Операция «Соло»: Агент ФБР в Кремле - Джон Бэррон

Для многих в мире, если не для большинства, советская империя и Китайская Народная Республика в 1960 году представлялись пугающим монолитом, занимавшим четвертую часть суши с населением, превышавшим треть жителей нашей планеты. Позднее, когда незначительные признаки разногласий между ними неизбежно всплыли на поверхность, многие восприняли их как несущественные. «Эксперты» продолжали утверждать, что коммунистических партнеров объединяет большее, чем разделяет. И немало лет многие влиятельные интеллектуалы в руководстве США утверждали, что эти признаки являются обманом, частью гигантской дезинформации.

Почти с самого начала проявления раскола в советско-китайских отношениях достоверные разведывательные данные операции «Соло», собранные в высших эшелонах Пекина и Москвы, показывали, что разрыв является реальным, расширяется и, возможно, необратим.

Теперь советские лидеры приветствовали Морриса и Джека и демонстрировали им свое доверие; на них опирались, чтобы обеспечить финансовую поддержку американских коммунистов, и доверяли им настолько, что давали возможность тесно сотрудничать с КГБ.

Фрейман и Берлинсон имели все основания полагать, что, если позволит здоровье Морриса и удастся обеспечить его безопасность, произойдет еще немало интересного.

5. Удача ФБР

Никто не мог спланировать события, которые привели к тому, что в команду влились еще два новых участника. Но Карл Фрейман до конца использовал неожиданную удачу.

В ходе ежегодной проверки работы шифровального отдела в штаб-квартире ФБР в конце 1960 года инспектора Уолтера Бойла обвинили в двух нарушениях.

Начальник отдела Черчилль Даунинг обнаружил, что некоторые из его молодых гражданских аналитиков и клерков добровольно задерживались после окончания рабочего дня или приходили в выходные, чтобы сделать работу, которую считали неотложной. Подобное рвение произвело на него тем большее впечатление, поскольку они не требовали ни дополнительной оплаты за сверхурочные, ни каких-либо иных льгот.

— Уолтер, нужно найти способ вознаградить их рвение, — сказал он. — Ты здесь находишься практически все время. Я бы хотел, чтобы ты записывал тех, кто бывает здесь в нерабочие часы, а я мог бы отметить это в их характеристиках.

Но кто-то узнал об этом неофициальном журнале и пожаловался, что Бойл пытается принудить сотрудников к неоплачиваемой сверхурочной работе.

Потом последовала история с симпатичной женщиной — или «дешевой шлюхой», как назвал ее инспектор. Пока муж находился на учебных курсах, красотка всю ночь развлекала в своем доме одного из сотрудников ФБР. ФБР каким-то образом узнало об этом свидании и в 4 часа пополудни в пятницу выгнало ее за разврат. Женщина, которой было двадцать три или двадцать четыре года, реагировала на это дикой истерикой. Они с мужем только что купили дом, и для выплаты взятого кредита им позарез нужны были два источника дохода. Она не знала, что сказать мужу, и опасалась, что увольнение из ФБР ее опозорит и никакой другой работы ей не найти.

Бойл позвонил домой жене в городок Спрингфилд, штат Вирджиния, и рассказал, что произошло.

— Вечер пятницы — не самое подходящее время для увольнения. Все выходные она будет в плену у горестных мыслей, так и до самоубийства недалеко. Может, пригласим ее к нам на ужин в воскресенье, пусть проведет эти дни в нашей семье?

Подружка девушки высадила ее возле дома Бойлов; тот утешил ее и посоветовал в поисках новой работы ссылаться на него. После приятного ужина он отвез ее домой в Мериленд. Ясно, что подружка рассказала на работе про ужин, во всяком случае, инспектору это стало известно.

Перегнувшись через стол и грозя пальцем, он прочел Бойлу нотацию о том, что нельзя якшаться с аморальными бывшими коллегами, так себя запятнавшими.

— Если вы еще раз сунете мне в лицо этот палец, я его оторву, — взорвался Бойл.

За такое нарушение субординации Бойла понизили из инспекторов в рядовые агенты и, как проштрафившегося, перевели в Чикаго.

Искаженная информация об этом инциденте его опередила, и в начале 1961 года он прибыл туда со вполне определенной репутацией. Никто не приглашал его пообедать или выпить после службы кружку пива, никто не предлагал подвезти, ни один инспектор не желал принимать его в свою команду. Так продолжалось до тех пор, пока с ним не поговорил Фрейман.

— Я его беру. Нужно дать человеку шанс, а потом судить о нем по результатам.

Типичная для Фреймана манера. Но одновременно он не пожалел усилий, чтобы ознакомиться с биографией Бойла, которая в какой-то мере была похожа на его собственную.

Бойл родился 6 апреля 1929 года в городе Джерси, штат Нью-Джерси, в большой семье, состоявшей из трех братьев, сестры, теток, дядей, родителей, бабушек и дедушек. Отец его был профессиональным боксером, потом портовым грузчиком, десятником и торговым агентом, а мать работала секретаршей в Нью-Йорке. Родители много читали, часто цитировали за обеденным столом различные литературные произведения, а по воскресеньям после обеда собирали детей возле радиоприемника, чтобы послушать трансляцию из Метрополитен-опера. Его мать, состоявшая в ордене святого Франциска, печатала под псевдонимом книжные обозрения в журнале кармелитов.

Как и Фрейман, Бойл извлек пользу из учебы у замечательных приходских школьных учителей, которые дисциплинировали, направляли и стимулировали молодые умы. Сестра Кэтрин Пьер из классической школы святой Цецилии в Инглвуде, штат Нью-Джерси, вряд ли ростом была выше своих учеников, но при необходимости могла, не колеблясь, дать им пощечину или одобрительно похлопать по щеке. Она научила Бойла читать и любить чтение.

— Это магический ключ, который открывает дверь в мир, — говорила она. И так тщательно вбивала в него таблицу умножения, что в семь лет он уже мог умножать, складывать, вычитать и делить в уме. Всю жизнь он вспоминал ее с благодарностью. С большим уважением вспоминал он и тренера по футболу в соседней средней школе святой Цецилии, которого звали Винсент Ломбарди.

Отец Бойла обучил четверых своих сыновей боксу, и они зачастую решали споры, натянув перчатки и боксируя на самодельном ринге, который он устроил между четырех деревьев во дворе. Бойлу казалось, что споры в школе тоже вполне естественно решать с помощью кулаков, однако, чем большую доблесть он демонстрировал, тем больше провоцировал вызовов. Одаренный от природы стремительной реакцией и хорошей координацией, подготовленный опытным боксером и весьма драчливый по натуре, он неизменно побеждал в схватках, и родители противников требовали от его родителей наказать «безжалостного хулигана».

— Ты ведешь себя мерзко и отвратительно и вынудишь нас уехать из города, — предупреждал отец. — Если ты еще хоть раз ввяжешься в драку, дома будешь иметь дело со мной.

После субботней трансляции оперы отец вручил ему баскетбольный мяч, отвез на школьный двор прихода святого Патрика и там стал учить бросать мяч в корзину; со временем Бойл стал приличным баскетболистом.

Однажды, когда он учился в восьмом классе школы святого Патрика, высокая, сутулая и хрупкая сестра Мария-Елена велела ему остаться после уроков. Бойл недоумевал, чем он провинился.

— Думаю, тут особый случай, — начала она, — и я хотела бы поговорить с тобой об особом деле.

Одна богатая католичка мечтала о создании академии, где из талантливых юношей готовили бы кадры католической интеллигенции. Там они могли получать образование на уровне лучших мировых стандартов. Для этой цели она построила в Нью-Йорке на 84-й улице Восточной между Медисон и Парк-авеню прекрасное четырехэтажное здание и основала в нем церковную среднюю школу. Церковь снабдила школу воспитателями — иезуитами и талантливыми преподавателями и ввела жесткий классический учебный план: латынь, четыре года; греческий, два года; французский или испанский, два года; логика и этика, четыре года; Шекспир, два года; литература, два года; английская литература, четыре года; древняя и современная история, четыре года; математика (алгебра, геометрия, тригонометрия и вычисления), четыре года; и религия — ежедневно. Репутация школы была настолько высока, что ее выпускникам гарантировалось поступление в любой университет, и учеба там не представляла для них никаких трудностей.

Проблема заключалась в том, что каждый год на поступление в нее претендовали тысячи и тысячи мальчиков, а отбирали только 140 человек. Сестра Мария уверила Бойла, что он сможет стать одним из них при условии, если после уроков будет готовиться с ней к вступительным экзаменам.

В сентябре 1943 года Бойл поступил в среднюю школу в Реджисе, и с первого же дня начались строгости. Иезуит объявил новичкам, что правила школы превыше всего и только половина принятых успешно ее заканчивает. Бойлу ежедневно приходилось ездить из Нью-Джерси на автобусе и метро и вставать в пять утра, чтобы успеть на утреннюю службу. Священники аплодировали успехам школьной баскетбольной команды, капитаном которой он был, но на следующее утро не делали ему никаких скидок, хотя и знали, что он добирался домой только к часу ночи. Он был уверен, что после вечерней игры его вызовут на уроке первым: