Огненный ручей - Неизвестно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ребята облазили танк вдоль и поперёк.
— А он тонн семьдесят весит? — спросил Андрюша у Афони, похлопывая ладонью по броне.
— Весит, наверное…
— Вот махина! А почти что новенький. Как ему наши¬то влепили! Чик! — и пушки нет.
Андрюша заглядывал и в пушку и лазил внутрь.
Потом ему захотелось по-настоящему испытать, как чув¬ствуют себя танкисты в машине, и он крикнул:
— Эй, Афонька, захлопни крышку!
Афоня поднял тяжёлый люк, и тот с грохотом упал на башню. На голову Андрюше посыпалась ржавчина. В танке стало темно. Андрюша трогал какие-то рычаги, глядел в смотровую щель. Впереди стояли ещё два подбитых танка.
Наконец ему надоело сидеть в машине, и он стал подни¬мать крышку, но она не поддавалась.
— Эй, Афоня, слезай с люка!
Но Афоня ответил с правого борта:
— Чего ты кричишь?
— Крышку открой!
Афоня вцепился руками в поржавевшую скобу на крыш¬ке, но она не поднялась.
— Заклинило! — крикнул он Андрюше.— Ты мне снизу помогай!
— Я помогаю…— растерянно сказал Андрюша.— Не по¬лучается…
У Андрюши вдруг запершило в горле. Неужели он от¬сюда не вылезет? Ему захотелось пить, и он попросил у Афони фляжку с водой. Но она не пролезала в пробоину.
— Афоня, как быть? — дрогнувшим голосом спросил Андрюша.
— Да не скули! Не пропадём! — сказал Афоня и соско¬чил с танка.
Андрюша поглядел в узкую смотровую щель, и ему ста¬ло не по себе.
Кругом, до самого горизонта, лежала волнистая, покры¬тая балками степь. Зелёная, но уже кое-где желтеющая, она была от края и до края исполосована пшеничными, кукуруз¬ными и подсолнуховыми полями. Суховей раскачивал под¬солнухи, и они степенно кивали друг другу тяжёлыми голо¬вами. Вдали к бледно-голубому небу поднимался всё выше и выше бурый столб. Там двигался смерч.
— Сейчас откроем крышку! — услыхал Андрюша голос Афони.
И действительно, с помощью рычага — длинного проти¬вотанкового ружья, найденного в обвалившемся окопчике,— Афоня вмиг приподнял крышку.
Андрюша вылез на свет и зажмурился.
— Спасибо! — счастливо сказал он.— Спас! Как на фронте…
Подхватив ведёрко с рыбой, ребята двинулись вдоль бе¬рега к заводу.
На Синичкиной улице, зайдя во двор знакомого дома и увидев сынишку тёти Фроси, Андрюша крикнул:
— Эй, пацан, матка дома?
— Нема её,— ответил тот.— За мной соседка глядела и тоже ушла.
— Ты вот что,— сказал Андрюша, протягивая Пашке ведёрко с бычками.— Как матка придёт, отдай ей эту ры¬бу. Скажешь, принесли долг.
— Ладно…
Когда мальчик подхватил ведёрко, Андрюша почувство¬вал, что у него немного отлегло от сердца. Теперь Витаха уже ничего не напишет в школу. А почему не напишет? Мо¬жет написать! Теперь скажет, что Андрюша торговал ры¬бой,— и будет прав!
Тьфу, чёрт, опять эти тяжёлые мысли!
Глава XIV В ПУСТОЙ КВАРТИРЕ
В большом трёхэтажном доме соцгородка, за шесть километров от завода, Афонины друзья-маляры белили по¬толки, красили стены и окна, Афоня познакомился с ними через тётку. Они около месяца проходили под её наблюде¬нием практику, и Афоня за это время успел с ними сойтись.
Когда Афоня и Андрюша появились в длинном коридо¬ре, они услышали песню. Высокому и чистому, чуть дро¬жащему голосу вторил мужской бас, сильный и красивый. Песня вылетала из последней по коридору комнаты:
Ты навик моя коха-ана,
Змерть одна ра-азлу-учить нас…
— Наташа с Толькой поют,— сказал Афоня.— Премию по самодеятельности получили. Их в киевский театр брали, а они не пошли.-И вдруг он закричал: -Эй, артисты, здорово!
Песня оборвалась.
— Привет молодому поколению!
Афоня ввёл Андрюшу к малярам и представил:
— Мой друг, товарищ из Москвы!
Молодой парень с забрызганным белой краской ли¬цом — он был похож на припудренного артиста — кивнул
Андрюше головой.
Высокая девушка с нежным розовым лицом, к которому очень шёл голубой платок, протянула Андрюше руку.
Андрюша знал: они лишь всего год назад окончили «ремесло», то есть ремесленное училище, и теперь уже ра¬ботают мастерами.
— Ты чего пришёл?!— спросил Анатолий.— Опять, на¬верное, за краской — трубу расписывать?
— Я её давно уже покрасил охрой,— сказал Афоня.— Я просто так зашёл, навестить. Как живёте? Может, помочь
в чём надо?
Анатолий и Наташа переглянулись. С таким предложе¬нием Афоня обращался к ним впервые. Он иногда просил у них в долг кисть, белила, олифу, но о помощи не заикал¬ся. А тут…
Анатолий подозрительно осмотрел Афоню:
— И по-настоящему будешь работать?
— По-настоящему. Только я не один, а вот с этим пар¬нем.— Афоня обнял Андрюшу.
Анатолий не понимал одного: с чего это вдруг ребятам потребовалась работа?
Конечно, он мог им дать какое-нибудь поручение, тем более что в малярном деле Афоня уже разбирался, но ему было странно видеть двух мальчишек в этот солнечный день не на реке, а в строящемся доме, пустынном и пропахшем краской.
А дело было просто.
После ссоры с Майкой Андрюша тихо возненавидел Афо¬ню. Только он во всём виноват. И это чувство у Андрюши не прошло даже после того, как они отдали вместе с Афоней свой долг — рыбу.
Андрюша чувствовал, что ждёт минуты, чтобы крепко поругаться с Афоней, но, немного поостыв и поняв, что, по¬ссорившись с Афоней, потеряет единственного друга, он за¬думался.
Вот, допрыгался! Сама Майка, человек, которому он так доверял, против него. И, главное, ничего не возразишь: она права. Все кругом работают: отец на заводе, Майка по до¬му, Витаха площадку строит, а он… ничего не делает.
Но что ему прикажете делать? На завод работать — ма¬леньких не берут, к Витахе после всего происшедшего не пойдёшь… Как же тогда доказать, что ты не курорт¬ник?
И вдруг Андрюшу осенила замечательная мысль. Афоня как-то рассказывал, что у него есть друзья-маляры, которые учились у тётки. Надо идти к малярам! Работа у них не тя¬жёлая, и Андрюша докажет, что он не какой-нибудь там белоручка, а тоже соображает, что сейчас надо всем ра¬ботать.
Разговор с Афоней был короткий; хочет он или не хочет, а познакомить Андрюшу с малярами он должен.
Почувствовав решительность в тоне приятеля, Афоня не возражал. Он тут же оделся и пошёл в соцгородок.
Анатолий позволил ребятам поработать в третьей квар¬тире.
Войдя в третью квартиру, Афоня деловито прошёлся по комнате и прищуренным глазом окинул потолок. На Афоне были рваная, вся в мелу, в масляной краске, военная гим¬настёрка и выцветшие галифе, подвёрнутые у щиколоток.
Андрюша был в свежей белой рубашке и в коротких шер¬стяных штанах.
— Ты вот что,— предложил Афоня,— снимай свою ру¬баху и надевай мою гимнастёрку. Так лучше будет.
— А ты-то как — голый?
— Голый поработаю, а ты надевай, надевай! Афоня быстро стянул с себя гимнастёрку и отдал това¬рищу.
Андрюша подошёл к раскрытой оконной раме — она была как тёмное зеркало — и взглянул на себя. Он одёрнул гимнастёрку, огляделся направо и налево. Ему показалось, что он стал как-то сильнее, и захотелось, чтобы его сейчас
увидела Майка.
— Ну, давай, Афоня, начнём,— сказал он.— Что будем
делать?
Афоня сунул Андрюше решето и велел трясти его над ведром, а сам стал кидать в решето известь. Белая пыльца, словно облако, поднималась над ребятами. Просеянную из¬весть, мягкую как мука, Афоня размешал в воде и всё это вылил в краскопульт.
Прибор для побелки — краскопульт — чем-то напоминал Андрюше парикмахерский пульверизатор. Правда, там па¬рикмахер, опрыскивая одеколоном, давил грушу, а у этого большого «пульверизатора» сбоку торчал шофёрский насос. От краскопульта отходила резиновая трубка с дырчатым шариком на конце.
Пока Афоня прочищал проволочкой дырки, забитые краской, Андрюша прошёлся по квартире.
От шагов звенел воздух, и голос был гудящим, будто раз¬давался в пустой бочке.
Три комнаты соединялись между собой дверями. На кух¬не, вся забрызганная краской, стояла газовая плита с ни¬келированными: краниками.
В ванной комнате, словно глыба льда, лежала на боку белая ванна.
«Вот квартира будет — не хуже, чем в Москве! — поду¬мал Андрюша.— И вид из окна — загляденье!»
Соцгородок утопал в зелени. Вокруг высоких жилых кор¬пусов с лепными карнизами пестрели ковры из синих, бе¬лых, красных цветов. С балконов уже заселённых домов свисали длинные гирлянды зелёного вьюна. Вдоль централь¬ного асфальтированного проспекта, будто гигантские под¬солнухи, склонив головы, стояли серебристые фонари. А над пешеходными дорожками, образуя зелёные тоннели, сходи¬лись кронами могучие липы.
— Любуешься? — подошёл к окну Афоня.— Я тоже всегда любуюсь, как забираюсь повыше. Наш город такой красивый, что ему даже название не подберут. Называют просто — соцгородок.
Ребята принялись за дело. Афоня ходил с леечкой вдоль стен. Андрюша качал насос краскопульта. Из леечки с ши¬пением вырывалась известь, и серые стены становились бе¬лыми, будто на них натягивали ещё мокрые, но чистые про¬стыни.