Огненный ручей - Неизвестно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главах ПРОКЛЯТАЯ ДЕСЯТКА
Июль был жаркий. Андрюша спал с раскрытыми окна¬ми. В комнате сухо потрескивал паркетный пол. И особен¬но это неприятно было слышать среди ночи. Казалось, про¬хаживается кто-то невидимый.
Андрюша вставал рано. Вместе с отцом он ходил умы¬ваться на кухню и поливал ему из кружки на шею. Отец сладко крякал, разбрасывая вокруг себя хлопья мыльной пены, и просил не жалеть воды. Она была ледяная, из глу¬бокого колодца. Потом он сам помогал сыну мыть уши, рас¬тирал ладонями ему мокрую спину.
После такого умывания Андрюша чувствовал себя бод¬рым и сильным.
За завтраком отец расспрашивал Андрюшу о том, что он читает, часто ли ходит на Днепр, просил писать маме письма и почти каждое утро ругал себя за то, что взял сы¬на на завод.
— Всё-таки незачем было тебе сюда ехать,— говорил он,— У меня и так работы — прямо разрываюсь, а тут ещё о тебе заботиться надо. Вот напросился же ты, на мою беду! Работаешь и думаешь, что ты без присмотра, не поправля¬ешься. Ох, и попадёт же мне от мамы!
— Да что ты, пап, волнуешься за меня? — отвечал Андрюша.— Что я, маленький, что ли? Ведь сам же ты го¬ворил, что эта самостоятельная жизнь мне на пользу.
— На пользу-то она на пользу, но всё-таки кто-то дол¬жен за тобой следить, кто-то должен тобой руководить…
— А если сам собой буду руководить?
— А ты считаешь, что тебе уже можно доверять?
— Можно. Отец засмеялся:
— Конечно, я тебе и раньше доверял, но… всё равно, сколько ни говори, а я ругаю себя.
— И зря! — сказал Андрюша.— Ведь ты же меня об¬ратно в Москву не повезёшь?
— А надо было бы…— засмеялся Семён Петрович.— Твоё счастье, что нет у меня сейчас времени тебя туда-сюда возить…
А однажды во время утреннего разговора он спросил:
— Слушай, Андрюша, ты с кем ещё дружишь, кроме Афони?
— С Майкой,— ответил Андрюша.
— Это само собой… А вот ты такого Витаху знаешь? Андрюша поперхнулся хлебом:
— Знаю.
— Ну, как там у вас со спортплощадкой? Дело идёт?
И что должен был ответить Андрюша? Отец сказал, что он доверяет ему, и это было приятно слышать. Но вот если он сейчас скажет, что с Витахой, с тем Витахой, которому было выдано специальное разрешение, они в ссоре, то вряд ли это понравится отцу. А что же говорить?
Андрюше вдруг стало жалко отца — у того действитель¬но много всяких хлопот, за весь завод отвечает, не хотелось огорчать его.
— Да там уже столбы нужно ставить,— ответил он уклончиво.
Сказал и тут же понял, что сделал ошибку. Надо было открыто сказать.
— Правильно! — Отец ласково похлопал Андрюшу по плечу.— Взялись — доводите до конца.
«Ничего,— успокоил себя Андрюша,— а я на самом деле пойду к Витахе, и тогда всё будет правда. Приду и скажу: «Давай, Витаха, помиримся. Мой отец про вас говорил, и я хочу быть с вами». Но как быть тогда с Афоней? Он ведь туда ни за что не пойдёт. А чем Афоня хуже Витахи? Он весёлый, выдумывает всегда что-нибудь, партизаном был. С ним никогда не скучно, у него всегда какие-то дела…»
Действительно, Андрюша с Афоней встречались почти каждый день. С ними бывала и Майка. Они гоняли вместо мяча консервную банку перед домом, лазили на крышу и спускались оттуда по самодельной верёвочной лестнице. Де¬лали из газет парашюты и сбрасывали с крыш Андрюшину кепку.
Дни шли незаметно.
Но чаще всего ребята ходили на Днепр. Они все плавали хорошо, особенно Афоня. Он мог и на спинке, и на боку, и по-лягушечьи. Только под водой долго не сидел.
— Эх, если бы не курево,— говорил Афоня, тяжело ды¬ша,— вы бы меня до обеда тут ждали, пока вынырну! Надо бросать, что ли…
На пляже ребята играли в ножички. Афонин ножик, тонкий и острый, нужно было так ловко бросить, чтобы он, перевернувшись в воздухе, обязательно воткнулся в песок. А завалится — бросает другой. Ножик бросали и с ладош¬ки, и с подбородка, и с плеча, и с живота. С подбородка кидать было больно — лезвие врезалось в кожу, но Афоня делал это упражнение не морщась… .
А для проигравшего в песок забивался колышек. Его нужно было вытягивать зубами. Этим делом частенько за¬нималась Майка. Песок лез в нос и в рот, хрустел на зубах. Афоня и Андрюша смеялись: «А ну-ка, Майка, поешь ещё сахарного песочку!» Другая бы на её месте обижалась на ребят или запросила пощады, но Майка была упорной…
Однажды Афоня пришёл чрезвычайно довольный. В ру¬ках у него были пила и топор.
— Андрюшка,— сказал он,— одно дельце есть! Сейчас я иду к тебе — навстречу мне машина с дровами. Ехал тот шофёр Саша — помнишь, который вас с аэродрома вёз. «Поедем, говорит, одной тётке дрова отвезём». Ну, я сел. Отвезли дрова, а тётка ходит и ругается, что они длинные. А я взял и сказал, что мы их сможем перепилить. Пойдём, а? Заколотим!
— А чего мы заколачивать будем?— спросил Андрюша.
— Тю, не знаешь? Денежки!
— Деньги? — удивился Андрюша.
— А что ж, не даром же работать,— сказал Афоня.
— А Майка как? — сказал Андрюша. — Я ей печку обе¬щал затопить. Она плюшки делает.
— Плюшки — по макушке! Она сама затопит, не ба¬рыня…
В доме на Синичкиной улице — белой мазанке с неболь¬шим двориком, огороженным покосившимся плетнём,— ребят встретила пожилая женщина с худым лицом и длин¬ными руками. Её звали тётя Фрося. Она была босая, в цве¬тастой юбке. За юбку крепко держался четырёхлетний маль¬чуган на коротких, толстых ножках.
— Вот спасибочко, что пришли! Вот спасибочко! — ска¬зала она.— А я уж думала, не придёте.
— Наше слово твёрдое,— сказал Афоня.— Где, тётка, козлы?
— А может, сначала позавтракаете?
— Делу — время, а потехе — час,— неизвестно почему с важностью сказал Афоня.— Эдак поешь — и работать не потянет. Мы лучше попозже.
Положив бревно на козлы, они принялись за работу.
Пила звенела в руках. Из-под её резцов струйками вы¬летали пахучие опилки. То к Андрюше, то к Афоне, то к Андрюше, то к Афоне…
Маленький толстоногий мальчик вертелся тут же. Он залезал под козлы, хватал горстями опилки и, посыпая себе голову, кричал:
— Дяди, дяди, посмотрите — дождь!
«Дядями называет»,— улыбнулся Андрюша. Он и впрямь чувствовал себя взрослым дядей, который пришёл к родственникам помочь по хозяйству.
Во время отдыха мальчишка тихонько подкрался к Анд¬рюше и насыпал ему за шиворот опилок. Андрюша хлопнул его ладонью по затылку. Мальчишка отошёл в сторону и всхлипнул:
— Чего дерёшься? Я же играю! Андрюше стало совестно.
— С тобой уж и пошутить нельзя,— сказал он.— Ну ладно, давай помиримся.
Минуту спустя мальчик снова возился с опилками. По¬том он поманил ребят в сарай.
— Там курица несётся,— указал он на тёмный угол под крышей.— И яйца уже лежат. Берите сколько хотите…
— Это дело. Яичком перекусить неплохо,— сказал Афоня и полез в гнездо. А вытащив три яйца, сказал: — Теперь надо всем чокнуться. У кого раньше всех лопнет яйцо, тот и помрёт раньше всех.
Первым лопнуло Афонино яйцо. Тогда он засмеялся:
— Всё это враки! Я никогда не помру!
Перепилив дрова, принялись за колку. Сырая берёза под¬давалась плохо, но зато сосна разлеталась с одного удара.
Работал Андрюша с удовольствием.
Куча свежих поленьев увеличивалась. Наконец Афоня расколол последнюю берёзу и крикнул:
— Тётка, принимай работу!
Тётя Фрося была рада. Она попросила уложить дрова в сарайчик, а потом позвала в дом.
На столе дымились жирные щи из свежей капусты. В Андрюшиной тарелке плавал кусок мяса.
У Андрюши никогда не было такого аппетита, как в эту минуту. Он ел впервые свой трудовой хлеб. Тётка подливала самой густоты.
— Уж и не знаю, чем вас отблагодарить! — говорила она.— Дров мне на месяц хватит. Муж-то мой, клепальщик, на грязь поехал в санаторию. Позвонок у него на войне перебит, столбом ходит. Ну, а я-то одна бы не смогла пере¬пилить. Помучилась бы. А в следующий раз позову — при¬дёте, хлопчики?
— Придём,— пообещал Андрюша.— Вы прямо ко мне заходите, как что потребуется. Я в доме инженеров живу.
Ему очень нравилась эта простая, гостеприимная тётка. И за один этот вкусный обед он готов был перепилить хоть ещё полную машину дров.
— А что, хлопчики,— вдруг поинтересовалась тётя Фро¬ся,— вы не из тех ребят, что стадион строят? Говорят, у вас даже инженер есть какой-то молодой, из ремесленного. Это правда?
— Уж не Грицай ли? — спросил Афоня и, улыбаясь, добавил: — Грицай — наш самый хороший друг. Только ему до инженера ещё сто лет ждать. Там и без инженера обойдутся…
— Ты гляди какие!— с уважением произнесла тётя Фрося.
Покончив с едой, Афоня сказал:
— После обеда, по закону Архимеда, треба закурить,— и полез в карман за кисетом.
Он сидел на стуле довольный, усталый, в клубах дыма. Потом встал;
— Ну, тётя, до свиданья! Табачку-самосаду у вас не най¬дётся?
— Чего нет, того нет! — с сожалением сказала тётя Фро¬ся.— Муж-то мой не курит.
— Жалко. Табак у меня кончился,— сказал Афоня.— Хотел бы я у вас тогда…— он замялся,— денег попросить. Не дадите?