Огненный ручей - Неизвестно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через час Майка, Андрюша и Афоня подошли к широ¬кой трубе, валявшейся на земле. Майка несла три кирпича. В ящике у Андрюши и Афони — они несли его вдвоём — их было штук десять.
— Стоп! — сказал Афоня.— Вот моя хата. Складывай у входа!
В трубе было страшно. Почему-то казалось, что сюда вот-вот должна хлынуть вода…
Афоня громыхнул железной коробкой — и труба вдруг озарилась желтоватым светом карманного фонарика. Потом он нащупал на ящике маленькую коптилку и зажёг её.
Труба была широкая. Взрослый человек мог бы ходить не сгибаясь. Афоня перегородил её кирпичами, и она имела вход только с одной стороны.
Пол сначала был вогнутый, и ноги на нём косолапились, но потом Афоня выровнял его. Натаскал землю и накрыл её досками. Из двух ящиков была составлена кровать, на которой теперь лежали подушка и одеяло, из третьего — стол.
Новые кирпичи нужны были Афоне для того, чтобы у начала трубы выложить узкий вход и навесить на него двери.
Впоследствии он хотел свою комнату побелить, электри¬фицировать и даже предложить своей тётке переехать сюда.
— Не труба, а настоящая квартира! — восхитился Анд¬рюша.
— Ну, до квартиры ещё далеко! — сказал Афоня.— Но мне и так хорошо. Ни забот, ни хлопот. А я считаю, что все дети так и должны жить — закаляться! Завидуете небось мне?
— Завидую,— по-честному сказал Андрюша.
— А хочешь — можешь переехать сюда. Поставим но¬вую кровать и обеды сами на костре будем готовить - картошку печь.
— Но меня папа, наверное, не отпустит…
А ты у него не спршивайся- Переезжай - и точ¬ка! Знаешь, как заживём! Скоро тут на бахчах кавуны созреют, так в этой трубе у нас целый склад будет! — И Афоня подмигнул Андрюше.
— А что ж, сюда можно переехать,— сказала Май¬ка.— Только на столе скатерти не хватает.
Андрюша и Майка уселись на кровать. И тут под ними что-то шарахнулось. Майка подскочила.
— Не бойся,— засмеялся Афоня,— не укусит! Откинув на ящике дощечку, он вытащил беленького кролика. Тот в ужасе отмахивался лапками.
— Хорошенький ты мой…— нежно погладила его Май¬ка.— Перепугался!
— Ты что, для еды его? — спросил Андрюша, кивнув на кролика.
— Нет,— ответил Афоня,— просто так держу. Одному-то скучно. У меня и ужонок был. Смешной такой! Высунет морду из-за пазухи и язычком — раз-раз-раз! — молока просит. Уполз, чертяка…
Засунув кролика обратно в ящик, Афоня, не вставая с коленок, заглянул под стол и вытащил из-под него какую-то здоровую гирю.
— Вот, видали, что у меня ещё есть? — сказал он.— Ровно полпуда весит. Я её по утрам поднимаю.— И правой рукой он свободно выжал гирю два раза.— Могу и ещё.
— А дай-ка я! — загорелся Андрюша.
Он подхватил гирю, поднял её на плечо, но, как ни си¬лился, выжать её не смог.
Майка тоже ухватилась за гирю, но даже на плечо не смогла её поднять, только оторвала от пола.
— Мало каши ели,— определил Афоня.— Тут надо тре¬нироваться. Я читал про одного человека, что когда он был маленький, то стал поднимать каждый день маленького бычка. Залезет к нему под пузо и поднимает. А потом, когда бычок стал здоровым быком, этот парень взвалил его на плечи и пронёс несколько шагов.
— Целого быка? — удивилась Майка.
— Да! А что? Я тоже хочу где-нибудь бычка достать. Он бы у меня тут пасся, а я бы его каждый день поднимал.
— А купить его нельзя? — спросил Андрюша.
— Я уже приценивался на базаре — дорогой! Это тебе не кролик.
Пихнув гирю под стол, он привычным движением свер¬нул цигарку и прикурил от коптилки.
— Ну что у вас нового? — спросил он.
— Ничего,— сказала Майка,— живём потихоньку.
— А мой папа хочет домну поднимать,— сказал Анд¬рюша.
— Значит, новую не будут строить? — удивился Афоня.
— Нет. Папа говорит, что и старая будет работать не хуже. Только надо её поднять.
— Это как — поднять?
— Наклон выправить. Домкратами её будут поднимать. Ну, представь себе — дерево напополам согнулось и заго¬родило дорогу. А распиливать жалко. Вот его потихонечку и поднимают верёвками, пока оно опять ровно не встанет. Но дерево — лёгкое дело, а попробуй-ка домну, которая ве¬сит восемьсот тонн! Вот папа мой и мучается…
— Один?
— Ну что ты! Тут одному не под силу. Он предложил только проект, а теперь будут думать все инженеры. А если ему одному браться — совсем, наверное, с ума сойти мож¬но. Он и так у меня ночью, как лунатик, не спит.
— Про него на заводе говорят, что он деловой дядь¬ка,— сказал Афоня.— Тут один повар плохие обеды готовил для рабочих, а твой папаша пришёл, попробовал суп и сразу перевёл этого повара в истопники. А поварихой про¬стую хозяйку назначил. Теперь там такие порции выдают, что еле-еле обед съедаю. А ещё он сказал, чтобы баню и парикмахерскую в три дня построили…
— И построили? — спросила Майка.
— Конечно. Андрюшкиного папашу все слушаются.
Андрюше тоже захотелось сказать Афоне что-нибудь приятное, и он, взглянув на фотографию бородатого стари¬ка в шинели и с пистолетом, стоявшую на столе, спросил:
— А это твой отец?
— Ну, сказанул! — ответил Афоня.— Отец у меня моло¬дой был. Это мой начальник, командир партизанского отряда. Мы его Батей звали. Вот мужик толковый! Раз ска¬жет — как отрубит! И попробуй только ослушайся его — сразу на гауптвахту!’
— А что это такое? — спросил Андрюша.
— Солдатская кутузка. Тюрьма. Снимают с твоей шап¬ки звезду, пояс снимают, и садись на пять там или десять суток. Кормёжка три раза в день, а махорки не дают. А если не «строгача» получил — можно дрова пилить или какие-нибудь ямы для нужников копать…
— А ты в партизанах разве был? — удивилась Майка.
— А как же… в самом тылу врага. В разведке бывал, одного фрица чуть не укокошил, пулю в ноге имею. Вот по¬щупайте…
Афоня приподнял брючину на правой ноге и указал на коленку. Там действительно был шрам, а под шрамом — твёрдый бугор.
— Хотели мне её вырезать, но я не дал. Не мешает. Мне даже лучше с ней; как заболит — значит, к дождю… А ты воевал?
— Не пришлось,— смущённо ответил Андрюша.— Я с мамой в эвакуацию уехал.
— А у нас тут почти все ребята с немцами воевали, кто не успел от них убежать. Мы у них сначала тащили всё, что ни попадалось. Фонарик видели у меня? Это я у фрица… А потом стали в их машины кирпичи из-за угла кидать. Я одному ихнему шофёру всю рожу раскровянил. А видал бы ты, как они жителей расстреливали! Ох, страх прямо! Люди ещё живые в яме, а они их уже заваливают. Посмот¬рел я на это и сразу ушёл с Витахой в партизаны.
— С кем ушёл? — переспросил Андрюша.— С Витахой? А это не тот, который с ребятами по заводу ходит?
— Обстриженный,— вставила Майка.
— Во-во,— подтвердил Афоня,— в тельняшке такой. Раньше он мне другом был, а теперь мы по гроб жизни разошлись. Тут я среди мальчишек вроде бы как за коново¬да считался, и все меня слушались. Потом начался призыв в ремесленные училища. Витаха поступил на сварщика учиться, а я не пошёл. Там, говорят, как в армии дисципли-
ну надо, а я ещё погулять хочу… Ну вот, поступил Витаха в ремесленное училище, образования, значит, поднабрался, и стал он против меня ребят баламутить. Известное дело: получил фуражку с молоточками — самому охота командо¬вать. Говорил, будто я организатор плохой и меня надо в шею гнать, будто толку с меня, как с козла молока, и я никакого хорошего дела не придумаю. В общем, личную обиду нанёс. А я разозлился, хотел было ему накостылять, а потом говорю: «Ладно, я плохой организатор, а посмот¬рим, какой ты будешь!» И я ушёл от мальчишек. Все ребята теперь на каникулах под Витахину дудку ходят, а я — дер¬жи карман шире! Я сам себе хозяин, без них проживу.
— А Витаха на меня тоже драться полез! — сказал Анд¬рюша.— Я хожу себе по домне, никого не трогаю, а он — бац! — налетел. Жалко, тебя не было, а то вдвоём бы мы ему всыпали. Правда?
— А что ж смотреть! Конечно, всыпали бы,— кивнул головой Афоня.— Вот если он тебя в следующий раз тронет, так ты прямо ко мне иди. Тогда посмотрим, кто кого: они нас или мы их. Ладно? У нас союз с тобой будет.
— Давай! — согласился Андрюша.— И Майку надо к нам принять. Хочешь, Майка?
— Дружить, да? Хочу! — с радостью ответила Майка.— Всем ребятам очень нужно укреплять любовь и дружбу! Афоня ахнул:
— Вот здорово! Как она умеет — а?! Вот никогда не ду¬мал, что живого поэта увижу! Ну, а ты вот сейчас ещё мо¬жешь чего-нибудь сочинить?
— Могу,— кивнула Майка.— А про чего хочешь?
— Ну, хоть бы про мою трубу!
Майка на минуту задумалась и вдруг сказала:
Попал Афоня в свою трубу
Сиди и больше ни бу-бу!
Когда Андрюша вернулся домой, его отец, стоя в дверях комнаты, уже прощался с парторгом и Можжухиным.
— Где был? — строго спросил он, но Андрюша почув¬ствовал, что строгость эта была нарочитой.
— С Майкой в шашки играл,— быстро нашёлся Андрюша.— Спать уже захотелось. А у вас как дела?
Взрослые весело переглянулись. А Семён Петрович, вдруг задорно рассмеявшись, подхватил Андрюшу под лок¬ти и высоко подкинул его к потолку.