравилась — обширные равнины, пахнущие шалфеем и полевыми цветами, бескрайнее небо, самый чистый воздух и самые благожелательные люди. В общежитии для холостых офицеров он впервые в жизни получил отдельную комнату. Иногда вечерами он бывал в книжном магазине соседнего Лоутона; обычно там было довольно многолюдно, и интерес жителей прерии к книгам произвел на него большое впечатление. Позднее он понял, что популярность книжного магазина в известной степени объяснялась тем, что этажом выше сбывал свой товар местный бутлегер.

Бойл подал рапорт и в июле 1952 года получил приказ о командировании для дальнейшего прохождения службы в Корею. Но вечером того же дня подполковник, занимавшийся распределением его курса, предложил изменить назначение. В обмен на обучение ее персонала морская пехота брала на себя обязательство поставлять инструкторов для Форта Силл.

— Вы — математик, а артиллерийская стрельба основана на математике. Люди вас уважают. Вы — первый на курсе и можете стать отличным инструктором. Армия хочет, чтобы вы остались здесь, и командование морской пехоты с этим согласно. Если вы согласитесь, приказ завтра будет изменен и вы продолжите службу здесь.

— Сэр, я вступал в морскую пехоту не для того, чтобы служить в Оклахоме. Война идет в Корее.

— Лейтенант, я не сомневаюсь, что если вы поедете в Корею, то станете еще одним хорошим артиллерийским офицером. Выполняя свой долг здесь, вы воспитаете много хороших артиллерийских офицеров.

— Я должен подумать, сэр.

— Жду вашего ответа к восьми утра.

В ту ночь Бойл в одиночестве бесцельно бродил по окрестностям. Он мог жениться, жить в симпатичном бунгало на базе, субботним вечером водить жену в офицерский клуб, воскресным утром — в церковь, где патриотически настроенные местные жители соревновались бы за честь пригласить их к себе домой поужинать. У них пошли бы дети, они купили бы машину и начали подумывать о работе после отставки. Его не искалечат, не убьют, он будет окружен всеобщим уважением. Бойл понимал, что стал бы хорошим инструктором, а разве не обязан любой морской пехотинец делать то, что требует от него служба, а не то, что ему хочется?

— Что вы решили, лейтенант?

— Сэр, я благодарен вам и армии за интерес ко мне. Но не хочу, чтобы приказ был изменен.

Вместе с другими морскими пехотинцами и несколькими медсестрами из флотского госпиталя Бойл вылетел из Калифорнии на гидросамолете «Марс», оборудованном удобными пассажирскими креслами и кухней. Уже насмотревшись на эвакуированных из Кореи изувеченных и умирающих, медсестры знали, что ждет этих молодых людей в бою, и отнеслись к ним с нежностью, взяв на себя заботы стюардесс. Бойлу было двадцать три года, ухаживавшие за ним медсестры были примерно тех же лет. Он полагал, что на борту не было никого старше двадцати пяти. Когда они расставались в Барберс-пойнт на Гавайях, медсестры пожелали каждому из них счастья, а некоторые без всякого смущения наградили их совсем не воинскими объятиями и поцелуями. Их неожиданная нежность и плохо скрытая печаль заставили Бойла почувствовать себя, как на собственных поминках.

Воспользовавшись предоставленной им четырехчасовой передышкой, он выпил холодного пива и, не решившись попробовать местное блюдо, предпочел солидный бифштекс. При этом он с восхищением думал о женщинах, точнее, девушках, совсем недавно расставшихся с куклами, которые добровольно вызвались облегчить страдания и муки искалеченных и умирающих солдат, вынесенных с поля боя.

В непритязательном и шумном, но еще крепком и надежном ДС-3 они перелетали над Японским архипелагом от острова к острову и 7 июля 1952 года приземлились в Корее. В аэропорту он, как офицер-наблюдатель, получил в распоряжение свою первую команду. Она состояла из капрала-разведчика, трех штатских связистов и шестнадцатилетнего корейца — переводчика, которого они звали «Малыш».

Современная техника избавила от необходимости использовать людей в качестве передовых наблюдателей, но в Корее их роль оказалась весьма существенной. Из бункера на поросшем кустарником склоне холма или на снежной вершине они наблюдали за передвижениями противника и его позициями и сообщали по радио координаты целей в центр управления огнем, располагавшийся за линией фронта. При стрельбе американских 155-, 105- или 75-миллиметровых орудий наблюдатели замечали, куда падали снаряды, и переносили огонь влево или вправо, увеличивая или уменьшая дистанцию на сотни ярдов, и так продолжалось до тех пор, пока не накрывали цель. Китайцы и северные корейцы понимали, что за ними наблюдают с постов, выдвинутых мили на полторы перед линией фронта, и уничтожение наблюдателей считали первоочередной задачей. В Корее мало кому из них удавалось протянуть долго.

Бойла с его маленькой командой немедленно перебросили на фронт для поддержки южнокорейской морской пехоты, и уже через три часа они оказались в центре сражения. Он быстро перенял от корейского переводчика слово «папион», что можно было приблизительно перевести на английский как «летят снаряды». В командирский бинокль он мог видеть дымок, взлетавший над вражескими орудиями в момент выстрела, и громко кричал, чтобы предупредить корейцев и те успели укрыться. Те, в свою очередь, быстро выучились кричать по-английски «санитар, санитар!», что означало: кто-то ранен и отчаянно нуждается в медицинской помощи. В эту первую ночь, да и в последующие, Бойлу часто доводилось слышать крики, призывающие на помощь медиков, и самому кричать о снарядах.

Позднее, летом, они выдвинулись на передовой пост, осуществлявший наблюдение за Панмыньчжоном. Там проходили переговоры о перемирии, хотя повсюду не ослабевали яростные бои. ООН и командование коммунистов договорились, что ни одна из сторон не будет открывать огонь в демаркационной зоне вокруг места переговоров. Но китайцы тайно перебазировали туда артиллерию и каждую ночь обстреливали бункер Бойла. Некоторые снаряды взрывались на склоне холма перед ним, другие падали по ту сторону холма, где окопались войска. Услышав отчаянные крики о помощи, Бойл помчался по траншее и наткнулся на американского морского пехотинца, пытавшегося затолкать свои кишки в распоротый шрапнелью живот. Он поддерживал бойца, пока тот не умер.