Заговор князей - Роберт Святополк-Мирский

— Ну что ж, тогда — до встречи! Берегись!

— И ты тоже!

Друзья обнялись и расстались.

Медведев сел в сани и вдруг ощутил укор.

«Спасибо, люди добрые — спасли нас!» — поблагодарил его Зайцев.

Выходит, не спасли, а погубили…

И тут он вспомнил отца Мефодия.

«…Все в руках Господа, и если Он посчитает нужным кому-то что-то открыть, то сделает это и без моих голубей. Господу Богу не нужны гонцы…» В мире нет ничего случайного… Значит ли это, что Господь хочет передать Оболенского-Лыко в руки Великого князя? Если это так — Филипп его схватит…

Боярин и воевода великого князя, Боровский наместник Василий Федорович Образец взял протянутую Филиппом грамоту и углубился в чтение.

В Московском княжестве, о воеводе Образце говорили с почтением, как о герое и могучем витязе. Пять лет назад он, имея менее четырех тысяч войска, наголову разбил двадцатитысячную рать новгородского служивого князя Василия Шуйского, а совсем недавно, буквально несколько месяцев тому, этим летом, он по приказу государя отправился с малой ратью по Волге из Нижнего Новгорода, внезапно напал на Казанскую землю, страшно опустошил ее, и едва не взял самой Казани!

Наслушавшись этих рассказов, Филипп представлял себе воеводу эдаким великаном и сказочным богатырем, а потому глазам своим не верил, глядя на тщедушного, сморщенного старичка, который, кряхтя, щурясь, смешно выпячивая губы и шевеля ими, едва ли не по слогам разбирал слова грамоты.

Наконец воевода закончил чтение, что-то нечленораздельно пробормотал, хмыкнул и критически оглядел Филиппа с ног до головы.

— Ишь, какой верзила вымахал, — брюзгливо сказал он. — Ну, садись, чего стоишь! Хотя нет — лучше постой, а то ненароком лавку проломишь! Ну, так что тебе государь велел передать на словах?

— Чтоб ты, воевода взял вооруженный отряд, отправился в Волоколамск и привез государю Оболенского-Лыко живым или мертвым.

— Да нету его там! — раздраженно сказал Образец. — Давно б взял, кабы был!

— А еще Наивысший воевода Иван Юрьевич Патрикеев обещал пожаловать со своего плеча шубу, тому, кто князя Лыко схватит.

Образец насмешливо хмыкнул и покрутил пальцем у виска.

— Вот что, — сказал он, подумав, — Ты, этот… как тебя… Мартенев — слушай меня…

— Бартенев, — поправил Филипп.

— Молчи, когда с тобой воевода разговаривает! — рявкнул он. — Великий князь пишет мне, что ты недавно перешел в его подданство, и у него еще не было случая испытать тебя. Он просит, чтоб я дал тебе какое дело, а потом доложил, как ты с ним справился. Вот я и думаю… поручать тебе что, аль нет. Гонору, вижу в тебе много, да и силы, небось, достаточно, а вот как насчет ума — не знаю…

Филипп побагровел.

— Воевода… — начал было он.

— Молчать и слушать меня! — удивительно громовым для тщедушного старца голосом заорал Образец, а затем как ни в чем не бывало продолжал — Лыко сейчас в Волоколамске нет, и никто не знает где он. Даю тебе месяц сроку на то, чтобы выявить место, где этот пес прячется. Ты понял, Иртенев?

— Бартенев…

— Молчать и слушать!

— Но, воевода, я хочу сказать, что месяц мне совершенно не…

— Что, месяца мало? — резко перебил воевода — Ладно! Полтора, но ни днем больше!

И тогда, вспомнив Медведева, и пытаясь подражать ему, Филипп небрежно сказал:

— Йо-х-хо! И это ты называешь делом, чтобы испытать меня! Да, клянусь тарпаном, завтра же вечером Оболенский будет лежать связанный по рукам и ногам вот на этом самом месте!

И желая указать это самое место, Филипп так топнул ногой, что старинный, окованный медью в виде силуэта дракона дубовый щит ливонской работы, висевший на стене за спиной Образца, с грохотом свалился на пол.

Вопреки ожиданиям Филиппа, Образец не заорал снова. Напротив, он печально поглядел в окно, вздохнул и тихо сказал:

— Знаешь что, Юртенев, я отменяю прежний наказ и даю тебе новый: немедля возвращайся к себе на Угру и жди дальнейших распоряжений. Понял?

— Ты мне не веришь, воевода? — возмутился Филипп.

— Пошел вон! — во всю мощь своего голоса рявкнул Образец.

Филипп до крови закусил губу и вышел.

Воевода поднял упавший щит и повесил на место.

— Ну и дуб! — пробормотал он, и, по-видимому, это относилось не к щиту.

Данилко ждал хозяина во дворе и перепугался, увидев как Филипп, весь багровый от ярости, вылетел из дома, прямо с крыльца перепрыгнул через перила лестницы в седло своего тарпана и, сбивая с ног дворовую челядь наместника вылетел за ворота.

Данилка с трудом нагнал хозяина в конце улицы.

— Господи, что стряслось, — Филипп Алексеевич?! Уж не зарубил ли ты воеводу? — закричал он.

— Клянусь тарпаном, я был очень близок к этому!

— А куда мы так мчимся?

Филипп резко осадил коня.

— Действительно — куда?

— Вот и я спрашиваю.

— Ага! — вдруг сообразил что-то Филипп. — Где тут торг, знаешь?

— Знаю. А что покупать будем?

— Не покупать, Данилко! Продавать! Коней наших будем продавать!

— Господь с вами, Филипп Алексеевич — таких коней! Зачем???

— Молчать и слушать! — грозно заревел Филипп и щелкнул плеткой. — Показывай дорогу!

В свои сорок восемь лет князь Оболенский-Лыко был мускулист и силен, потому, что заботился о своем физическом здоровье, а поскольку его любимым развлечением была борьба, то он и занимался ею по часу ежедневно, для чего всегда, куда бы ни ехал, возил двух своих воинов, отменнейших борцов, попутно выполняющих обязанности его личных телохранителей.

Вот и сегодня, в первое утро пребывания в своей новой деревеньке Быково, князь, поднявшись, как обычно, с восходом солнца, повелел приготовить все необходимое для ежедневных борцовских состязаний.

Княжеский дом — единственный большой дом в деревне, обнесенный забором со всегда распахнутыми напротив высокого крыльца воротами, был выстроен в стиле охотничьего терема, и князь Борис Волоцкий в прошлые годы часто приезжал сюда поохотиться, но потом, когда земли вокруг постепенно перешли в собственность великого князя, стало ему тут как-то неуютно, и он перестал здесь бывать, а со временем и вовсе забыл, что сельцо принадлежит ему, вспомнив о нем лишь после письма Иосифа.

На большую площадку между воротами и крыльцом слуги вынесли круглую мягкую подстилку, сшитую из нескольких слоев груботканого толстого полотна, женщинами Лук и Ржевы, где князь еще совсем недавно был наместником, и расстелили ее прямо на снегу.

Вокруг расселись, как всегда, все незанятые домашним хозяйством слуги и домочадцы, постоянно спорящие, кто кого сегодня поборет, а за их спинами стали робко появляться жители деревеньки, привлеченные невиданным доселе зрелищем.

Князь Оболенский и двое его борцов, по пояс голые в плотных холщевых штанах, затянутых широкими кушаками, и в коротких мягких кожаных сапожках без каблуков громко охая и похохатывая, обтирали свои могучие торсы выпавшим ночью снежком, сверкающим искорками морозца под лучами утреннего солнышка.

Князь Оболенский окинул взглядом зрителей и не увидел среди них своего любимца.

— А где Макар?

— Зайцев? — переспросил слуга. — А он недавно вышел, его с улицы позвали, сказали, брат приехал повидаться. Ну что, князь, начинать?

Князь кивнул, слуга ударил в специальный небольшой колокол, подвешенный на стояке, и борьба началась.

Сегодня князь Оболенский явно был в ударе, потому что ему удалось очень быстро победить первого из своих борцов, с которым обычно ему приходилось долго возиться, а иногда князь ему даже проигрывал.

Чтобы борцы состязались честно и не поддавались, он назначал им награду по десять ливонских грошей за каждую над ним победу и теперь мог быть уверен, что они будут стараться по-настоящему и сполна применять все свое борцовское искусство.

Зрители восторженно гикали и свистели, приветствуя победу князя.

Но, если первого борца ему удавалось побеждать довольно часто, то со вторым это далеко не всегда получалось, однако сегодня князь, чувствуя себя в форме, надеялся на победу улыбаясь и снисходительно кивая головой собравшимся зрителям. Особенно бурно выражал свой восторг какой-то деревенский верзила, на голову выше всех присутствующих, без шапки, в простой рубахе подпоясанной веревкой, в дырявых штанах, стоящий, как ни в чем не бывало, босиком на снегу.

Когда князь вступил в поединок со вторым борцом, этот верзила стал подпрыгивать, громко подбадривая князя криками, и яростно бил в ладоши. То ли его поддержка помогла, то ли, просто, князю сегодня, действительно, везло, но только ему довольно быстро и ловко удалось провести неожиданный прием, в результате чего второй телохранитель был повержен, князь был вне себя от восторга, а зрители ликовали, орали и кидали вверх шапки.